Стена Искандара

* * * Налей мне, кравчий, чашу до краев В день радости веселья и цветов! В день равноденствия заварим пир, Чтоб ликовал и радовался мир. Певец, на лад весенний чанг настрой И пой мне песню, возглашая: «Хой!» Коль скажешь: «Брат мой! О мой друг! Яр! Яр!» Отвечу: «Дух мой полон мук! Яр! Яр!» Коль в дальнем Чине жить мне предстоит, Пусть чанг твой песней Чина зазвенит. Пой мне: «Яр! Яр!» А я под песнь твою В глухом изгнанье молча слезы лью.

О приятности весны юности и радостях сердечных в пору юности весны; прославление ее, подобное песне соловья, в тысяче мелодий восхваляющего столепестковую розу. Дети цветника насыщаются грудью кормилиц-облаков и обретают зелень одухотворенности

Прекрасный мира сад меня влечет. Прекрасен утра юности восход. Дни юности, как воды с крутизны, Свергаются, но радости полны. Весною к голубым лугам Овна Идут пастись и солнце и луна. И обрастают молодой листвой Нагие ветви с новою весной. Гремящие громады облаков Идут, как стадо боевых слонов. То, низвергая брызги вдалеке, Смотри, — слоны купаются в реке! И капли падают из темных туч, Как с каменных боков слоновых круч. Не капли — струи, бурная река! Весенние несутся облака, Не капли рассыпая — жемчуга На синие моря и на луга. Трава открыла глубь подземных жил, И красный свой фиал тюльпан раскрыл. Но в чашечке тюльпана чернота, Дурная у него в крови черта. Отгонный луг, цветением объят, Перепоясал шелком свой халат. Такие расцвели цветы в саду, Что равных им я в Чине не найду, Вкруг кипариса, красно-золотой, Как волос, вьется дягиль молодой. И дягиля высокие цветы, Как амбровые кудри, завиты. Фиалка к говорливому ручью Склонила томно голову свою; Она хмельна, хоть из ручья пила, Недаром свой подол подобрала. И у нарцисса день за днем пиры, А пьет он из лимонной кожуры. И, набекрень колпак напялив свой Он в полудреме никнет головой. Цвет лилии белеет невдали, Иль то Меджнун тоскует о Лейли? Или душой от мира он ушел И радость в отрешенности обрел? Пылает роза, пламени красней; Над ней, как саламандра, соловей. Но роза не гнездо его сожгла, А само существо его сожгла. Несется по полям гонец ветров, Стеля шелка стоцветные ковров. Как фонари, тюльпаны зажжены, Но чернью их сердца заклеймены… И ветерок, когда о том узнал, Их лепестки по степи разметал. А роза белая, полна красы, Отяжелела в серебре росы. И на рассвете инеем блестит Роса, что цвет весенний тяготит. В ту пору расцветает аргаван, Весь в пурпуре — блистает аргаван. И восхищает он сердца людей Багряною одеждою своей. Из тучи капли падают, блестя, Круги на влаге циркулем чертя. Нет, ты взгляни, без циркуля они Круги и кольца чертят, как Мани. Блистая станом дивной красоты, Подвесил тополь серьгами цветы. И, как эдем, цветет весенний луг, Где кипарисы стали в полукруг. И дождиком на рощи и луга Апрель свои рассыпал жемчуга. Несутся грозовые облака, Раскатывая гром издалека. И львиным ревом содрогают степь, И грозных молний разрывают цепь. Весенний дождь сравни с живой водой, А струи с жизнью — вечно молодой. Идут — за водоносом водонос — Над степью тучи в полыханье гроз. И воплощается душа травы В ростки, цветы и яркий блеск листвы. А в том, кого не радует весна, Жизнь не жива, душа омрачена. В том человеческого сердца нет, Кого весны не опьянит расцвет. Вот распустилась роза, и над ней Поет, гремит, стенает соловей. Но тот под сени сада не придет, Кто встречи с другом избранным не ждет. А мы за Искандаром в сад сойдем, Осыпанный сверкающим дождем.

РАССКАЗ О СОЛОВЬЕ

НАЗИДАНИЕ

Искандар спрашивает Арасту, почему естество человека как бы возрождается в пору цветения весенних роз; и ответ Арасту, подобный дыханию ветерка из сада мудрости