Заповедь

— А где ты возьмешь землю?

Старики насторожились. Это был самый главный вопрос: в горах без земли не прожить, а ее-то не хватает на всех, поэтому следовало выяснить, что предпримет пришелец.

— Если община разрешит, то я поделюсь своими мыслями, — с подчеркнутым почтением начал Дзамболат и, уловив нетерпение горцев, заявил: — Я думаю засыпать овраг и привезти землю, пригодную для выращивания картофеля и кукурузы.

У стариков заиграла на губах скептическая улыбка. Стали обсуждать, сколько понадобится бричек земли, какое время займет это нереальное дело...

— Откуда ты намерен возить землю? — уточнил Иналык.

— Или ты думаешь разжиться ею у нас? — пожал плечами Хамат.

— Земли у вас мало, — согласился Дзамболат. — Буду возить с поймы реки, а не хватит — из русской долины. Там ее вдоволь.

Старики кисло заулыбались, закачали седыми бородами. Прикинули, сколько земли за месяц можно доставить из долины в горы... Сомнительно.

— Для твоего замысла понадобится лет десять, — подвел итог обсуждения Асланбек. — Хватит ли сил?

— У меня восемь сыновей, — возразил Дзамболат. Это был его самый весомый козырь, против которого старикам трудно было что-то возразить.

— Итак, земля у нас уже есть, — ехидно улыбнулся Иналык. — А что ты будешь делать до того, как получишь первый урожай с оврага?

Иналык нащупал самое уязвимое место Гагаевых. Дзамболат и на него подготовил ответ, неубедительный, но что другое придумаешь, и он, казня самого себя за то, что нет лучшей перспективы для семьи, с трудом вымолвил:

— У меня есть овцы. За них я могу получить маленький клочок земли, который даст мне кукурузу на чурек.

Иналык не сдержал усмешки: сам бедняк, он встретил беднее себя. На нихасе воцарилась гнетущая тишина. Всем было ясно, как смешно то, на что рассчитывал Дзамболат, да кому охота первым бросить камень на могилу несбывшихся надежд пришельца? Тот, кто первый подает свой голос, всегда запоминается. Другие остаются в тени, но первый, вытащивший кинжал, первый, бросившийся на тебя, отказавший тебе в помощи, всегда на виду. И когда он первым идет к тебе на подмогу, и когда встает у тебя на пути. Сегодня вредно быть первым и в добре, и отказывая, потому что неизвестно, каким на поверку окажется Дзамболат... И кто знает, не проиграет ли тогда первый подавший за него голос? Не стоит лезть на рожон. Пусть скажет Асланбек — он за все в ответе.

— Земля у нас дорога, — заявил старец. — Одна овца даст тебе лишь столько земли, сколько накроет тень ее в самый полдень.

Наступил тот момент, когда надо было сказать, что получит общество взамен на разрешение поселиться. Дзамболат тихо проговорил:

— Мы постараемся быть полезными аулу, — фраза содержала только желание, а не конкретное дело. Дзамболат не желал сам затевать разговор об обязательствах. Если принудят, придется обещать, но он сам не станет лезть под нож.

— Аул со стороны оврага нуждается в защите от абреков, — напомнил Иналык старикам.

Это прозвучало вопросом к пришельцу, и ему пришлось откликнуться:

— У меня восемь сыновей, — опять воспользовался своим козырем Дзамболат, — и все они умеют обращаться с оружием.

И снова надо молчать. Нельзя спешить — торг не любит быстрых соглашений: надо показать, что ты идешь на то или иное решение взамен уступок со стороны нихаса.

— Значит, ты обязуешься охранять аул с этой стороны? — напрямик спросил Дзабо.

Дзамболат попытался смягчить условие:

— В случае нападения абреков мы дадим сигнал аулу.

«Хитрец», — мелькнуло у каждого из сидящих на нихасе. А разве они простаки? Сейчас следует дать ему понять, что шутить с ними не стоит. И Асланбек твердо заявил:

— Сигнал? Этого мало. Вы должны дать им бой, отразить их нападение и пулей, и кинжалом...

Дело уже серьезное. От того, что ответит нихасу Дзамболат, зависит решение его вопроса. И Дзамболат коротко ответил:

— Хорошо, — это слово означало, что в случае нападения абреков сейчас или через сто лет Гагаевым придется ценой жизни отстаивать аул. И означало, что Гагаевы будут отвечать за любое горе, что принесет с собой нападение абреков.

— Там у нас плохая дорога, — намекнул Хамат. — У большого камня часто заливает. Проехать невозможно.

Вместо Дзамболата ответил Асланбек:

— Будут строить дамбу, продолжат ее на десять метров — вот и не будет заливать дорогу у большого камня, — и это тоже стало условием.

— Все участки под сено уже распределены до самого леса, — напомнил Дзабо.

— Мы учтем, — кивнул головой Дзамболат.

Старцы помолчали, прикидывая, не слишком ли дешево обойдется их согласие на поселение пришельцев.

— Если будут призывать на казачью службу, то двое твоих сыновей будут тянуть жребий, — с прямолинейной откровенностью заявил Батырбек.

— Почему двое? — осмелился возразить Дзамболат. — От каждой семьи тянут по одному джигиту.

— А наше условие — твоих двое! — поспешно оглянулся на стариков за помощью Батырбек.

— И я за это, — сказал Хамат. — У него много сыновей.

— Но это несправедливо, — упорствовал Гагаев. — Закон для всех один.

— Если мой сын вытянет жребий, я останусь с одним, — вымолвил Иналык.— А если твой, то у тебя их еще останется семеро. Разве это справедливо?!

Старики бурно заспорили. Конец их выкрикам положил Асланбек, который предложил свое условие:

— Тянут жребий два сына, но если оба вытащат, то идет один...

Такое предложение устраивало нихас. Пришлось согласиться и Гагаеву. Наконец все было оговорено, и Асланбек поднялся со своего места. Сразу другие тоже оказались на ногах.

— Чтобы узнать человека, надо с ним в поход на турок сходить, посмотреть на него в бою, в трудностях походной жизни, а не только за столом на свадьбе...

— Верно! — стукнул палкой по земле Хамат. — В бою мужчине не скрыть, какой он на самом деле.

— Но и в тихой, мирной жизни хороший человек виден сразу, — покосился на Хамата Асланбек. — Ты, Дзамболат, пришелся нам по душе. С сегодняшнего дня мы тебя считаем своим. Аул будет тебя защищать как своего, но и ты должен подчиняться всем нашим решениям и законам. В чьей арбе едешь, говорят наши мудрецы, того песню и пой.

— Видит Бог, вы об этом не пожалеете, — растроганно сказал Дзамболат, и в этот момент он готов был поклясться, что никогда и никому он не позволит обидеть ни одного аульчанина, в голосе его засквозила взволнованность.

И старики застыдились ее, неловко отвели от пришельца взгляды, боясь, что он сорвется, скажет не то и не так, а потом долгие годы будет казнить себя за это.

— Никто из вас не задал вопроса, почему я покинул Цамад, — значит, верите мне. Спасибо. Но я не хочу, чтобы между нами что-то было неясно, скажу вам причину. Как-то в мой дом постучал грузин, переваливший зимой через перевал, попросил крова. Разве мог я, осетин, не принять его? Месяц жил у меня. Я не расспрашивал, кто он. И он не говорил. А потом в аул пришел отряд всадников, хотели арестовать грузина, но он был моим гостем, и я не отдавал его.

— Тоже по-осетински! — цокнул языком Хамат.

— Они подожгли мою саклю, угнали почти всех овец, а когда мы выскочили из горящего дома, грузина арестовали, и мне старшина сказал: «Уходи, тот, кто защищает врага царя, на аул беду накличет... »

— Здесь никто тебя в этой истории не упрекнет, — твердо заявил Асланбек, многозначительно поглядев на горцев.

***

Усевшись на толстый ствол дерева, отполированный от частого сидения стариков, и посмотрев на площадку у оврага, Асланбек увидел огромную кучу камней, которая продолжала расти на глазах. Сыновья Дзамболата, сбросив рубашки, поблескивая сильными молодыми телами, носили их с береговой пролысины, заваленной валунами. В узком месте оврага были переброшены два ствола дерева, и Гагаевы один за другим перебегали по ним сперва на площадку с камнем на плече, а потом назад — уже с пустыми руками. И так у них ладно и сноровисто получалось, что бежавший последним Газак успевал проскочить по бревну прежде, чем возглавлявший шеренгу Умар возвращался к нему уже без камня. Они не теряли ни одной секунды. Самый младший из братьев — Шамиль — возился у костра, возле которого маячила сухонькая фигурка матери богатырей Хадизат. Дзамболат бродил по площадке и с помощью жерди делал разметку будущего двора и хадзара.