Заповедь

Росли хадзары. И у Дзамболата, и у Асланбека. Сперва медленно, а потом набирая скорость. Особенно быстро стало продвигаться дело после того, как русский научил Дабе и Мамсыра своему искусству класть кирпичи, и они стали втроем возводить стены. Тесто на дрожжах так не растет, как этот дом. И опять возник спор у стариков, на сей раз о том, у Дабе или Мамсыра стена будет воздвигнута раньше. Русский был, естественно, вне конкурса: его руки так и мелькали. Салам не успевал ему подавать кирпичи.

Гагаевы накрывали крышу. И это серьезное дело Дзамболат взял на себя. Он сам прибивал обтесанные стволы деревьев, что сыновья притащили из леса.

Асланбек совершенно перестал появляться на нихасе. Его белая шапка и черная черкеска от зари до темноты маячили во дворе. Но он не вмешивался в строительство, лишь молча наблюдал, как растет хадзар. Его взгляд часто останавливался на овраге...

— Завтра будут накрывать крышу и Тотикоевы, — убежденно заявил Дзабо.

Никто не возразил: стены уже были довольно высоки. Но наступило утро, а каменщики продолжали воздвигать стены. Горцам стало ясно: Асланбек задумал построить двухэтажный дом. Такой, какие строят в городе Владикавказе... Хамат ахнул, а Дзабо возликовал: получалось, что пари выиграно им...

Глава 4

Много лет спустя, уже после войны, за несколько дней до своей странной, страшной, покрытой тайной гибели, дядя Мурат вдруг сам заговорил со мной о причинах своеобразного взгляда на дружбу между парнями. Начал он свою исповедь издалека, заявив:

— У каждого человека есть то, что должно умереть вместе с ним. Исчезнуть, чтобы не нести боль другим... Потому-то я и прошу тебя, племянник, держать в тайне то, что раскрываю тебе. До тех пор, пока жива Зарема, притаившаяся в моей душе правда принесет ей боль... Меня не станет, уйдет в иной мир Зарема — тогда можешь поведать и моим родным, и Дзуговым, и Тотикоевым... Печатай и в газете, и по радио передавай... Можешь и книгу издать... Только ПОСЛЕ... Уже БЕЗ меня и Заремы... Нет, племянник, я ни с кем другим не делился своей бедой: впервые рассказываю тебе, хотя и неуверен, что поступаю правильно...

И после такого предисловия дядя Мурат рассказал мне эту страшную историю, исковеркавшую жизни и самого Мурата, и любимой им Заремы, да и другу его не принесшей радости...

***

Дзамболат проснулся от топота копыт лошадей. Натягивая черкеску, выглянул в окно. Сыновья его были уже на ногах. Молодцы. Стоя тесной группой, они поглядывали на внуков Асланбека, которые, нарядившись в богато расшитые черкески и папахи, повязав шашки и кинжалы, закинув за плечи винтовки, выводили коней, собирались отправиться в путь за невестой. Таймураз — молодой, красивый, задиристый, в белой черкеске — обратился к Мурату:

— Поедем с нами! Ирбеку Кайтазову невесту приведем.

Сын в ответ только улыбнулся...

— Я серьезно, Мурат, поехали в Нижний аул...

Раз приглашают на такое серьезное дело, значит, сын завоевал доверие. Это хорошо. Только соглашаться не стоит, ведь едва знаешь людей, а в чужом ауле разное может произойти. Дзамболат напряженно ждал, что скажет сын, и недовольно поморщился, когда услышал приглушенный голос Мурата:

— Спасибо, Таймураз, я готов ехать. Только лошади наши устали после вчерашней доставки земли из долины...

— Э-э! — небрежно махнул рукой Таймураз. — В табуне Тотикоевых найдется конь для джигита!.. Тебе какой больше по душе?..

... Когда Дзамболат спустился в гостиную, там уже находился Асланбек, весь в блеске: начищенные газыри, кинжал, блики поигрывали на поясе, отделанном серебром.

— Отдохнул ли ты? — озабоченно посмотрел он в лицо Дзамболата. — Гонцы прибыли от Кайтазовых, приглашают на свадьбу. Долг наш — уважить эту почтенную семью. Богатства у них особого нет, но будет... Умеют ловить птицу счастья. Крепкие люди. Кровно обидятся, если мы не посетим их...

Возле высокого дерева, где дорога делала зигзаг, к ним присоединился Хамат. Дзамболат отметил про себя, что горец наверняка присматривался к дороге, ожидая, когда появится Асланбек, чтобы не приходить на свадьбу раньше его. Потом их догнал Иналык. Он был в той же черкеске, что и вчера, значит, она у него одна на все случаи жизни. Крепкий, немного угловатый Иналык твердо, не торопясь, переставлял огромные ноги в грубых ичигах по земле, на которой прошла вся его жизнь. И его нисколько не смущало, что одет он был далеко не так богато, как Асланбек.

У сакли Кайтазовых выстроилось множество арб и бричек. Возле лошадей хлопотали подростки. В доме все двери и окна были открыты настежь. Во дворе танцевала молодежь. Асланбеку обрадовались, прервали танцы, и аульчане, и приезжие гости почтительно приветствовали его, окружив, повели в сад, где были расставлены столы от забора до забора. Ждали только старшего, чтобы начать пир. Асланбек попытался отклониться от чести быть тамадой на свадьбе. Но стол всегда возглавляет старший по возрасту, и занять свое место ему пришлось. Теперь начались споры, кому сесть рядом со старшим. Каждый уступал место другому. Усадили всех, строго руководствуясь возрастом. Исключение сделали для Дзамболата, которому предложили место среди седобородых, ибо он был гость.

— Стол без хозяина дома — не стол, — объявил Асланбек и заставил Дзабо сесть по левую руку от себя. — Ты свое дело для свадьбы сделал: дал жениха, а все остальные заботы пусть лягут на твоих домочадцев!

Свадьба в горах всегда красочна, многолюдна и справляется с точным соблюдением вековых народных традиций. Каждому гостю свое место. Нет его только у жениха. Поговорка «Без меня меня женили» как нельзя лучше подходит к положению виновника торжества: он не имеет права присутствовать на собственной свадьбе и скрывается где-нибудь у соседей.

Появилась новая группа гостей. Стариков тотчас же повели к столу. Молодежь направили к кругу танцующих, напутствуя: «Идите веселитесь!» Парни стояли по одну сторону круга, девушки — по другую.

Всеобщее внимание привлекли стоящие несколько особняком братья Гагаевы. Мурата так и подмывало выскочить в круг, тем более что в толпе горянок он заметил Зарему, у которой сегодня были на редкость задорные, искрящиеся весельем глаза. Но гостям не положено напрашиваться на танец, и Мурат выжидал... Батырбек и Таймураз, вооруженные до зубов, оба в праздничном одеянии, приблизились к кругу. Таймураз стянул со спины винтовку, отдал ее Мурату, равнодушно бросил:

— Размяться, что ли?

Батырбек властно кивнул ему на круг:

— Покажи, как надо танцевать, брат!

Джигит поправил на себе шапку, провел руками по поясу, разглаживая черкеску, задорно крикнул:

— Мужчина, в жилах которого горячая кровь, не нуждается в уговорах! — и посмотрел в сторону девушек. — Нашлась бы достойная!

Зарема, не сводя с него глаз, восторженно шепнула стоящим рядом Таире и Мадине:

— Сейчас вы увидите! Убедитесь! Он покажет, как надо танецевать!

— Эй, где музыка? — рассердился Таймураз.

Это был поединок танцора и гармонистки. Ладный, ловкий Таймураз, с легкостью соблюдая рисунок танца, с каждым мгновением ускорял темп. Пальцы гармонистки метались по клавишам, на лбу от напряжения выступили капельки пота. А Таймураз несся птицей по кругу.

— Кого он выберет? Кого он выберет?! — шептала Зарема.

Мурат поглядывал на нее с умилением. Все в ней ему нравилось: и эта девичья непосредственность, и оживленность... Мурат опять был полон предчувствия близкого счастья, точно не было разговора-предупреждения Дахцыко. И не догадывался он, что началом всех его бед послужит именно этот танец, которым он любовался...

Точно застигнутый ударом молнии, Таймураз вдруг замер перед девушками, замер в красивой позе, на носках, вытянув свою ладную фигуру. И тут же опустился на каблуки, прижал руку к груди, приглашая на танец девушку.

На миг Зареме показалось, что он остановился перед ней. Она уже была готова выпрыгнуть в круг, но вовремя заметила, что его глаза смотрят не на нее.