Страница 52 из 104
20 Апреля. Диво — утро, огонь раскинулся на полнеба от невидимого солнца, после восхода солнце оставалось за облаками, но просвечивало, ни серо, ни ярко, как яйцо в мешочке.
После обеда хотел было возвратиться суховей, но к вечеру стихло. Слышали кукушку.
Ко мне «прикрепили» (есть мандат) мужика, который обязан возить меня по всему уезду.
21 Апреля. Лунная ночь тихая, теплая, вся ночь во власти луны. В 1 ночи, а не в ½ 4-го, как обыкновенно, и после всех болотных птиц мы услышали бормотание и шипение тетеревей всего Чистика! Мы подумали было, что это лягушки, но потом оказалось, что и куропатки кричат, и кроншнепы, все птицы эти поют, токуют, принимая луну за солнце. Или это тепло настоящей первой весенней ночи так действует? Все перепуталось, и кроншнеп поигрывает свою плясовую. Ток был очень бурный, но раскидистый. Самки подбегали к самому току, и бал близко от шалаша, что в тишине явственно слышалось тукание ее ног. День вышел опять знойно-ветреный и освободил прибитую дождем пыль. Суховей продолжается.
Павлины, старуха и два лебедя, уцелевшие в парках Совхоза.
Мужики из Мартинкова.
«Индивидуальный выход»: картошка. Н. П. Савин передавал, как факт, что у одного еврея от страха выпали зубы.
Два фельдшера: один занимается колдовством (очень выгодная профессия), другой, коммунист, выгнанный из партии (за то, что, когда его сделали заведующим отд. здравоохранения, он в тот же день выпил весь спирт в аптеке), занимается доносами — вступили между собою в борьбу.
Каменев мне сказал, что декреты хороши, а народ плох. Раньше мы говорили, что хорош народ, дурно правительство, теперь хорошо правительство, дурен народ.
22 Апреля. Тихая лунная теплая ночь. Птицы, как вчера. Вечером чудесная заря. Убил утку, собака съела.
«Наше несчастие заключается в том, что почти все наши утопии родились среди рабства; они сохранили дух его». (Кине.)
23 Апреля. Утро, как вчера, но с притупинкой, как вчера, сильная роса на придорожных травах, зато днем после обеда нашли облака, брызнул дождик, и так стало благодатно, пышно, такое благословение Божие легло на тихие воды и зеленые березы, еще сохранившие чуть-чуть желтоватый налет, и так блестели все клейкие листочки. Кукушка куковала в первый раз отчетливо, сильно, я загадал, сколько мне жить, и насчитал 19 лет, девятнадцать! какой я тогда буду богатый, если буду иметь возможность рассказать о своих переживаниях.
24 Апреля. Вербное.
Еще один раз встретили солнце в Чистике. Луна большая при первом свете на востоке, казалось, остановилась подождать солнце и дожидалась, бледнея, часа два. При первых лучах на красном показался огромный хищник и летел на мой шалаш.
Когда мы вернулись домой, люди копошились уже и девушки шли к обедне с вербами, похожими на веники. Создалось роскошное майское утро.
25 Апреля. Глубокая вечерняя заря, такая глубокая, что, кажется, смотришь на нее и так и увидишь зарю утреннюю.
Я стоял в домике; вечерние тени легли и деревья леса уже погрузились во мрак, но птицы, пролетавшие вверху, сверкали золотыми крыльями, и так я знал, что солнце еще сверкает для жителей гор.
Религиозное чувство есть продолжение чувства природы, а без этого чувства остаются лишь счеты людей между собою.
Задумал путешествие с учениками в Москву и Петербург.
26 Апреля. Сухо, ветрено и в среду холодно. Полный расцвет черемухи, вишня зацветает в городе, груши в бутонах.
27 Апреля. Тихо, прохладно. Вечером была малиновая заря. Убил вальдшнепа, но совсем равнодушно, потому что их время прошло. Когда сидел на тяге, то пахла земля сама собою, а как пахнет собою земля? как в свежеразрытой могиле.
Видел во сне, будто я на войне, сижу где-то в яме и режу сало тоненькими кусочками и в этом все мое занятие на войне. А Стахович едет в Хрущево, и мне приятно, что он поговорит там о мне, как о герое. Хотя и я сам отправляюсь в Хрущево, но Стахович должен раньше там быть, потому что он в автомобиле, а я пешком. И вот я выхожу и сразу вижу Хрущево, но думаю, что это кажется так; иду, нет! Вот Хрущево и я в нем раньше Стаховича. Вижу, Дуничка так неутешно плачет: умер Илья Николаевич.
28 Апреля. На восходе небо пестрое, но мягкое, и утро все голубое с белым — небесная пахота после дождика. День вышел раскрытый, майский. Дуб развертывается. На каждой болотной кочке фиалка цветет. Сильные хорошие росы, Егорьевская роса пуще овса. Вечером голубые плотные облака были, как горы, на краю небес и не мешали солнцу чисто садиться. В Чистике Флейта согнала крякву с гнезда и погнала ее, а та, перелетывая, долго водила ее по болоту, увела, бросила и, подлетев, пешком подбиралась к гнезду. Я взял утку с гнездом, 11 яиц.
Чистик прекрасен тем, что недоступен вторжению человеческих хищников, и видно, что там на горах деревни и усадьбы, и слышны голоса, стук, звон, ругань, а кажется, что это долетает с другой земли. Так хорошо! Кажется, всякая мелочь, на что ни кинешь взгляд, все просится на вечную память: как жук летит, жужжит, и схватываешься за ружье, принимая за вальдшнепа, как бегут по болоту быстро, будто овцы, журавли, сверкая павшей на них с кустов и травы росою, а как серьезно-хозяйственно пролетает цапля! сейчас все птицы серьезные, устроились с гнездами, только одна кукушка, как дачница, начинает свою майскую любовь.
В среду и четверг ездили в город, с трудом тащили за собой лошадь. Так прикрепили ко мне мужика, а мужик прикрепил меня к лошади…
Несем с Левой из лесу дрова, встречаются мужики. «Что же, — говорят, — каждый день так на себе носите?» И захохотали сатанинским хохотом. Лева сказал: «Мало их били!» Какое скрыто в мужике презрение к физическому труду, к тому, чем он ежедневно занимается, и сколько злобы против тех, кто это не делал, и какая злая радость, что вот он видит образованного человека с дровами. «Мужики» — это адское понятие, среднее между чертом и быком, а крестьянин Спиридон Никитич — прекрасное существо. В конце концов, мужики, конечно, и составляют питательную основу нашей коммуны.
Недаром голубая весна так влечет к себе мое существо: смутные чувства, капризные, как игра света, наполняли большую часть моей жизни. Ведь в 47 лет только я получил, наконец, от женщины все то, что другой имеет в 25 лет и потом остается свободным для своего «дела».
1 Мая. Пасха. День такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Несколько плотных облаков расступились при восходе и солнце вышло на весь день. В обед были полуденные светлые кучевые облака. К вечеру нашло дождевое облако и несколько минут шел при солнце теплый дождь. Дети купались. В этом великолепии люди как-то притихли, держались скромнее и не портили торжества. Пасха — это почти что природа. Прилетели ласточки. Зацветает сирень — конец весне.
Сошлись «две пасхи». При звоне колоколов слышалось «Христос Воскресе» и «Вставай, подымайся, рабочий народ». Для устройства рабочего праздника была к нам командирована Фрида Абрамовна. Говорили, что в Библии есть указание о двух пасхах. День был, однако, такой богатый, что его хватило бы и на три пасхи. Одному забубённому мужичку в Лабушеве мы сказали, что у нас в Алексине сошлись две пасхи. «Ух! буржуазия!» — сказал он. Так он сказал для праздника вместо матерного слова. Под вечер замолкло и «Христос Воскресе», и «Вставай, подымайся», зато все пели согласно «Ванька Ключник, злой разлучник».