Заповедь

— Так берете его?

— Многие прибывали сюда, мечтая о длинном рубле, да на вторые сутки здесь и духа их не оставалось, — сказал, обращаясь к Руслану, Соломон. — У нас стройка. Стройка! Не только комбинат строим, но и будущее свое... Однорукий перс не осилил и маленького заводика, а мы задумали крупнейший в Европе маисовый комбинат. И соорудим его. Без подачек! Сами!

— Дядя Соломон, вот бы это в послание Ага-Бала! — восхитилась Надя.— Такие слова сильнее ругательства. Пусть перс знает, что строим и как строим!

— И кто строит! — подсказала Тоня.

— Верно! Всех нас перечислить надо. — Надя кивнула на Руслана: — И его тоже.

— Можно вписать и новичка. Если останется, — Соломон, прищурившись, выжидающе посмотрел на молодого горца. — Подумал, парень?..

— Я остаюсь, отец.

Умар облегченно вздохнул, сказал, не глядя на сына:

— Спасибо, — подал сыну бурку, высматривая что-то вдали, обронил: — Нелегко тебе будет. Но повзрослеешь — поймешь, почему отец так поступил.

И уехал, оставив сына, тоскливо смотрящего ему вслед.

«Обиделся на меня Руслан, — понурив голову, думал Умар. — Сильно... Несмышленыш еще: жизнь розовой видит... »

Прощаясь с сыном, Умар не глядел ему в глаза: он не желал, чтоб тот прочел на его лице признаки муки, что истязают его в последние месяцы. Он мучился, чувствовал, что приближается беда, и хотел оградить от нее хотя бы своего любимца. Конечно, мог он отвезти Руслана и к Мурату, ведь брат не раз говорил, что может сделать из племянника командира... Их души — дяди и племянника — давно прикипели друг к другу... И когда Умар и Урузмаг решили перебраться в долину, Мурат было заикнулся, чтобы брат оставил Руслана в Хохкау. «Я из него командира сделаю», — пообещал Мурат вновь. «В Ногунале каждая пара рук на вес золота», — холодно тогда отчеканил Умар...

И вот теперь, спустя три года, Умар неожиданно отвез его не к брату, а на стройку маисового комбината... И сам не мог объяснить себе, почему душа не желала, чтобы сын находился у Мурата...

Глава 33

Та исповедь дяди Мурата, когда он открыл мне свою страшную тайну, произошла спустя годы после войны, за несколько дней до его трагической гибели. И начал он ее с вопроса:

— Помнишь ли ты, племянник, как я впервые привез тебя погостить к бабушке в Хохкау?

— Как забыть, дядя Мурат? Я все помню, начиная с дороги, когда, усадив меня себе за спину, ты заставил меня цепко, обеими руками, схватиться за твою черкеску. Мы скакали, и я успокаивал себя, заклиная «Не упаду! Не упаду!»

А как здорово было в Хохкау, где меня поразили и крутые горы, и бешеные воды реки, и родники, и валун, и водопады, с могучей грудью и огромными рогами туры, что по утрам легко прыгали по кручам, и вожак их застывал на утесе, снисходительно поглядывая вниз: на аул и на нас, копошащихся в песке ребятишек! Забавно было возиться с курчавыми ягнятами, что тыкались мордочками в ладоши, выпрашивая лакомства. Козлята с вечно дрожащими вздернутыми хвостиками доверчиво бегали следом за нами, вызывая тревожное блеяние своих матерей... Там мне все было в диковинку и западало в душу...

Были и другие события, которых не забыть, из той побывки в Хохкау... Помню, какой переполох в Хохкау вызвал Тузар Тотикоев...

... Чудовище приближалось, наводя страх на все живое. Лязг и грохот, опережая его, вызывали переполох в ауле. Лошади поводили ушами. Овцы сбились в кучу, каждая старалась втиснуться в середину. Петухи, вытянув шеи, испуганно кукарекали, куры, захлопав крыльями, со всех ног бросились в сараи и под бедарки и арбы. Исступленно залаяли собаки.

Старики, которых грохот и скрежет застали на нихасе, настороженно прислушивались и, как ни старались казаться равнодушными, не смогли скрыть охватившего их беспокойства.

— Неужели река что-то тащит? — вырвалось у Дзамболата.

— Против течения?! — поразился Хамат.

— Значит, не река, — удивился своей оплошности Дзамболат. — Тогда что за шум?..

Из домов повыскакивали женщины. Односельчане опасливо всматривались туда, на дорогу, откуда доносился грозный гул...

— Что-то страшное бежит на село!..

— Ой, беда, беда приближается!..

Мы с мальчишками оторвались от альчиков, ноги сами собой понесли нас туда, к мосту... Как ни страшно было, но нам не терпелось поскорее увидеть, что это за грозная сила надвигается на аул. Но нана и бабушки, неистово причитая и призывая на помощь Бога, перехватили нас на дороге и потащили к хадзарам...

Необычный шум, ржание обезумевших лошадей, неистовый лай собак сорвал с мест школьников. Они высыпали на улицу, наиболее отчаянные озорники побежали навстречу грохоту.

— Тамби, куда?! Назад! Домой!!! — понеслись вслед мальчишкам истошные крики испуганных матерей и бабушек.

Мурат из-под ладони всматривался в даль. Я вырвался из рук бабушки, встал рядом, тоже приложил руку ко лбу... Что-то там, у огромного камня, который огибала дорога, сверкнуло под лучами солнца раз, второй, — и чудовище стало медленно и неотвратимо вползать в аул. Оно тяжело дышало, раз за разом выплескивая в небо клубы жгучего дыма. Женщины бежали наперерез нечистой силе, стараясь опередить ее и скорее достичь школы, возле которой толпилась детвора.

— Ой, страшилище! Спасайте детей!

Зина радостно захлопала в ладони:

— Не пугайтесь! Это же трактор! Трактор!

И в ответ понеслось на разные голоса:

— Трактор!

— Тот самый, за которым отправился Тузар!

— Ой, какой он, этот трактор!

— А вон и сам Тузар. Ишь как оседлал чудовище!

— Так и катит, так и катит... Чего Тузар не останавливает его?!

— На нас страху нагнал, а сам улыбается, этот Тотикоев!..

— Да останови же его, Тузар! Видишь, скотина обезумела!..

За забором конь Мурата порвал уздечку. Собаки, завидя чудовище, теперь не рвались к нему, а наоборот, визжа, жались к стенам хадзаров и заборам.

Трактор подкатил ко двору и замер. Тузар, веселый и замызганный, довольный переполохом, с черными от смазки руками и грязным пятном на правой щеке, поискал глазами в толпе. Встретившись взглядом с Зиной, он засмеялся и легко соскочил на землю, поздоровался с горцами, которые все еще с опаской косились на неведомую машину, шутливо шикнул на малышей, облепивших ее, и только после этого не спеша направился в сторону своего дома. Сын устремился навстречу и озадаченно оглянулся на мать. И невдомек ему было, что Тузару очень хотелось броситься к Зине, обнять ее, и лишь страх нарушить обычай отцов заставил его обуздать свои чувства. Проходя мимо жены, он только осмелился взглянуть на нее украдкой и прошептать:

— Я сдал экзамен, Зина...

— Вижу! — вырвалось у нее.

Аульчане глядели им вслед. Дзамболат неторопливо приблизился к трактору, окликнул Тузара.

— Коня бросил посреди села и бежишь домой, — упрекнул он. — Где это видано? Неужели не понимаешь, как нам не терпится узнать, что это за штука? — И он закружил вокруг трактора, трогая костылем то одну, то другую деталь, уточняя, для чего она служит; его интересовала и маневренность его, и стоимость.

***

... Долго определяли, где же держать лошадей и коров, сданных в созданный колхоз. Не было в ауле подходящего коровника и сарая. Кто-то предложил, чтобы пока горцы держали их у себя во дворе. Но избранный председателем колхоза Иналык тут же решил, что это не выход. Наконец надумали огородить пространство между хадзарами Дахцыко и Тузара, освободить его от камней и выстроить сарай и коровник. Объявили три зиу подряд. Стены сложили из камня, крышу покрыли соломой, как это делали казаки...

— ... Так ты это запомнил? — поразился дядя Мурат.

— Я все, что происходило в ауле, помню, — хвастливо заявил я. — Ни одно событие не прошло незамеченным мною...

Дядя Мурат отрицательно покачал головой:

— Ошибаешься ты, племянник... Ошибаешься... На третий день после того, как Тузар пригнал в аул трактор, заявился к нам совсем уж нежданный гость... Можно сказать, гость с того света... И это счастье, что ни ты, ни тем более кто-то из взрослых аульчан его не видел... Мне повезло. Ты, племянник, знаешь мои привычки: не могу долго спать. Встаю, когда еще темно, и солнце встречаю в горах. Вот и в этот день аул еще спал, только начало светать, когда я уже переваливал через гребень вон той горы...