Точка Омега

— Вы ей не нравитесь, — сказала Кэти, когда она ушла.

— А кому я нравлюсь?

Выражение ее лица без слов ответило на его вопрос, и неожиданно на место жесткому, обеспокоенному сложной ситуацией профессионалу пришла мягкая привлекательная женщина.

Она повернулась, собираясь отправиться в часть дома, отведенную для персонала, и Дэвид медленно последовал за ней.

Его нисколько не удивило, когда он обнаружил, что Кэти сидит у него в гостиной. За секунду до его появления она опустилась в большое мягкое кресло, стоящее перед камином, и снова включила радиоприемник.

— Удалось что-нибудь найти?

— Новости «ТВ-11». Происходит нечто чудовищное. Спутники не возвращаются, по всему миру отказывают системы энергоснабжения, магистраль Интернета сгорела. Нам придется забыть о нем на много лет.

Неожиданно, как обычно бывает с долго подавляемыми страхами, ужас, который Дэвид держал в себе, вырвался на поверхность, и он всхлипнул, но тут же взял себя в руки. Впрочем, недостаточно быстро: Кэти вздрогнула и посмотрела на него, и он увидел у нее на лице удивление.

— Извините, Кэти, я держусь из последних сил.

— Ну да.

Она встала и, опустив глаза, остановилась перед ним.

Они обнялись так неожиданно и так естественно, что Дэвид практически не понял, что случилось. Просто чувствовал, что это правильно. Но, когда Кэти подняла лицо и приоткрыла губы, вдруг подумал, что такая близость никогда ни к чему хорошему не приводила и что он устал быть человеком, которого посещают подобные мысли. Кэролайн Лайт действительно нанесла ему удар по системе «дзен», и он осознал, что пришло время перемен.

Кэти смотрела на него и ждала, и он не сделал того, что собирался сделать секунду назад, — иными словами, не отвернулся от нее. Вместо этого он ее поцеловал и почувствовал, что больше не может контролировать свое желание и что никогда в жизни не испытывал такой благодарности и такого стремления быть с женщиной.

— О, господи, — выдохнула Кэти, высвобождаясь.

— Извини.

Она тряхнула головой и, обхватив руками, прижалась к нему. Ее наполненное жизнью тело пульсировала рядом. Когда она почувствовала, что он отреагировал на ее близость, она фыркнула и с сияющими глазами еще крепче его обняла. Неожиданно Дэвиду стало любопытно, была ли она любовницей доктора Аллмана, но он тут же отбросил эту мысль, точно ненужный мусор. А если и была, что с того? Жизнь не имеет к таким вещам ни малейшего отношения. Жизнь — это то, что происходит здесь и сейчас.

Кэти оказалась очень чуткой, тут же отодвинулась от него и вернулась в свое кресло у камина.

— Как это называется? — проговорила она. — Отсутствие эмоциональной реакции? Мы нередко наблюдаем это у пациентов.

— Кэти, нет.

— Значит, ты по природе холодный человек?

— Мне не показалось, что я был холоден.

Дэвид подошел к ней, наклонился, взял за руки и потянул к себе. Она не стала сопротивляться, но прижалась к нему, как это сделал бы ребенок, показывая привязанность и никакого плотского желания.

Что сломалось, да еще так внезапно? И кто это разрушил, он или она? Дэвид обнял Кэти за талию и медленно повел в спальню. Против его ожиданий она пошла за ним без возражений, но, когда села на край кровати, он увидел на ее лице, всего на одно короткое мгновение, усталость. Она была измучена, но зато здесь, рядом с ним.

— Извини, — сказал он.

— Ты неожиданно ушел куда-то очень далеко. О чем ты думаешь, когда это происходит?

— А со мной часто такое происходит?

— У нас говорят, что у тебя нет чувств, что ты… бессердечный, Дэвид. — Она взяла его за руку, и несколько минут они, точно смущенные подростки, просто сидели рядом.

Форд потянулся к верхней пуговице ее блузки.

— Я напуган, Кэти.

— Но ты боишься не меня.

Дэвид расстегнул пуговицу.

— Я боюсь, что не справлюсь со своими обязанностями. Да еще после человека, которого убили в месте, где убийства не редкость.

Кэти распахнула блузку, потом потянулась за спину и расстегнула лифчик — и Дэвид увидел белизну идеальных изгибов. В следующее мгновение Кэти положила руку на ремень его брюк и подняла глаза. Он нашел вспыхнувшее в них смущение возбуждающим.

Кэти расстегнула молнию и тихонько рассмеялась.

— У тебя сейчас трусы порвутся.

И тут он почувствовал прикосновение холодного воздуха и ее теплых рук.

Кэти была изысканной в своей наготе, безупречной и гладкой, как сливки, и Дэвид подумал, что она одна из самых красивых женщин, к которым он когда-либо прикасался. Когда они вместе легли на его кровать, он понял, что прощен, как будто она, проявив доброту и великодушие, отбросила в сторону то, что чуть не оттолкнуло их друг от друга. Единственное, что слегка ее портило, — это темное пятно сзади на шее, и, когда Дэвид провел рукой по его гладкой, прохладной поверхности, а потом поцеловал, он почувствовал едва различимый привкус пепла или старого загара. И все-таки пятно было каким-то странным, очень необычного оттенка. На самом деле Дэвид ни разу в жизни не видел ничего подобного: цвет, который не являлся цветом, скорее, тень, всплывшую изнутри на поверхность кожи. Может быть, виновато солнце?

— Ты была на улице?

— Когда?

— Недавно, скажем, в последние три дня?

Кэти села на кровати.

— А что?

— Просто не выходи из дома, сейчас в атмосфере полно радиации.

Кэти поцеловала его в нос.

— Я давно хотела это сделать.

— Поцеловать меня в нос?

Она обняла его, они вместе повалились на постель, и Дэвид постарался проявить все свое умение и заботу, стать таким, каким женщина хочет видеть мужчину — так ему казалось, — стараясь отбросить в сторону свой не слишком большой опыт постельных утех с такими же не уверенными в себе медсестрами. Больницы полнятся утомленными, блестящими юношами и девушками, мечтающими познать не только медицину, но и тайны сердца.

Дэвид потянулся, чтобы выключить лампочку на прикроватном столике, и комната наполнилась зеленовато-пурпурным мерцающим сиянием, таким ярким, что ему пришлось закрыть глаза. День выдался длинным и трудным, и, похоже, ночь наступила раньше срока, хотя часы показывали только восемь вечера.

Кэти протянула руку и снова включила лампу, прогнав безумные вспышки.

— Давай не будем все портить, — прошептала она.

Разрисованная спящими грациозными девушками и сатирами с сумасшедшей эрекцией, лампа являлась настоящим сокровищем. Возможно, единственным порнографическим предметом, автором которого был Луи Комфорт Тиффани[31].

То, что они оказались вместе, представлялось Дэвиду таким правильным и невинным, что когда его тело наполнилось удовольствием, которое Кэти ему дарила, он почувствовал, что тяжкий груз, давивший на плечи, исчезает, точно отряд солдат в тумане.

Он знал, что у него все получится слишком быстро, и пытался слегка притормозить, но его подхватила могучая сила, и когда тело наполнилось знакомым покалыванием, он посмотрел в ее лицо, сиявшее счастьем в мягком свете лампы, и подумал, что видит перед собой самую красивую женщину на свете.

Но тут его тело прогнало прочь все мысли, Дэвид задрожал, кровь запела, и он испытал потрясающее ощущение мгновенной смерти. Кэти улыбнулась, она тоже была счастлива, по крайней мере, так показалось Дэвиду, и он расслабился на ней и в ней.

Они оба молчали, и тишину нарушал лишь ветер, стучавший по крышам старого дома.

— Ты обратил внимание на сценку на абажуре лампы? — спросила Кэти с нежностью и… как показалось Дэвиду, некоторой толикой торжества; он-то думал, что это он ее соблазнил… умница Кэти. — Он приводил сюда любовниц. Ты знал, что у него их было несколько дюжин?

Она оперлась на локоть и, смущаясь, поцеловала его в щеку.

— Дэвид, ты самый симпатичный мужчина, который когда-либо тут появлялся.

— Мне казалось, что я тебе совсем не нравлюсь.

Кэти снова его поцеловала, на этот раз в уголок рта.

31

Тиффани Луис Комфорт (1848–1933) — американский художник и дизайнер, представитель стиля модерн. Международное признание Тиффани принесли его изысканные изделия из стекла: витражи, абажуры, бижутерия.