Страница 5 из 11
– Какого черта ты делаешь? – закричала из темноты Надин, когда Габриэла схватив младенца, выбежала с ним под круг света еще не потухшей лампы.
Тени метнулись следом за ней, зашипели, отступили от света. Габриэла замерла. Ребенок на ее руках не моргая смотрел ей в глаза.
– Он все равно умрет, – сказала из темноты Надин. – Он должен умереть! Обязан!
– Пошла к черту! – Габриэла дотянулась до выключателя резервного освещения.
Белый свет залил лабораторию. Она так и не смогла рассмотреть Надин. Тени заметались, ища спасение от света, растаяли и вместе с ними растаял образ Надин. Ребенок на руках Габриэлы успокоился, закрыл глаза, заснул. Его спокойствие принесло спокойствие и Габриэле. Все ушло. Все закончилось. Сейчас. Здесь. Габриэла уложила ребенка на стол, смыла с него кровь, обработала рваные уродливые раны, начавшие затягиваться и исцеляться прежде, чем она успела наложить бинты.
– Все с тобой будет в порядке, – тихо сказала младенцу Габриэла. Ребенок не проснулся, но улыбнулся сквозь сон. Сейчас он выглядел самым обыкновенным. Его образ был подобен образу купидонов, которых Габриэла видела в старых храмах, но образ этот был обманчив. Как прекрасная скульптура из камня, как бы сильно она ни была похожа на живого человека, хранила в себе холод материала, из которого была создана, так и за внешней невинностью этого младенца скрывалась сила. Такая же темная и чуждая для человечества, как та, что была у Гэврила, как та, что поддерживала в изуродованном теле Надин жизнь. Габриэла знала это, но не могла ничего с собой поделать. Ребенок был для нее просто ребенком, которого она хотела защищать, оберегать, заботиться о нем. Она так и заснула рядом с ним – сложив на столе руки и положив на них тяжелую, усталую голову.
Надин видела ее, наблюдала за ней с улицы. Свет выгнал ее в ночь, за окна, заставив прятаться в темноте. Нет. Она сама не боялась света, но света боялся ее хозяин. Света боялся Гэврил. За долгие годы она изучила это достаточно хорошо. Как и то, что нужно всегда быть настороже. Соплеменники Гэврила не дремлют. Они не рискуют нарушать границы установленных владений лично, потому что даже у таких тварей как они, есть правила и уставы. Есть свод законов, на которых держится их темный мир. Но они не стесняются посылать своих слуг на чужие пастбища. Посылать на охоту. Охоту на других слуг. Надин знала, что последние годы работает слишком усердно. Кто-то обязательно заметит ее и захочет ее убить. Но она слишком сильно хотела выслужиться перед Гэврилом. Выслужиться, чтобы он позволил ей оставить его. Оставить ради настоящего мужчины из плоти и крови. Сначала это были мечты, надежды, но затем, когда появилась Габриэла, Надин впервые ощутила, что цель близка. Новый слуга, казалось, был уже согласен. Нужно лишь правильно все объяснить, донести, но… Надин не сомневалась, что смогла бы достигнуть успеха, если не появились слуги соплеменников Гэврила. Она лишь на мгновение утратила бдительность и поплатилась за это, оказавшись под колесами черного автомобиля. Сейчас, наблюдая за тем, как спят Габриэла и клонированный младенец, Надин думала лишь о том, сможет ли Гэврил вернуть ей прежнее тело. Нет. Она не чувствовала боли и дискомфорта от своей новой изуродованной оболочки. Но разве мир примет ее такой? Не станет ли она еще одной тенью, еще одной уродливой тварью, крадущейся в ночи, боясь яркого света, боясь своего уродства? Надин вспоминала мужчину, ради которого хотела отказаться от своего бессмертия и своей службы. Его звали Гирт, и он был самым необыкновенным из всех, кого она встречала за последнюю сотню лет. Его необыкновенность заключалась в простоте, в обыкновенности. Последнее для Надин было важнее всего. Гэврил обещал, что как только она оставит его, перестанет принимать его кровь, то организм восстановится, утратит чудесную способность к регенерации, начнет стареть. Она мечтала об этом дне, мечтала, что у них с Гиртом будет настоящая семья. Мечтала, как состарится, как увидит своих внуков. Но сейчас, в этом новом теле, все мечты летели в пропасть, в бездну. Вечность сократилась до нескольких дней, возможно часов. Надин не знала, сколько еще проживет ее тело, не знала, сможет ли Гэврил все исправить, да и захочет ли он исправлять. К тому же ее замена в лице Габриэлы показала зубы, отказалась от предложенной службы. И еще этот ребенок, этот клон Гэврила. Несомненно, хозяин захочет избавиться от него. Несомненно, Габриэла попытается спасти ребенка… И все закрутится, запутается, затянется… Но нет гарантии, что Гирт станет ждать еще добрый десяток лет. Нет. Он слишком обыкновенный для подобных сложностей. Изуродованное судорогами лицо Надин исказилось, из глаз потекли редкие слезы. У нее были в запасе несколько часов. Затем вернется Гэврил, начнется рассвет. И даже если хозяин предпочтет дождаться следующей ночи, Надин все равно не сможет перемещаться в таком теле днем. Поэтому если она хочет проститься с Гиртом, то действовать нужно прямо сейчас – оставить свой пост и, прячась в темноте, красться к дому возлюбленного.
Гирт встретил ее криками и опорожнившимся от страха кишечником. Надин умоляла его не смотреть на нее, умоляла лишь слушать ее голос, довериться ей, но он не понимал ее, не понимал, что это она, не хотел, не мог понять. Уродливая тварь похожая на женщину-паука пряталась в темноте его дома, и он умолял лишь об одном – чтобы она ушла, оставила его в покое. Надин заплакала, осознав свою ошибку, свою потерю. Гирт не заметил этих слез, не понял их. Обида на его бесчувствие породила гнев. В уродливом теле начали проявляться уродливые инстинкты и чувства. Надин ощутила острое желание причинить Гирту боль. Такую же боль, как та, что он сейчас причинял ей. Ее глаза налились кровью. Весь мир налился кровью. Она зарычала, вышла из темноты, заставив Гирта снова закричать.
– Беги! – приказала ему Надин, надеясь, что как только он уйдет, гнев оставит ее. – Беги немедленно!
Она закрыла глаза, услышала, как захлопнулась входная дверь. Дом опустел. Где-то далеко заскрипели ворота. Надин хорошо знала этот звук. «Сейчас Гирт заведет свою старую машину и умчится прочь», – решила она, но вместо этого, Гирт вернулся в дом, взяв в гараже топор. Уродливая тварь, пробравшаяся в его комнату пугала его, но страх придавал сил и решимости. Сталь сверкнула в темноте. Надин увернулась от первого удара. Следующим ударом Гирт отсек ей левую руку, вернее то, что раньше было рукой, сейчас же это больше напоминало одну из многочисленных конечностей паука. Надин закричала. Закричала не от боли. Закричала от бессилия, от понимания того, что больше не может сдерживать свой гнев. Топор снова метнулся вверх, но Надин двигалась слишком быстро. Она сбила Гирта с ног, сломав ему пару ребер. Он упал возле дальней стены, но не выронил топор, больше, он снова попытался подняться, снова продолжил свою атаку. На мгновение сознание вернулось к Надин. Ее человеческое сознание. Она развернулась и выпрыгнула в окно. Зазвенели разбитые стекла. Из отрубленной руки хлестала кровь. Суставы были все еще вывернуты, и Надин с трудом могла ковылять вперед на трех конечностях. Гирт выбежал из дома и продолжил свое преследование. Одно из сломанных ребер проткнуло ему легкое, на губах вздувались кровавые пузыри, но он не замечал этого. Страх затмил сознание. Не было ни боли, ни усталости. Гирт догнал Надин и взмахнул топором. Холодная сталь с хлюпаньем рассекла мягкую плоть. Надин взмолилась о пощаде, но Гирт не услышал. Топор взмывал вверх и опускался снова и снова. Затем Гирт увидел, как тени сгустились, укрыли разрубленное на части тело вторгшейся в его дом твари, растворили его. Осталась лишь кровь, кости, куски разлагающейся плоти и тошнотворный запах. Гирт выронил топор и потерял сознание.
Надин умерла, но Габриэла, проснувшись утром, все еще думала, что эта женщина где-то рядом, наблюдает за ней. Ребенок, которого она спасла ночью, подрос. Сейчас ему было около трех лет. Он сидел на столе и наблюдал за ней. У него были пытливые голубые глаза и бледная кожа. Габриэла смотрела на него и спрашивала себя, почему прежде никогда не хотела завести детей? Прошедшая ночь и смерть одного из младенцев стерлись из памяти, стали призрачной дымкой, туманом, словно кто-то пробрался в голову и подменил мысли, чувства. «Все может еще наладиться», – сказала себе Габриэла, понимая, что ей нравится новая роль заботливой матери.