Страница 4 из 189
- Послушай, Бесс. Я знаю Сантелли. Тони начал летать, когда мы с тобой еще на
свет не появились. Никто из них не подпустит Томми к трапециям, пока он не
будет под надлежащим присмотром. Удивительно, что Сантелли вообще решили
им заняться… обычно они работают с семьей, не берут чужих. Кто это был, Томми? Пожилой такой… Антонио?
- Нет, молодой парень. Марио.
- Так, – сказала Бесс Зейн, – ладно Антонио, но мальчишка? Он вообще понимает, что делает?
- Не такой уж он и мальчишка, – возразил Том. – Призывного возраста… лет
двадцать-двадцать один. Он летает с ними годами. И хорошо летает. Они
выступали у Старра.
- Господи, и что же они делают в наших трущобах?
- В тридцатые у них был какой-то несчастный случай, и семья временно
раскололась, – ответил Том Зейн. – Я не в курсе деталей.
Такое выражение его лица Томми знал с детства. Отец был в курсе, даже очень, только не хотел при нем обсуждать.
- Так или иначе, они здесь, и Томми надо ловить удачу. Никто не сможет научить
его лучше. И они приличные люди, Бесс, семейные. Старой закалки. Томми будет
с ними хорошо. Расслабься, Бесс, пусть парень развлекается.
Вот так все и началось. Сперва от случая к случаю – по несколько минут за раз.
Один лишь Марио уделял мальчику внимание, Папаша Тони вообще его не
замечал – по крайней мере, так казалось Томми – но он все равно был доволен.
Антонио Сантелли обладал громким резким голосом и весьма вспыльчивым
темпераментом. И то, и другое он с готовностью пускал в ход, не делая разницы
между своими и чужими. Анжело держался вежливо и дружелюбно, но для него
Томми был просто очередным ребенком, прибившимся к номеру. Помимо
нескольких минут уроков шла тяжелая кропотливая гимнастика: работа на
параллельных брусьях, которые держал для него отец; часы бесконечных
простых кувырков; обучение владеть своим телом под любым углом, переворачиваться и менять руки в любой точке кача, безопасно падать в сетку.
Постепенно сумбурные минуты три-четыре раза в неделю превратились в
полноценные тренировки. Закончив ежедневную утреннюю разминку, Папаша
Тони и Анжело надевали свитера и уходили. Марио подавал знак, и Томми
карабкался на аппарат.
Довольно скоро мальчик начал проявлять нетерпение – он жаждал настоящего
полета. Раскачивания на одиночной трапеции, перемежающиеся падениями в
сетку и маневрами на перекладине, не сильно отличались от упражнений на
воздушной лестнице в десяти футах от земли. Но когда Томми сунулся с этим
вопросом к Марио, тот живо его срезал.
- Никаких полетов, пока я не почувствую, что ты готов. Сказано же было, придержи коней.
Однако прошла неделя или чуть больше, и где-то в Арканзасе (Томми никогда не
запоминал названия городов) Марио позвал его, когда Анжело еще был на
аппарате. Томми медлил, но Марио настоял, и мальчик послушался.
- А теперь смотри внимательно.
Марио подтянулся, сел в трапецию, как на качели, потом соскользнул спиной
назад, держась только руками и опираясь лодыжками – всему этому он уже
научил Томми. Когда Анжело, раскачиваясь, достиг крайней точки, Марио
отпустил перекладину и упал навстречу ему, без видимых усилий сцепившись с
ним руками. Секунду они так и летели. Потом Марио возвратился на мостик и
повернулся к Томми.
- Как считаешь, получится у тебя сегодня такое?
Томми распирало возбуждение.
- А можно?
- Вот это мы сейчас и проверим. А то приклеишься к своей перекладине, отдирать
придется.
Анжело нырнул в сетку, и Томми издал тихий разочарованный звук.
- Ничего, я буду тебя ловить, – сказал Марио. – Не тратить же на тебя время
Анжело.
- Ты тоже ловишь?
- Иногда. Папаша Тони уверен, что мы должны уметь все. Я начинал ловитором, а
мой младший брат, Джонни, летал, потому что я был выше. Только ему нравилось
ловить, а мне летать, так что мы поменялись.
- Не знал, что у тебя есть брат.
- Даже два. Близнецы.
- Как их зовут?
- Джон и Марк. И сестра у меня есть, Лисс.
- А почему они не выступают?
- Марк никогда не учился полетам, Джонни два-три года назад ушел на свои
хлеба. Лисс вышла замуж. Ты хочешь летать, или так и будем болтать весь день?
- Прости. Я не нарочно.
- Забудь, проехали.
Марио прыгнул в сетку и забрался на другой конец аппарата. Устроившись в
ловиторке, он уже снова улыбался.
- Хорошо, начнем. Запомни, по моей команде ты отпускаешь перекладину и
ныряешь на меня. Не хватайся, просто вытяни руки, и я поймаю. Ты скорее всего
промажешь… все мажут в первый раз.
Он опрокинулся назад, обвив ногами стержни ловиторки, и принялся медленно
размеренно раскачиваться.
Томми застыл на мостике. Во рту было сухо, но что-то внутри отсчитывало ровный
ритм. Он взял перекладину.
- Пошел! – сказал Марио, но Томми уже прыгнул, сильно бросив тело вперед.
В середине кача он вытянулся – локти, колени (это называется «свежевание
кота», мелькнуло в мыслях) – услышав команду Марио, разжал пальцы и ощутил, как движение трапеции посылает его прямо в вытянутые руки парня.
Разумеется, Томми промахнулся. В животе екнуло, когда полет превратился в
падение.
- Переворачивайся! – крикнул Марио, но Томми уже инстинктивно извернулся: это
получалось на чистых рефлексах.
О сетку он ударился там, где она выгибалась возле тросов, и, вместо того, чтобы
спружинить, соскользнул, чувствуя, как обжигает кожу на голых локтях. Дыхание
перехватило. Нечаянное падение в корне отличалось от тех намеренных
прыжков, которым его обучали. Удивленный и дрожащий, Томми лежал на спине, а Марио, свесившись сверху, смеялся.
- Ну что, видишь? Между падением и нырком большая разница! Еще разок?
- Сейчас, только отдышусь.
- Дольше оставайся на перекладине. Ты отпустил слишком рано. Жди моей
команды.
Томми влез на мостик, прыгнул и снова промахнулся. И в третий раз тоже. На
обоих плечах темнели синяки, жесткие тросы сетки ободрали левое колено и
правый локоть. От разочарования щипало в глазах.
- Еще раз! – крикнул Марио.
- Наверное, не получится.
- Что, спасовал? А ну лезь сюда! Ты все равно слишком рано отпускаешь. Бросай
к концу кача!
На этот раз запястья Томми действительно скользнули по ладоням Марио. Но не
успел он толком порадоваться успеху, как потерял хватку, судорожно сгреб
воздух и локтем ударил Марио в лицо. Быстро перевернувшись, Томми
приземлился в сетку и почувствовал, как рядом упало тяжелое тело. С ойканьем
освободившись – теперь огнем горели оба локтя – он оглянулся. Марио, покачиваясь, сидел позади, и по лицу его струилась кровь.
- Ой, у тебя кровь из носа пошла…
- Знаю, черт тебя подери!
Марио впервые забылся настолько, чтобы выругаться: как все артисты, работающие преимущественно с детской аудиторией, он обычно следил за
языком. Но эта оплошность даже немного обрадовала Томми – будто бы он
больше не был чужаком, ребенком, о котором надо заботиться.
- Прости, Марио, это я виноват. Потерял равновесие…
- Ты начал хвататься. Я же предупреждал, – Марио вытащил из-за пояса
пропитанный канифолью платок (они все носили такие, чтобы вытирать
вспотевшие ладони) и прижал к лицу.
- Надо бы посоветовать тебя той леди, которая зарабатывает на жизнь борьбой
с тиграми, – и он небрежно добавил: – Ты меня не сшиб, не думай. Я
почувствовал, что идет кровь, и сам спрыгнул. Все, на утро достаточно. Пойду
поищу льда, пока не залил тут все. Брысь.
- Может, помочь? Льда принести? – беспомощно спросил Томми.
Марио спрыгнул с сетки.