Страница 109 из 143
За столом направление разговора переменилось. Кроме того, и Арамис, и д’Артаньян поняли, что ни тому, ни другому не удастся узнать ничего нового.
Портос ничего не понял из всей этой дуэли. Он не проронил ни слова, потому что Арамис знаком приказал ему молчать. И ужин для него был только ужином. Но Портос вполне довольствовался этим.
Итак, ужин прошел чудесно.
Говорили о войне и о финансах, об искусстве и о любви. Арамиса поражало каждое замечание д’Артаньяна о политике.
Изумленные взгляды Арамиса увеличивали недоверие мушкетера, а явное недоверие д’Артаньяна усиливало недоверие Арамиса.
Наконец д’Артаньян умышленно бросил имя Кольбера. Он приберег этот удар напоследок.
— Кто такой Кольбер? — поинтересовался епископ.
«Ну, это уж слишком! — проворчал себе под нос мушкетер. — Не будем же дремать, не будем!»
И он рассказал о Кольбере все подробности, какие Арамис мог пожелать узнать.
Ужин, вернее беседа Арамиса и д’Артаньяна, затянулся до часа ночи.
Ровно в десять Портос заснул на своем стуле, захрапев, как орган.
В полночь его разбудили, чтобы отправить в постель.
— Гм! — проворчал он. — Кажется, я задремал, а между тем все, что вы говорили, было очень интересно.
В час ночи Арамис проводил д’Артаньяна в приготовленную для него комнату, лучшую в епископском дворце. В распоряжение мушкетера было предоставлено двое слуг.
— Завтра в восемь часов, — объявил епископ, прощаясь с д’Артаньяном, — если хотите, мы отправимся кататься верхом; конечно, и Портос поедет с нами.
— В восемь часов? Так поздно? — спросил д’Артаньян.
— Вы знаете, мне необходимо для сна семь часов, — возразил Арамис.
— Правильно.
— Покойной ночи, милый друг. — И Арамис обнял мушкетера.
«Отлично! — мысленно усмехнулся д’Артаньян, когда дверь за Арамисом закрылась. — В пять часов я буду на ногах».
Приняв такое решение, он лег и заснул крепким сном.
XXV. Портос начинает жалеть, что привез д’Артаньяна
Едва д’Артаньян потушил свечу, как Арамис, следивший сквозь занавеску за светом в комнате своего друга, на цыпочках прокрался к Портосу.
Исполин, улегшийся уже часа за полтора перед тем, раскинулся на перине. Он погрузился в то благодатное спокойствие первого сна, который у Портоса не могли нарушить ни колокольный звон, ни грохот пушек.
Дверь его комнаты тихо раскрылась под осторожной рукой Арамиса. Епископ подошел к спящему. Толстый ковер заглушал его шаги; впрочем, храп Портоса поглощал все остальные звуки. Арамис положил руку на плечо гиганта.
— Ну, милый Портос, — сказал он, — вставайте.
Голос Арамиса был нежен и ласков, но в нем звучал не совет, а приказание. Рука коснулась плеча легко, но она указывала на опасность.
Портос сквозь сон услышал эти слова и почувствовал прикосновение. Он вздрогнул.
— Кто тут? — загремел он.
— Тсс, это я, — прошептал Арамис.
— Вы, милый друг? Но зачем вы меня будите?
— Чтобы сказать вам, что нужно ехать.
— Ехать? Куда?
— В Париж.
Портос подскочил и сел, устремив на Арамиса большие испуганные глаза:
— В Париж?
— Да.
— Ах ты боже мой! — вздохнул Портос и снова лег, точно ребенок, сопротивляющийся няньке, чтобы оттянуть для сна еще часок-другой.
— Тридцать часов верховой езды, — решительно прибавил Арамис. — Будут отличные сменные лошади.
Портос двинул ногой и застонал.
— Ну, ну, милый друг, вставайте, — повторял прелат с оттенком нетерпения.
Портос высунул из-под одеяла обе ноги.
— И мне необходимо ехать? — спросил он.
— Совершенно необходимо.
Портос встал с постели, и скоро пол и стены задрожали от его шагов, тяжелых, как шаги каменной статуи.
— Ради бога тише, милый Портос, — остановил его Арамис, — вы его разбудите!
— Ах, правда, — рявкнул Портос, — я и забыл. Но не беспокойтесь, я буду осторожен.
И, говоря это, он уронил пояс с пристегнутыми к нему шпагой, пистолетами и кошельком, из которого выпали со звоном рассыпавшиеся монеты. От этого шума кровь в Арамисе закипела, меж тем как Портос только громко расхохотался.
— Чудеса! — тем же тоном произнес он.
— Тише, Портос, тише!
— Правда…
И он действительно наполовину понизил голос.
— Я хотел сказать, — продолжал Портос, — что начинаешь копаться именно тогда, когда нужно торопиться, и особенно шумишь, когда нужно двигаться беззвучно.
— Да, правда. Но давайте опровергнем это мнение, Портос. Будем торопиться и молчать.
— Вы видите, я стараюсь, — проворчал Портос, натягивая штаны.
— Очень хорошо.
— Значит, это срочно?
— Да, и очень серьезно.
— Ого!
— Д’Артаньян расспрашивал вас в Бель-Иле?
— Ничуть.
— Не может быть! Припомните.
— Он спросил меня, что я делаю; я ответил: «Занимаюсь топографией». Я хотел сказать другое слово, которое вы однажды произнесли, но я никак не мог его припомнить.
— Тем лучше. О чем еще он вас спрашивал?
— Спросил, кто такой Жетар.
— Еще?
— Кто такой Жюпене.
— Не видел ли он случайно плана наших укреплений?
— Видел.
— Ах, черт возьми!
— Но будьте спокойны: я резинкой стер ваш почерк. Невозможно заподозрить, что вы дали мне указания относительно этих работ.
— У нашего друга зоркий глаз.
— Чего вы боитесь?
— Боюсь, что все откроется, Портос. Нужно предупредить великое несчастье. Я приказал запереть все двери: д’Артаньяна не выпустят до рассвета. Лошадь оседлана; вы домчитесь до первой подставы и к пяти часам утра проедете пятнадцать лье. Идем.
Арамис одел Портоса с ловкостью, не уступавшей искусству самого опытного камердинера. Портос, смущенный и в то же время сбитый с толку, не останавливал его и только рассыпался в извинениях.
Наконец он был готов. Арамис взял его за руку и вывел, заставляя осторожно переступать со ступеньки на ступеньку, не позволяя задевать за дверные косяки, поворачивая его то в одну, то в другую сторону, точно он, Арамис, был гигантом, а Портос карликом. Дух управлял материей.
Оседланная лошадь действительно ожидала во дворе.
Портос уселся в седло. Арамис сам взял лошадь под уздцы и провел ее по двору, устланному соломой, чтобы заглушить стук копыт. В то же время епископ сдавливал ноздри коня, чтобы он не заржал.
У наружных ворот Арамис притянул к себе Портоса, который готовился скакать, не спросив даже, зачем он едет.
— Теперь, друг Портос, — сказал ему на ухо епископ, — без отдыха до Парижа: ешьте, пейте, спите на лошади, не теряя ни минуты!
— Отлично. Ни разу не остановлюсь.
— Передайте это письмо во что бы то ни стало в собственные руки Фуке. Необходимо, чтобы он получил его завтра до полудня.
— Получит.
— И помните об одном, мой друг.
— О чем?
— Что вы едете за патентом на титул герцога и пэра.
— О! — произнес Портос с блестящими глазами. — В таком случае я доскачу в сутки.
— Постарайтесь.
— Ну, отпускайте коня… Вперед, Голиаф!
Арамис отпустил не повод, а ноздри животного. Портос пришпорил Голиафа, и конь как бешеный рванулся с места галопом.
Арамис следил за всадником, пока тот не скрылся в темноте; потеряв его из виду, он вернулся во двор.
В комнате мушкетера не было движения. Слуга, дежуривший у его дверей, не видел света и не слышал никакого шума. Арамис осторожно запер входную дверь, отпустил слугу и лег спать.
Д’Артаньян в самом деле ничего не подозревал. Поэтому, проснувшись в половине пятого, он вообразил, что одержал победу. Неодетый, он подбежал к окну, которое выходило во двор. Светало. Двор был пуст; даже куры еще не сошли с насестов. Не было видно никого из слуг. Все двери были заперты.
«Отлично, полная тишина, — подумал д’Артаньян. — Во всяком случае, я проснулся раньше всех в доме. Оденемся».
И д’Артаньян оделся.
Но на этот раз он не старался костюмом Аньяна придать себе вид горожанина или духовного лица, о котором так заботился прежде. Ему даже удалось, подтянув пояс, застегнувшись, надев набекрень фетровую шляпу, отчасти вернуть себе тот военный облик, отсутствие которого поразило Арамиса.