Заповедь

— Тогда подожди. Глядишь, и полегчает с кирпичом... Да и чего сегодня нервничать? Еще успеем построить больницу. Главное, чтобы она стала врачом.

— Станет. Обязательно станет, — горячо заверил Мурат. — Она знаешь какая волевая?! — В груди его, как всякий раз, когда он вспоминал похищенную, защемило...

— Вот и заверишь ее от моего имени, что больница к ее приезду будет!..

— Когда я к ней вырвусь? — вздохнул Мурат.

— Так я потому тебя и вызвал, что отправляешься ты вновь в колыбель революции, — сообщил Дауд. — Опять на тебя вызов пришел. Персональный! И сопровождать тебя знаешь кто будет? Сам Скиф Кайтиев!.. Возвращайся в Хохкау, готовься, послезавтра нас ждет у себя секретарь обкома партии...

... Скиф тепло встретил явившихся к нему Мурата и Дауда, сообщил, какая предстоит обширная программа и в Ленинграде, и в Москве...

— Нас примут самые высокие начальники, — сказал он. — И это очень кстати, потому что мы воспользуемся встречей и выскажем несколько просьб...

Дверь скрипнула, и на пороге кабинета показался горец в темной черкеске и белой сорочке с высоким воротом. Кайтиев поморщился, но все-таки жестом показал нежеланному посетителю, чтоб тот вошел.

— Давай прервемся на несколько минут, — сказал он Мурату. — Я уж который раз обещаю товарищу Дзандару Байтову принять его... — губы его скептически скривились, — по вопросу государственной важности... Садитесь, товарищ Дзандар Байтов.

Горец степенно, с достоинством пожал руки сперва Дауду, потом Мурату, плотно уселся на стул и, медленным движением руки стянув с головы шапку, аккуратно пристроил ее на краю стола.

— Я вас слушаю, товарищ Дзандар Байтов, — терпеливо произнес Скиф.

— Уважаемый секретарь обкома, ответь мне, пожалуйста: должен дойти и до Осетии план ГОЭЛРО? — и, наклонившись к хозяину кабинета, сам же ответил: — Должен. Ты, почтенный Скиф, в наших местах бывал. Помнишь водопад? Зачем вода зря падает, силу свою губит? Надо перегородить речку — еще до водопада — и пустить ее сквозь гору в ущелье.

— Как сквозь гору? — вмешался пораженный услышанным Мурат.

— Пробить в ней тоннель. Трехкилометровый. Вода побежит по нему и станет крутить турбину — вот и будет электростанция!..

— Очень интересная идея, — улыбнулся Кайтиев.

— Образование какое у вас, товарищ Дзандар Байтов? — спросил Дауд.

— Чабан я, чабан...

— И я чабанил! — воскликнул Мурат.

— И вы, чабан Дзандар Байтов, спроектировали электростанцию?! — негодующе воскликнул председатель райисполкома. — У вас есть... чертежи? Вы сделали расчеты?..

Байтов показал на свою голову:

— Здесь вижу, как вода бежит по тоннелю, как крутит турбину...

— Но это же абсурд! Абсурд! — процедил сквозь зубы Дауд.

Дзандар покосился на него и полез рукой в карман. Аккуратно развернул сверток, вытащил фотокарточку и подал секретарю обкома:

— Вот. Это я двадцать три года назад соорудил. Тоже без чертежей. Тоже не верили.

На фотокарточке несколько горцев столпились возле странной деревянной трубы, сбитой железными обручами.

— Это я, — показал Байтов. — А это труба длиной в тринадцать аршин. По ней я воду пустил, а в конце поставил мельницу. Ух и работала! Всему аулу муку молола! Найдем деньги на тоннель — и по нему вода побежит. Поверь мне, Скиф.

— Хочу верить, — серьезно произнес Кайтиев и еще раз твердо подчеркнул: — Хочу.

— Для веры заключение специалиста требуется, — грубо отрезал Дауд.

— И я вот верю! — решительно заявил Мурат. — Верю — побежит вода! — и, игнорируя председателя райисполкома, придвинулся к горцу, уточнил: — Деньги, говоришь, нужны? Много?..

— Много, — печально произнес Дзандар.

— Попрошу у Михаила Ивановича! — заявил Мурат.

— У кого? — переспросил, не поверив, Дзандар.

— У Калинина, — сказал Мурат.

— У товарища Калинина? — забыв о солидности, выпучил на него глаза Дауд. — Тебя знает... всесоюзный староста?!

— Ворошилов познакомил, — просто сказал Мурат и пояснил Дзандару: — Мы вместе с товарищем Кайтиевым как раз собираемся в Петроград, ехать нам через Москву. Остановимся на денек? — спросил Мурат у Кайтиева. — К Михаилу Ивановичу заглянем...

— «Заглянем»! — фыркнул Дауд. — Да что, товарищ Калинин сидит и ждет тебя?!

Мурат ошпарил председателя райисполкома сердитым взглядом и невозмутимо продолжил:

— Давай, Дзандар, свои бумажки, я словами не могу объяснить... Передам Калинину листочки, пусть посмотрит... — Он нетерпеливо вскочил с места, закричал, убеждая Скифа, Байтова, Дауда, себя: — Он тоже пастушил! И он поймет нас, чабанов! Добуду тебе, Дзандар, деньги! Добуду! И у нас будет свой маленький ГОЭЛРО!

***

... И опять Мурат заявился в их огромную, окном на Неву, комнату вечером, застав всех троих дома; и опять они бурно радовались его приезду; и опять середину стола оккупировал величавый пятилитровый самовар... Зарема и Мария, перебивая друг дружку, рассказывали о том, что произошло у них за время, что прошло со времени предыдущего посещения Муратом Ленинграда. Теперь уже Зарема заканчивала институт.

Невесть откуда взявшаяся бутылка жгуче-обжигающей водки развязала язык Мурата, и он разоткровенничался, поведал о житье-бытье горцев, о горестях, которые последнее время преследуют его, председателя сельсовета.

— Люди изменились. Но! — он поднял палец, подчеркивая тем самым, насколько серьезно то, что сейчас выскажет. — Но не в лучшую сторону.

— Почему? — ахнула Мария, уступившая Мурату с Заремой стулья, а сама примостившаяся на табуретке.

Мурат повел плечами, как бы поеживаясь от озноба, хотя в комнате было жарко и лишь через открытое окно веяло приятной прохладой от поблескивавшей вдали Невы, и признался:

— Сам который месяц ломаю голову, ищу ответ на это «почему». Раньше только скажешь: «Революции требуется» — тут же десятки и сотни добровольцев брались за дело. А теперь глаза в сторону отводят.

— Все? — спросила Зарема.

— Многие... Смотришь на них, а в голове мысль: то ли что-то я не так делаю, то ли люди перестали понимать, что для них плохо и что хорошо.

— Может, ты и в самом деле что не так делаешь? — высказала догадку Мария.

— От себя ничего не выдумываю, — возразил Мурат. — Что говорит Дауд, то и делаю. И он ничего не выдумывает: делает то, что ему сверху приказывают... Обмельчали люди. Я им про мировую революцию, а из толпы выкрик: «Скажи, председатель, когда соль привезут?» Объясняешь, что соли в стране не хватает, а в ответ смеются: «Куда она девалась? При царе было вволю, а те-перь — вовсе нет. Он что, ее с собой в могилу унес?» А в последний раз кто-то даже глумился над самым светлым для нас: «Соль придерживают для всемирной революции; ею вместо картечи забивать стволы орудий будут». Вот до чего дошло...

— И у нас здесь соль то бывает в магазинах, то нет, — промолвила Мария.

— Без соли в горах никак нельзя, — вздохнула Зарема. — Зарезал овцу, — чтоб мясо сохранить, надо солью укутать, или ешь всю тушу сразу. Но какая семья себе это может позволить? И в самом деле, куда соль девалась?

— Гринин говорит, что дефицит от бесхозяйственности, — сказала Мария, — оттого, что где-то в начальстве засел бездельник-бюрократ...

— Почему не гонит его? — рассердился Мурат.

— Его сперва следует отыскать и уличить. А до всего руки не доходят, — стала защищать Гринина Мария. — Мой-то иной раз пообедать не успевает. Идут да идут посетители — какой кусок в рот полезет, когда знаешь, что в приемной человек мается, ждет не дождется, когда дадут ему своей заботой поделиться...

Беседуя, Мурат старательно следил за тем, чтобы ненароком не встретиться взглядом с Заремой. Боялся, что в его глазах она увидит затаенную боль и тоску по ней, его единственной любви; что выдержка изменит ему и он станет убеждать ее бросить учебу и отправиться в Хохкау...

— Почему я здесь? — вдруг застонала Зарема. — Почему не дома? Почему увезла сына от деда, от бабушки, от могил предков, от гор? Почему вместо того, чтобы колдовать у печи, радуя близких вкусной едой, сижу вдали от них над книжками и зубрю, зубрю, зубрю?!