Страница 49 из 155
— Тпрру, стоялый! Ужо пожди мя.
Знакомые, понятные слова и строгие нотки в голосе хозяина успокоили взволнованного коня. А в стогу начался негромкий, ровный, но иногда наполняемый тревогой и волнением разговор. Начал моросить мелкий дождь. Феодор, привстав, надел и завязал в поясе нижние льняные порты и лег опять рядом с любимой. Неле, накинув на еще нагое, остывающее от страсти тело кафтан Феодора, и, уткнувшись челом к нему в плечо, со слезами в голосе рассказывала, что дела у тиуна Якима в Новгороде, по слухам, шли плохо. Яким собирался днями отправить их с сестрой в свое сельцо, что лежало за Липной. С ее слов княжич понял, что добираться туда верхи надо несколько часов. Слова ее сильно встревожили Феодора, хотя он и без нее знал о недобрых событиях в Новгороде, о боярском заговоре, о том, что бояре подбивают новгородцев подняться против посадника Ивана, владыки Антония и всех сторонников его отца.
Но все это тревожило княжича в первую очередь потому, что могло стать серьезным препятствием для его свиданий с Неле. В душе Феодора все бунтовало против тех, кто мог встать на их пути. Но в голове своей он уже создавал план, как будет встречаться с ней у Липны где-нибудь в лесной сторожке. Он думал уже о том, кого из молодых гридей сможет он посвятить в свои любовные дела и сделать своим надежным слугой, проводником и помощником.
Небо вскоре совсем нахмурилось, и пошел дождь. Княжич и Неле быстро оделись и спустились со стога вниз. Феодор поправил ослабленное сбившееся седло, подтянул подпруги. Следом стянул со стожка красивую малиновую ортму, отряхнул ее от былинок, свернул в несколько раз и набросил коню на загривок, ближе к передней луке седла. Неле тем временем отряхнула от травы свой сарафан и поправила волосы. Напрягая все силы, он подхватил ее под стройные бедра и помог ступить ногой в стремя, а затем подсадил, чтобы она удобнее могла усесться на эту ортму у седла. Поправив узду, Феодор легко сел в седло и тронул коня. Всю дорогу домой они договаривались о том, какой знак он подаст ей, а она ему, когда им нужно будет увидеться или что-то сообщить друг другу. Условились так, что она должна будет прийти туда, куда будет указано, если посланец передаст ей его нательный крест с изображением Спасителя и св. Феодора Стратилата. Он же должен был немедленно прискакать к ней или найти ее, если она передаст с посланным свое янтарное ожерелье, купленное ее отцом на берегах Варяжского моря.
Погода испортилась совсем. С севера подули холодные и злые ветры, принесшие несчетные дожди и распутицу. Перед вечерней накануне Преображения Господня дождь прекратился, и прояснело, даже глянуло солнышко. Ночь была погожей и теплой. Но на Преображение с полудня вновь нахмурилось, а затем пошел ливень. Дни шли, а сухой и ясной погоды так и не наступало. Бабье лето не пришло.
Смерды и земледельцы окрестных новгородских слобод и сел то горестно и беспомощно вздыхали и крестились, то поднимали в злобе и исступлении свои руки к небу и, грозя ему, ругали неизвестно кого. Все то, что выросло жарким, засушливым летом и еще не было собрано или убрано по дворам, погибало под проливными дождями и студеными ветрами.
— Три же осени наиде дождь бес престани день и нощь, с Госпожина дни и до Николина дни: ни сена беаше людем лзе добыта, — писал в тот год новгородский летописец.
Неспокойно было той осенью в Новгороде Великом. Постой низовсхих полков, неурожай и непогода подняли цены на торгу. Городское простонародье и ремесленный люд оказались на грани голода и нищеты. Бояре — противники князя Ярослава, кого поддержали священники приходских храмов Софийской стороны, купечество, торговавшее с немцами у границ Чудской земли и в устье рек Наровы и Невы, завели «велику крамолу» и подняли «просту чадь» против владыки Антония и других сторонников князя.
Холодным и дождливым осенним вечером прискакал из Новгорода на Городище человек тиуна Якима, который в присутствии своего господина, молодых княжичей и Феодора Даниловича рассказывал, что вчерашним днем бояре созвали простолюдинов на княжеском дворе и сотворили вече. Выкатили из погребов несколько бочек с брагой и медовухой, опоили людей. Народ взялся за дреколье и секиры и двинулся к владычному двору. Пришли туда всем скопом и выволокли из владычных покоев к народу мниха Арсения — владычного печатника и казначея, мужа кроткого и смиренного и возвели на него великую крамолу, обвиняя в том, что де выпроводил владыку Антония в Хутынский монастырь, а сам занял Владыкино место, дав мзду князю. Отобрали у Арсения все ключи, затем как на злодее порвали на нем подрясник и вытолкали в шею за ворота двора, по дороге избивая его. С трудом уберегся Арсений от смерти и затворился в Святой Софии, а утром чуть свет бежал в Хутынский монастырь. Тем временем простой люд раскрыл двери всех винных владычных погребов, выкатил бочки с хмельным и принялся бражничать. Бояре же послали за владыкой Антонием в Хутынскую обитель. Утром архиепископа привезли, силой водворили на своем месте и приставили к нему двух мужей Якуна Моисеевича и Микифора-щитника. Но и то было не все. Через час-другой взмястился весь город. Народ собрался на вече. Люди шли с оружием в руках, с пьяных глаз истошно орали во всю глотку, потрясая копьями и секирами. С веча с оружием пошли толпой на сотского Вячеслава и стали грабить его двор. Затем грабежу подверглись дворы брата сотского Богуслава, владычня стольника Ондреича, княжеских сторонников Давыдка и Судимира. Послали грабить и липеньского старосту Душилца, а самого его хотели повесить, да тот утек вовремя. Говорят, подался ко князю Ярославу. Зато схватили жену липеньского старосты и глумились над ней. Словом, в городе начался великий мятеж, в котором черные люди выступили против князя Ярослава на стороне боярской знати, обвинившей во всех бедах и несчастьях княжеских сторонников.
Вести были слишком тревожны. Выслушав их и отпустив соглядатая, тиун Яким и Феодор Данилович в присутствии молодых княжичей еще некоторое время совещались. Решено было собрать всех княжеских кметей из ближайших слободок на Городище, выставить караулы на воротных вежах и вести конный дозор на ближайших дорогах. Когда разговор зашел об охране дорог и дозорах, Феодор сильно заволновался, покраснел и с трудом скрыл свое беспокойство. Однако дядька, обратив на это внимание, подумал, что молодой княжич возможно перепугался. Тиун же просто не заметил волнения Феодора. Вернувшись в свои покои после совета у тиуна, Феодор долго не мог успокоиться, что заметил Алексаша, пытавшийся поговорить с братом и поделиться с ним своими переживаниями. Однако старший княжич как-то растерянно отмалчивался и вместо того, чтобы поужинать и стать с братом на вечернюю молитву, вышел из терема на двор. Холодные осенние сумерки спустились на округу. Дождь прекратился, и задул сильный холодный ветер. Спускаясь по ступеням с высокого гульбища, княжич заметил, что в больших лужах близ княжеского подворья отражаются полноликая луна и темно-синее небо в просветах серо-сиреневых облаков, проплывавших вверху. Легкая рябь иногда пробегала по поверхности воды. Княжич остановился на одной из верхних ступеней на спуске с гульбища, поднял глаза к небу и увидел полную луну, ярко освещавшую небосвод в просветах между облаков. В душе его натянулась какая-то болезненная струна, мелодично и тонко звеневшая под посвист осеннего ветра. Сердце его было наполнено тоской и ожиданием. Уже две недели, как уехала его желанная, и не было вестей от нее. Все его мысли кружились вокруг ее образа. И он постоянно задавался вопросами о том, где она, что с ней, вспоминает ли она о нем. А ныне как назло пришла новая беда — замятия в Новгороде, и завтра выставят на дорогах дозоры, и, не приведи Бог, перехватят человека с весточкой от нее. А он — князь Новгородский — может и не узнать о том, что она зовет и ждет его. Вдохнув всей грудью холодный осенний воздух, Феодор всмотрелся в небеса, молча взмолился Господу о том, чего просила и ожидала его душа, и перекрестился. Оторвав глаза от неба, он увидел, что подворье почти опустело, и лишь в самом низу, в сумерках, у лестничного спуска маячила небольшая фигурка какого-то человека. Опустив длань на рукоять малого меча, притороченного у кожаного пояса ошую, Феодор смело пошел вниз по ступеням. Человек, стоявший внизу, не двигался с места, и, казалось, смотрел на княжича. Сначала Феодору показалось, что это какой-то нищий, случайно пропущенный сторожей в ворота городищенского крома за милостыней, что бывало и ранее. Но, спустившись ниже, он увидел, что это юноша годом или двумя старше его, хотя и одетый в нищенские лохмотья, выглядевшие совсем убого.