Страница 44 из 168
Власть. Это загадочное, может быть, и пустое слово «человек» можно понимать, как явление власти в природе. Можно оспаривать все другие атрибуты понятия человека: милосердие? его можно не меньше найти и в природе, любовь, сострадание, и пусть инстинктивное, но все равно сознание: есть сознание и какое! но вот стремление к исключительному господству, и подчинению себе всего живущего под предлогом лучшего для всех, а в действительности, чтобы себе лучше пожить, такой организации всего живого по своему плану, — вот чем отличается человек на земле. Последовательный анархист должен бы дойти до свержения власти человека в природе, а не только в обществе… Впрочем, анархисты, конечно, если и не говорят прямо об этом, то оно само собой выходит как из рассуждений их, так из их отношения к природе.
<На полях:> Семью Домны Ивановны многострадальной описать параллельно с лозинкой, которая росла и росла. Начало где-то есть, очень хорошее.
На Журавлиной родине днем на воле слепни, в комнате мухи, вечером комары, ночью вши, блохи и, особенно, клопы. Я сегодня ночью сбросил одеяло с груди, вышел на улицу, сел на лавочку и долго при ярком свете остатка луны любовался игрой ветра на лозине нашего соседа. Не было ни одного момента покоя, дерево всеми своими листочками играло и жило прекрасно. А изба, возле которой оно стояло, была самая бедная в деревне, крыльцо в ней было все кривое, один чайник-умывальник только и висел прямо. Дерево жило прекрасной жизнью, тысячи, десятки тысяч листиков-жителей всем организмом на своих стебельках, ветвях, закрепленные с жизнью земли единым стволом, сияли всем своим свободным государством при лунном свете так прекрасно! А человек, «властелин мира», плохо спал у себя, расчесывая грудь по укусам клопов грязными ногтями. Он был полуработник, потому что стал слепнуть: жена его, маленькая сухая женщина, работала от света дотемна, и у нее голова болела всегда и днем, и ночью. Старшая дочь, вековуха, была уродлива и зла. Вторая дочь ходила на фабрику и копила приданое. Сахару в семье не было, чай никогда не пили. Огурцы пропали от мороза, семена на новый посев купить было не на что. Остались без огурцов. Хлеб, картошка и лук. Младшая дочь работала вместе с матерью, она завидовала средней, что та копит приданое, часто дрались. И еще двое было маленьких, угрюмый Мишка и всегда крикливая плачущая Лизка. Прошлое вспомнить было нечем, настоящее убийственно, будущее беспросветно: ежедневно картошка с луком, днем мухи, вечером комары, ночью клопы, вши и блохи. С утра до ночи все грызлись, ночью грызли всех клопы. Неужели же это властелин земли? Да, он кое-что мог. Только очень был подавлен, и не приходило в голову сорвать сердце на лозинке. А мог бы срубить! И как могла она десятки лет жить, распускать, размножать свои ветви и листики-жители, не обращая никакого внимания на своего властелина…
18 Августа. Ходил к Скорынину за бекасами, но всего за все утро нашел одного, которого и убил. В предрассветный час был дождь, а потом страшнейшая жара. Нога болит все сильней.
Снимал Попов Рог.
19 Августа. Спас яблочный, а яблочка ни одного, нигде. Спрашивают: «Куда делись яблоки?» Отвечают: «Подвоза нет». Смеются: «Подвоза нет!», раскулачили садовников, вот и подвоза нет.
Жара! ходил по журавлихе, убил двух бекасов и коростеля, в черныша промахнулся. Снимал р. Журавлиху (она является в водливые годы).
У Нерли начались краски (1-й день). Я удачно начал ломать у нее поиск (потому что при плохой стойке и широком поиске часто упускаешь дичь).
В такую жару безоблачное небо у нас бывает белым, не голубым, и часто в этом молочном небе безоблачном чувствуется за этим белым как будто что-то темное. Началась на днях большая высыпка бекасов, вчера убил 5, из них два были уже жирные.
В деревне овинный дух.
Пастух, как новобранец, считает себя обязанным пить водку и оттого сильно поглупел.
Дочь хозяйки в Москве поймала коммуниста и привезла его в деревню гулять. Днем она надевает лучшее свое городское платье и лежит на траве перед домом на улице. Вечером каждый день напиваются. Грубое животное, возможно даже и непартийный, но все поверили, что он партийный и надеются через него попасть на место.
У женщин переполох.
Вчера было второе тихое утро с орошенной паутиной.
Вопрос экономисту:
Кустарная промышленность наша или ремесло за границей…
Что, ремесло совсем умирает или же оно в крупной промышленности как бы воскресает? Я хочу сказать, что крупная промышленность обязана ремесленным навыкам…
24 Августа. В книгу «Охота с фотографией».
Сегодня солнце взошло несвободно через сплошную пелену облаков и роса явилась поздно, когда солнце оказалось значительно высоко. Но зато тем ярче сверкала роса и трава, и необыкновенно четко раскинулись на кустах орошенные тенета пауков. Нерль причуяла тетеревиный выводок и повела. Продвигаясь вперед медленно за собакой, я вдруг увидел на поляне с редкими кустами множество больших паучьих сетей, до того разукрашенных росой, что я, такой страстный охотник, остановил собаку, уложил ее и принялся фотографировать. Из мелькающих мыслей, между прочим, была одна: «Вероятно, моя страсть к наслаждению красотой сильней, чем охотой».
Покончив с паутиной, я оглянулся на несчастную Нерль и попросил ее продолжить подводку. Она повела сначала неохотно и неуверенно. У меня было сомнение в том, что ведет она по свежему следу. На мою команду она <1 нрзб.>. Я уверился. Нерль переступала с лапки на лапку. Вот-вот грохнет выводок. И в этот момент прямо перед моими глазами, перед носом показывается роскошная ткань паутины и самое главное — сам громадный хозяин паук посередине. Вот бы сфотографировать, будет ли еще такое утро, а паука посередине уж не увидишь! Но Нерль остановилась и замерла. Нет, оказалось, это было неверно, что страсть моя к исканию красоты сильней, чем к охоте. Как только Нерль замерла, и паутинная стена мешала стрелять, я разорвал ее…
Вперед! — приказал я Нерли.
Я сдернул рукой паутину, мешавшую стрельбе, сбросил паука.
— Вперед, — сказал я Нерли.
Грохнул выводок.
Я принес в это утро домой двух роскошных, почти совершенно черных петухов с косицами даже. Но весь день прошел, и я стал обдумывать, вспоминать и решать, что же мне от него осталось, что было мне как счастье, как радость и притом навсегда как-то прочно: это множество капель росы, сверкавших на еловой лапке — в это время я снимал кружево…
На утренней заре весело стучат гуськи-дубовые носки. Я долго стоял и смотрел из-за угла, как работала вдали семья. Виделась большая женщина в белом, и казалось, это она управляла ритмом молотьбы. (Вот тут-то я раздумывал о ремесле (см. выше).
Вопрос экономисту: сохраняет ли крупная промышленность характерные аристократические навыки предшествующей эпохи ремесленного производства, больше — возможно ли <2 нрзб.> без предшествующей школы ремесленного навыка.
За нашим матросом-большевиком вся деревня ухаживает. Домна Ивановна готова на куски разорвать коммунистов, а для этого «зятя» сегодня зарезала почти последнюю курицу, и зять должен же был видеть это блюдце со множеством яиц, вынутых из курицы. И как не зарезать! Он вчера сказал Поле: «Приезжай ко мне в Москву, в школу устрою». Молодежь льнет к нему в надежде получить местечко. Возможно, что зять этот на неделю всего, и что вовсе даже не коммунист… Все объясняется крайне жалкой жизнью, люди хватаются за всякую возможность. И потом это и сила: сделать врага своим, затянуть его в свое болото.