Страница 46 из 57
16 * Злим Петрович Мещерский (1808—1844) — поэт, пере водчик, публицист и дипломат. Первый русский куль турный атташе в Париже. Автор анонимных коррес- понденций для «Журнала Министерства Народного Просвещения» (1834—1837). Несмотря на идеи о мес сианском предназначении России, был завсегдатаем парижских католических салонов кн. Е.Мещерской, С.П.Свечиной и гр. Сиркур. Переписывался с ГХЯ.Чаа- даевым. После Польского восстания 1830—1831 гг. вы ступил с апологетической брошюрой Lettres d ' un Russe /.../ (Письма русского /.../. Ницца, 1832), о которой пренебрежительно отозвался П.А.Вяземский (см. «Рус ский архив», 1868. Кн. 2. Стлб. 621).
17 * Имеются в виду первые поражения русских войск в битвах при Альме и Инкермане (8/20 сентября и 24 октября/4 ноября 1854 г .) во время Крымской (Восточ ной) войны 1853—1856 гг.
18 * Известны следующие высказывания Стендаля, относя щиеся к России:
«Весь свет ополчился на г-на де Виллеля, но мне он нравится — это хороший финансист и противник русских». ( Запись 1824 г . Stendhal. Milanges de poli tique et d'histoire. Paris , 1933. Т . l.P. V).
a Une maladresse — какой-то неловкости {франц.).
«Лишь немногим более ста лет тому назад на месте Петербурга, красивейшей из столиц, было пустынное болото, а вся окружающая местность принадлежала шведам /.../. Со времен Петра Великого русские всег да считали, что к 1819 г ., если у них достанет на то смелости и воли, они станут властелинами Европы, и тогда Америка будет единственной державой, способ ной сопротивляться им. /.../
У Наполеона были все основания стремиться к тому, чтобы остановить Россию. Война с ней явилась благоразумнейшим из всего случавшегося. /.../
В России никого не удивишь деспотизмом. Он вполне согласуется там с религией, а поелику сам дес пот человек в высшей степени мягкий и деликатный, им возмущаются лишь немногие философические го ловы из числа путешествующих».
[Stendhal. Oeuvres computes. Т . XVII. Napoleon . Paris , 1953. P . 123, 127).
«В Москве 400 или 500 дворцов, украшенных с изысканной роскошью, невиданной в Париже и из вестной только в счастливой Италии. Но все очень просто. Под деспотическим правлением находится во семьсот или даже тысяча человек, имеющих от 5 до 1500 тыс. ливров дохода. Что им делать с такими день гами?
Ехать ко двору? Какой-нибудь гвардейский сер жант, удостоенный царской милости, будет унижать их и отправит в Сибирь, чтобы завладеть их велико лепными каретами и лошадьми. У сих несчастных ос тается лишь одна радость — роскошь и наслаждения /.../».
(Из письма к Полине Перье-Лагранж от 15 октября 1812 г . из Пресбурга. Campagnes en Russie. Sur les traces de Henri Beyle dit Stendhal. Paris , 1995. P . 31—32).
Запись, сделанная в Нанте 1 июля 1837 г .:
«/.../ возле Биржи я встретил одного морского ка питана, с которым плавал когда-то на Мартинику. Он три года пробыл на Балтике и в Санкт-Петербурге.
Так превратимся ли мы в казаков? — спросил я.
Император Н... разумный человек и в качестве частного лица был бы выдающейся личностью. Сей монарх самый красивый мужчина во всей Империи и один из храбрейших; но он как лафонтеновский заяц — его снедает страх. Во всяком умном человеке,
каковых немало в Петербурге, он видит врага; трудно иметь столько силы воли, чтобы противостоять иску шению абсолютной власти.
Царь возмущен Францией и вне себя от суще ствующей у нас свободы печати, но чтобы утолить свой гнев ему недостает каких-то двадцати миллионов франков. /.../
Императору не угодно, чтобы в России были об манутые мужья. Если молодой офицер слишком часто посещает какую-нибудь привлекательную женщину, его призывают в полицию и велят прекратить эти ви зиты, а в случае неповиновения он отправляется в ссылку, так что страстная любовь может довести и до Сибири. Это более всего раздражает молодых дворян. /.../
В России много умных людей, и их самолюбие уязвлено отсутствием Хартии®, хотя Бавария и даже Вюртемберг (величиной с ладонь) имеют оную. /.../ В России свободу понимают совсем иначе, чем у нас; дворяне осознают, что рано или поздно они лишатся (к счастью) своих крестьян, но их унижает невозмож ность ездить в Париж и то, что в самом захудалом французском журнале их трактуют как варваров. Я не сомневаюсь, — продолжал капитан, — что не пройдет и двадцати пяти лет, и у русских будет какое-то подо бие Хартии, а парламентских ораторов корона купит крестами».
[Stendhal. Oeuvres computes. Т . VII. Memoires d'un touriste. Т . I. Paris , 1952. P . 259—260).
В «Истории итальянской живописи» можно найти несколько весьма хвалебных для России замечаний, например: «Осмелюсь ли сказать, но в русских избах я видел куда большую любовь к отечеству и куда боль шее величие. Религия — это их Палата Общин. И поэ тому мысль о том, что в 1840 г . русские станут влас тителями Италии, отнюдь не пугает меня». ( Campagnes en Russie. Sur les traces de Henri Beyle dit Stendhal. Paris , 1995. P . 52).
19 * «/.../ восхищение Бальзака /.../» — вряд ли можно со мневаться в том, что оно было притворным (см. при меч. 5 к Главе II).
а См. примеч. 4 к Приложению I.
20 * «/.../ поношения Мишле» — «(Император, —Д.С.), об ращающий в свою веру железом и благословляющий кнутом, /.../ явил за последние двадцать лет неслыхан ные притязания на роль божества. /.../ Он запретил времени быть временем и, отменив астрономию вкупе с математикой, навязал старый календарь, уже отверг нутый остальным миром. Он запретил цене быть ценой и повелел, чтобы три рубля почитались отныне за пять. Он запретил разуму быть разумом, и когда в России обнаружился вдруг здравомыслящий человек, его заперли в дом сумасшедших» 3 . ( Legendes dimocratiques du Nord , par J . Michelet . Paris , 1854. P . 257—258).
21 * По поводу этой полемики ВлСоловьев писал:
«В 1853 г . учитель церкви (славянофильской) Хо мяков начал печатать в Германии и Франции ряд блес тящих полемических брошюр против западных испо веданий. Вся сила этой полемики состоит в следующем весьма простом приеме. Берется западная религиозная жизнь в ее конкретных исторических явлениях, одно сторонность и недостатки в этих явлениях обобщают ся, возводятся в принцип, и затем всему этому проти вопоставляется «православие», но не в его конкретных исторических формах, а в том идеальном представле нии о нем, которое создали сами славянофилы. Это идеальное представление резюмируется в формуле: «церковь как синтез единства и свободы в любви», — и эту-то отвлеченную формулу славянофилы выстав ляют в обличение действительного католичества и действительною протестантства, старательно умалчи вая или затейливо обходя те явления в религиозной истории Востока, которые прямо противоречат такой формуле. Западные христиане беспощадно осуждают ся за то, что живут в своих тесных, дурно построен ных и частью разоренных храминах; им предлагается огромный и великолепный дворец, которого единст венный недостаток состоит в том, что он существует