Семь планет

3

Шах, обретя счастливую любовь, К вину и музыке вернулся вновь. В звенящих кубках пенилось вино, И пение звенело заодно. В саду, нередко до ночной поры, Он царственные задавал пиры. Дворцовый сад мы раем назовем: Царица рая пребывала в нем, Нет, роза, украшавшая цветник! Бахрам терял сознанье каждый миг… Когда, вином веселым насладясь, Из белой розы красной становясь, Настраивала звонкий чанг она, — Согласно пели струны, лишь одна Струна, оцепенев, рвалась в тиши: Рвалась струна Бахрамовой души. Не чанг — отшельник у нее в руках: Он стан сгибает, как святой монах, Он опускает скорбную главу… Нет, пьяницей его я назову: Звенит он — и заслушался кабак, Сам пьяный, опьяняет он гуляк. Но входит гурия в его игру. Заводит песню магов на пиру — И мир преображается земной, Задет ее волшебною струной. Мы вспомним феникса, на чанг взглянув: Всю чашу выдолбил чудесный клюв, В ней дырочки сквозные — то проход Для тонких струн… Какой мудрец сочтет Число всех звуков, что звенят вокруг? Из каждой дырочки исходит звук, Летя по струнам! Лишь рукою тронь — Как феникс, чанг низринет в мир огонь. Заслушавшийся мир объят огнем, Но чанг, сгорая, вновь родится в нем. Хотя павлином феникс наряжен, Он соловьиным горлом наделен. Нет, феникс музыку завел свою, — Сгорая, мир внимает соловью. Не диво, что весь мир к нему приник: Китайский соловей розоволик… Розоволикой был Бахрам пленен, Покоя без нее не ведал он, Не отрывал от милой пери глаз, От песен — слуха, пламенел и гас, Он без нее метался без души, Но рядом с ней лишался он души. Он пил вино, от страсти к ней сгорев, Жизнь возвращал ему ее напев. Волшебным пеньем сердце зажжено: Чтобы залить огонь, он пил вино. Она лицо откроет — гибнет он. Уста раскроет — издает он стон. Чтоб успокоить сердце, бедный шах, Прервав пиры, охотился в степях, Но удалялся от пиров ли он, Иль предавался шумной ловле он, С возлюбленной не разлучался шах, Быть без нее не соглашался шах… В степях Китая жившая досель, Любила черноокая газель Степной простор, степную пестроту, Тюльпаны в обжигающем цвету. Вот почему ей были по душе Поездки в степь и отдых в шалаше. Охотники неслись и гнали дичь, Веселый, грозный издавая клич, Скакал Бахрам по травам и камням, Качалась в паланкине Диларам. Охоту превратил в обычай он, Но сам для пери стал добычей он: Лукавый идол пеньем колдовским Его смущал и властвовал над ним. Желая загасить любовь, Бахрам Все чаще припадал к ее устам, Но пламя страсти не погасло в них: Как видно, заключалось масло в них! Любовь неутолимою была: Ведь гурия — любимою была! Чем больше утолял желанье он, Тем дольше чувствовал пыланье он. Шах даже рядом с ней терял покой, А без нее стонал он, как больной. Свиданья были гибельней огня, А без нее не мог прожить он дня. Она ему подругою была, Возлюбленной, супругою была, В беседах с ней он счастье находил, В свиданьях с ней он страстью исходил. Своей любовью так увлекся он, Так близостью к луне зажегся он, Так был он околдован, так привык Перед собою видеть лунный лик, Что, властный, он при ней не смел вздохнуть, А без нее в тоске терзалась грудь. И до того дошло, что мудрый шах Забыл о государственных делах, И правосудьем он пренебрегал, Несчастным людям он не помогал, Заботами не радовал народ. Уже роптал, досадовал народ, — Не слушал жалобы народа он. Так прожил три-четыре года он… Кто яд любви вкусил — в конце концов Лишится всех престолов и венцов. Бедняк последний, гордый шах страны — Пред воинством любви они равны. Любви подуют смелые ветра — Взлетят равно и щепка и гора. Поток любви обрушится с высот — Равно дворец и хижину снесет. Дракон пред ней дрожит, как муравей, Как жалкий нищий, робок царь царей! И вот, заботы царские поправ, Завоеватель множества держав — Владыкой всех племен его зови — По доброй воле стал рабом любви. Теперь одну преследовал он цель: Охотясь, развлекать свою газель, Отыскивать все новые места, Чтоб скуки не знавала красота, Покуда час веселья не пробьет И луноликая не запоет. Стремится он и к песне и к вину, Лишенный воли, видит он одну Свою черноволосую мечту, Любовь звонкоголосую в цвету! Погибелью душе грозит вино. Когда ж оно с любовью — заодно, Бессилен человек: судьбу губя, Он пустит по ветру всего себя. Был шах пленен любовью и вином, О том, что стало с ним, рассказ начнем.