Чейзер (Chaser)

Нет, внешне она сохраняла вежливость. Вежливость, которая помогала скрыть нахлынувший страх, особенно когда Гарри перешел на откровенный шантаж:

— Дайкин, я прикрывал тебя перед шефом, помнишь? Когда ты решила пропустить пару деньков, встретив того хлыща и уехав с ним к озеру. Помнишь или уже забыла?

Лайза помнила. В тот раз Олдридж действительно проявил понимание и наплел боссу с три короба о некой болезни, которая высокой температурой прижала его коллегу к кровати почти на трое суток. Даже помог со справкой от несуществующего доктора.

Гарри трясся. Гарри потел, дрожал и запугивал. Гарри махал перед лицом странной папкой до тех пор, пока она не взяла ее.

Всего лишь двенадцать часов, так он сказал.

— Я заберу ее завтра. Не оставляй ее без присмотра и не открывай, это все, что от тебя требуется.

Когда дверь захлопнулась, она осталась стоять в коридоре с полотенцем в левой руке и белым картонным прямоугольником в правой.

За воротник махрового халата с мокрых прядей стекала вода.

Она вкладывала деньги в две вещи: дизайн интерьера собственной квартиры и в нее — стоящую на обочине машину темно-синего цвета.

Мираж.

Многим казалось, обычный седан, ничего примечательного; как у всех машин четыре колеса, четыре двери, багажник и капот. Да, они были правы — багажник и капот. Вот только что под капотом?

Почему они не могли выигрывать уличные ночные гонки, а она могла и даже выигрывала? Странное увлечение, не девчачье, но кого это заботит? Почему большинство автомобилей при дрифтах уносило в сторону, а Мираж оставался словно пришит к дороге? Почему при полицейских разворотах он вел себя идеально точно, ни единого лишнего взвизга, ни сантиметра влево или вправо, ни хрипа двигателя?

Они не знали, а Лайза знала. Мираж не был "просто" машиной, он был другом, наслаждением, отдушиной, тайной любовью. На него уходила половина каждой зарплаты, на него тратилось столько времени, сколько не тратилось ни на одного бойфренда, но каждый вложенный цент, каждая минута того стоила. Да, часы на гоночных треках. Да, оттачивание скольжения по боковой линии. Да, множество повторений и поначалу неудачных попыток. Да, два ремонта и несколько травм. Подумаешь… Кто-то играет в теннис, кто-то стреляет в тире, а она, Лайза, гоняет по ночным дорогам. Каждому свое. Она не собиралась ни объяснять подобное хобби, ни оправдывать его перед тем, кто не понимал и не чувствовал наслаждение от езды.

Проспект, прилегающий к тесной улице с автобусной остановкой и улыбающимся с рекламного плаката парнем, был освещен куда лучше.

Когда до машины осталось несколько шагов, Лайза стянула с плеча сумку и принялась рыться в поисках ключей. Пальцы скользнули по гладкой поверхности картонной папки. Нога пошатнулась на сбитом каблуке — придется отдать в ремонт или купить новые, те, что она видела в "Лавеле" вчера. Ярко-красные, классические, с оранжевой полосой из змеиной кожи. Дорого, но красиво.

Ключи нашлись на самом дне.

До того, как сзади послышался хаотичный топот ног, она успела нажать на брелок, разблокировать сигнализацию и даже открыть дверцу.

— Хватай сумку!

Сразу за незнакомым хриплым голосом последовал рывок. Ей даже не позволили развернуться — толкнули в спину, вырвали из конвульсивно сжавшейся ладони кожаный ремень, а после ударили по затылку чем-то тяжелым.

Последним, что Лайза Дайкин запомнила, соскальзывая на асфальт, было отразившееся в окне Миража выражение собственного искаженного страхом лица, расплывчатые тени за спиной, острая боль в затылке и звук удаляющихся шагов.

Через секунду мир померк, а брелок с ключами выпал из ослабевших пальцев.

Идеальный овал лица, черные волосы, выразительные синие глаза и тонкие, дугами, брови — Лайза Дайкин.

Мак Аллертон около минуты изучал лицо на фото в поисках изъяна, а не найдя такового, незаметно передернул широкими плечами.

И как такие ввязываются в преступления? Почему сходят с прямой дорожки, суются туда, куда не следует, и как результат — влипают в неприятности? Что ими движет: корысть, жажда быстрой наживы, лень выполнять обычную ежедневную работу, нехватка острых ощущений?

По крайней мере последнее он ей сегодня предоставит.

Приказ пришел поздно, уже за полночь. Аллертон еще не спал, но собирался. Когда пропищал тонкий сигнал, быстро поднялся с кресла, где при свете торшера читал, снял датчик с пояса, подключил его в специальный порт системного блока и принялся ждать.

"Чистые листы с гербами и голографическими печатями Комиссии перешли в руки указанного объекта. Листы конфисковать. Объект удалить. При передаче искомого третьим лицам получить информацию и зачистить участников".

Коротко и ясно.

Мак снова посмотрел на фото, запоминая черты лица — по ним он воссоздаст мысленный образ цели, которую сможет отыскать в любой точке пространства. Женщина или нет, красивая или уродина — через минуту она превратится в обыкновенную мишень, не больше и не меньше, потому что он, Мак Аллертон, прозванный Чейзером за умение находить жертву, используя лишь внутреннее чутье, встанет на след — плотно, болезненно, на убой.

Синие глаза смотрели с монитора с безмятежностью моря в полный штиль; по лицу и не предположишь, что такая может оказаться ввязанной в криминал, пустой гнилушкой с внешностью модели. Жаль.

Хотя "жаль" для киллера, работающего в составе отряда специального назначения, являлось лишь словом, а не чувством. Мимолетной мыслью о том, что с такой мордашкой, останься душа честной, можно было бы жить долго и счастливо.

Сегодня не повезет ей, завтра кому-то еще. Поток жертв бесконечен. Любой, решивший перебежать дорогу Комиссии, раньше или позже платит за это. Чаще раньше. Да, чаще всего очень рано, если к делу подключают того, кто способен еще издалека затянуть на шее мысленный аркан — его, Чейзера.

Все, детка, я иду за тобой… Прячься. Это хотя бы создаст иллюзию того, что ты пыталась бороться…

Когда монитор погас, а шум вентиляторов стих, Мак прикрыл глаза и запустил мысленный процесс поиска. Визуализировал лицо с фото и коснулся энергетического шлейфа, привязанного к телу — местоположение объекта определилось сразу, а вот внутреннее состояние удивило. Девушка не то пребывала в беспамятстве, не то в глубоком алкогольном опьянении. В любом случае, обычный сон ощущался иначе.

Что ж, если пьяная, то последний час жизни хотя бы проведет навеселе. Аллертон положил ключи от автомобиля в карман и выключил торшер.

Обычная работа. Проблем не предвиделось.

В затылке простреливало, виски пульсировали, в горле першило.

Неуклюже забравшись в салон, Лайза захлопнула дверцу, положила голову на руль и зашипела от боли. Накатывала тошнота.

Черт бы подрал этого Гарри, эти чертовы бумаги и этих сволочей, ударивших сзади. Сколько она пролежала там, возле машины — минуту, пять, полчаса? Сумки нет, а с ней нет и документов, кредитных карточек и ключей от дома. Что за гребаный день? Запасной дубликат хранится у вахтера, без знания кода сигнализацию квартиру не вскрыть, но что с того? Все равно придется менять замок, перезаказывать карты, восстанавливать идентификатор личности. Хорошо, хоть ключи от машины успела вытащить до удара, иначе бы голосовала сейчас на обочине без денег, грязная, вся в крови. Ни один идиот не согласился бы подвести такую… Разве что пристрелить, что б не мучилась.

Какое-то время она сидела неподвижно, навалившись на руль, ждала, пока утихнет боль. Любая попытка пошевелиться вызывала новый приступ тошноты. Спустя несколько минут Лайза кое-как превозмогла желудочные спазмы, пристегнулась и завела машину.

Перекресток зиял пустыми полосами и зловеще горел красным сигналом светофора. Темнели в домах окна, лениво лился желтоватый свет фонарей на ночной тротуар. Дорога через центр города займет не менее полутора часов — кому нужны эти регулировщики движения в ночное время суток, ведь на дворе никого? А вот если свернуть на окружающее Нордейл шоссе…