Тринадцатый этаж

— А что происходит, когда единица «слетает с нарезки»?

— В смысле — начинает неадекватно себя вести? — Он пожал плечами. — Фазы распределителя не совпадают. Цепи восприятия единицы получают конфликтующие импульсы. И тогда в его мышлении появляется что-то, чего быть не должно, или исчезает. При неполноценной модуляции он начинает замечать своего рода трещины в своей симулируемой среде.

Тут я вдруг осмелел и сделал предположение:

— Вроде как едет он себе по дороге и вдруг видит, что впереди куда-то делась половина пейзажа вместе с половиной Галактики?

— Точно. Что-то вроде того.

Он сказал это даже не моргнув глазом. Я счел, что он выдержал испытание.

А с другой стороны, разве контактная единица, руководимая Оператором Верхней Реальности, не должна вести себя собранно?

Затем, вглядываясь через стеклянную стену моего кабинета в помещение отдела функционального генерирования, я весь напрягся от осознания, что в данный момент как раз наблюдаю одну из «трещин в симулируемой среде».

Заметив выражение моего лица, Уитни вопросительно посмотрел в ту же сторону, что я:

— Чего там?

Я тут же понял: появилась возможность для второго испытания, чтобы еще лучше удостовериться, что Уитни не контактная единица. Я засмеялся:

— Я только сейчас заметил кое-что странное с нашим главным интегратором данных.

Уитни присмотрелся к аппарату:

— Я ничего не вижу.

— Корпус интегратора — целая металлическая конструкция. Кажется, я могу припомнить его размеры. По горизонтали пять с половиной на двенадцать. Высота чуть больше десяти футов. Ты помнишь, когда мы его монтировали?

— Думаю, да. Я тогда руководил бригадой.

— Но, Чак, здесь нет ни двери, ни окна, через которые могла бы пролезть такая широкая махина!

Его смущение продолжалось всего секунду. Потом он рассмеялся и заметил:

— Кроме двери сзади, которая выходит на стоянку.

Сохраняя невозмутимость на лице, я обернулся и посмотрел. Там действительно оказалась дверь, и притом достаточно широкая, чтобы в нее вошел интегратор. Но еще секунду назад ее там не было!

Реакция замешательства Чака запустила автоматическую регуляцию среды. То, что только я один мог вспомнить время, когда дверь не существовала, свидетельствовало: по какой-то причине я все еще избавлен от переориентации.

Пропищал сигнал внутренней связи. Я нажал кнопку, и на экране появилось лицо Дороти Форд. Она с беспокойством взглянула на Чака.

— У меня дела, — с пониманием бросил тот и ушел.

Я заметил, что Дороти ведет отчаянную борьбу с волнением. Ее глаза были влажными, а пальцы — нервно сплетены.

— Если я извинюсь, то тебе станет легче? — спросила она.

— Ты сказала Сискину, что я собираюсь пойти ему поперек пути?

Она кивнула, покраснев от стыда:

— Да, Дуг, я должна была это сделать.

И по искренности, прозвучавшей в ее словах, я понял, что предавать меня ей хотелось меньше всего на свете.

Дороти серьезно продолжила:

— Ведь я тебя предупреждала. Я ясно дала понять, что действую в интересах Сискина.

— Ты заслуживаешь оценки «отлично».

— Да, наверное. Но я не горжусь тем, что сделала.

Она призналась в том, что выдала меня Сискину. Может быть, позже она выдаст меня более могущественным силам?

Я засмеялся:

— Но мы не собираемся ставить на этом точку, так ведь?

Дороти нахмурилась, не понимая, что я имел в виду.

— Ты когда-то говорила, — продолжил я, — что мы оба должны выполнять нашу работу, но нет причин, почему бы нам в то же время не повеселиться.

Она лишь склонила голову, видимо испытав внезапное разочарование.

— О, я понимаю. — Я изобразил горькое сожаление. — Положение дел изменилось. Теперь, когда ты добилась нужной цели, со мной больше незачем играть.

— Нет. Дело не в этом, Дуг.

— Но ты справилась со своими обязанностями блестяще. Ты была на высоте, и теперь следить за мной больше не нужно.

— Да, не нужно. Сискин вполне доволен.

Изобразив нетерпение, я начал отключать связь.

Дороти взволнованно наклонилась вперед:

— Нет, подожди!

Кто она? Всего лишь девушка, разочаровавшаяся, потому что ее будто бы скромный приятель, с которым она заигрывала, выполняя свои обязанности, вдруг решил ответно с ней поиграть? Или контактная единица, испугавшаяся, что может потерять непосредственную связь с субъектом, находящимся под надзором?

— Хорошо, — сказала она без особой радости. — Мы можем весело провести время.

— Когда?

Она замялась:

— Когда скажешь.

В тот момент поисков контактной единицы я не мог представить себе более вероятного подозреваемого. Я решил, что ее проверю как следует.

— Сегодня вечером, — предложил я. — У тебя дома.

Жилище Дороти Форд представляло собой один из тех богатых апартаментов, которые традиционно ассоциируются с атрибутами привольной и расточительной жизни состоятельных бизнесменов.

Интимную обстановку подчеркивали анимированные трехмерные стенные росписи, у каждой из которых имелся свой собственный музыкальный фон. Сатир играл на флейте и топал раздвоенными копытами, а вокруг него изгибались в чувственном танце легкомысленные девы. Афродита обнимала Адониса между двумя увешанными розами мраморными колоннами, за которыми вдали блестело Эгейское море. Клеопатра с черными волосами, блестевшими от мягкого света луны, отраженной в Ниле, облокотившись о поручни своей галеры, поднимала инкрустированный самоцветами кубок за здоровье Марка Антония.

Больше всего выделялся огромный трехмерный портрет Хораса Сискина. Закинув голову, я принялся рассматривать картину, обнаружив теперь такую грань личности этого человека, о которой прежде не подозревал. Его глаза, словно просверливавшие насквозь изображение Афродиты и Адониса, горели страстной похотью. Все оттенки выражения его лица неизбежно наводили на мысль, что этот человек болен сатириазом.

Необычайное очарование обстановки было разрушено в тот момент, когда Дороти нажала кнопку автотендера. Получив стакан с выпивкой, она проглотила половину, после чего с отсутствующим взглядом уставилась на стакан, словно стараясь вспомнить что-то давно позабытое. Она была одета в нежно-голубую пижаму с горностаевой каймой. Ее волосы, зачесанные на макушку и искрящиеся после нанесения специального спрея, напоминали воздушную корону из звездной пыли, которая каким-то образом придавала нежность и невинность точеному лицу Дороти. Но в чертах этого лица угадывалась холодная решимость. Она пошла на сделку. И теперь намеревалась выполнить свою часть контракта.

Приблизившись ко мне прогуливающейся походкой, она показала пальцем на портрет Сискина:

— Я могу его убрать, шторами завесить. Я часто так делаю.

— Отрезать его от всего, что ему принадлежит?

Дороти поморщилась:

— Ему это больше не интересно. Когда-то все это что-то для него значило. Но ведь жизненная энергия — явление преходящее.

— Ты как будто сожалеешь.

— Да что ты, вовсе нет.

Она пошла к бару, чтобы заказать себе новую порцию, оставив меня стоять в растерянности. Стала бы контактная единица усложнять себе жизнь?

Дороти осушила стакан только что полученного коктейля, подождала, пока приготовится новая порция, после чего вернулась ко мне. Алкоголь начал действовать на нее. Ее настроение, казалось, несколько поднялось, хотя на лице и пребывал некий остаток мрачности.

— Выпьем за Великого Коротышку. — Она приподняла стакан, немного отпила из него, а затем отошла на шаг назад и швырнула его в портрет.

Стакан разлетелся вдребезги, ударившись о щеку Сискина и оставив продолговатый прорез в холсте, который словно продолжал линию рта денежного магната. Казалось, что жидкое содержимое стакана вытекает из этой щели.

— Дуг, я не хотела этого делать. — Она невесело засмеялась. — Ты сочтешь меня бякой.

— Зачем ты позволила мне к тебе прийти?