Поединок. Выпуск 8

— Именно, что нужда! — ответила рослая работница в платке. — А ты, начальник, видать, жрешь, хорошо, коли не знаешь нужды нашей! Голод! Дети голодают!

Дикий шум покрыл ее последние слова.

— Тихо, — сказал, поднимая руку, Куценко, — причина понятна. Дайте слово сказать!

— Ты нам не слова, ты нам — хлеба давай! — опять крикнула рослая.

— Вот я и хочу сказать за хлеб!

Толпа сдвинулась вокруг.

— Товарищи женщины, — сказал Куценко, дергая себя за ус, — дела такие. Враг поджег склады. Об этом известно?

— А где твоя охрана была? — закричали из толпы. — Ты нам зубы не заговаривай!

— Идет гражданская война, товарищи бабы, — глухо сказал Куценко, — мы строим первое в мире государство рабочих. Государство ваше и для вас! Трудно нам. Враг у нас ловкий. Бьет по самому больному месту. А про хлеб, товарищи бабы, я так скажу. Хлеб нам губерния уже послала. Хлеб идет. Но для того чтобы он дошел, надо нам сорганизоваться и разбить банды вокруг города, прибрать к рукам внутреннюю контру! И в этом нам нужна ваша помощь!

— Мы-то с голоду мрем, а буржуи колбасу трескают! — крикнула женщина в калошах.

— Всех к стенке! — кричала женщина у самого уха Гуляева. — Гады! Награбили при старом режиме!

— Живодеры! — басом перекрывала всех толстая женщина в истрепанной кацавейке.

— Ваша классовая ненависть правильная, — сказал Куценко, перебивая шум, — но только знайте, гражданки, что самосудом делу не поможешь! У нас социалистическая республика! Сейчас она в опасности. Вы должны помогать нам, мобилизовывать своих мужьев и братьев. Надо выполнять задания, которые вам дает исполком. Тогда мы вам гарантируем и хлеб, и работу, и школы для детей.

Толпа притихла. Куценко говорил уже свободно и легко, указывал, что и как надо сделать, чтобы выжить в эти трудные дни, а к Гуляеву пробралась Верка Костышева и, показав глазами в сторону красивой работницы с мучнистым лицом, шепнула:

— Она и есть — Нюрка Власенко! Баба себе на уме! Ты гляди с ней, допрашивать будешь — палку не перегни. Нервенная она, может и глаза выцарапать.

Гуляев проследил, как эта женщина толкается в толпе, как равнодушно слушает она то, что вокруг говорится, отметил, что даже в потертом своем пальтишке и черном платке она как-то выделяется среди остальных работниц, и определил, что она здесь совершенно посторонняя, что она — по случаю.

«Может быть, сейчас поговорить?» — подумал он. И тут же решил, что это неосторожно. Надо выяснить о ней все. Только тогда допросить. Но между прочим, поговорить не мешало. Он подошел и встал рядом с ней, притиснувшись плечом к стенке.

— Шуму сколько наделали, — сказал он, подлаживаясь под чей-то чужой язык и от этого чувствуя себя в глупой роли неумелого сыщика. — Было б с чего!

— Сам-то жрешь, — лениво ответила ему Нюрка, — вот тебе и метится, что не с чего. Имел бы ребенка — по-другому бы запел, кобель здоровый!

— Трудное время, — сказал он, не желая спорить, — надо потерпеть.

— А мало мы терпели! — тут же вскинулась Нюрка. — Мы-то, бабы, одни и терпим — вы, что ли, жеребцы кормленные.

— Давно уж замечаю, — сказал он, косясь на нее, — больше всех кричит не тот, кому на самом деле плохо, а тот, кто как раз лучше живет.

— Это ты про кого? — Нюрка, выставив грудь, повернулась к нему. — Про меня, что ли?

— Почему про тебя? — пробормотал он, слегка смущенный.

— Я те дам на честных женщин наговаривать! — в голос закричала Нюрка. — Вот ребятам скажу, они те холку намнут, дубина жердявая!

— Пошли, Нюрк, пошли, — потянула ее за собой, проходя, рослая работница. А женщина в калошах шепнула, дотянувшись до уха Гуляева:

— С энтой не вяжись, парнишка, а то перо в бок получишь!

— Вер, ты эту Нюрку хорошо знаешь?

— Чего бы ее не знать, — ответила Верка, прислушиваясь к тому, что говорится за дверью, — на нашем заводе лет пять уж как работает. Ребенок у нее. Баба занозистая, но дурного от нее нету.

— Вер, — сказал Гуляев, — а как мне Панфилова повидать?

— Зачем он тебе? — спросила Верка, недоверчиво окидывая его серыми непримиримыми глазами. — Он при карауле тут.

— Где — тут? — обрадовался Гуляев.

— Хоть бы и тут! Я его к тебе не потащу! — отрезала Верка. — Что ты нам за начальник?

— Никакой я не начальник, — сказал Гуляев, — а просто нужно мне знать все про эту Нюрку. Это не личный интерес, а дело.

— Если по делу — можно, — размышляюще пробормотала Верка, потом встала, поплясала немного, чтоб согреться, и вышла.

Вскоре она вернулась, подталкивая перед собой невысокого ловкого парня в армейской фуражке, длинном штатском пальто и обмотках. Винтовка без штыка висела у него на плече дулом книзу.

— Вот Панфилов, — коротко сообщила Верка и снова устроилась на диване.

— Гуляев, следователь милиции, — сказал Гуляев, вставая и подавая руку.

— Фу-ты ну-ты! — сдавив руку Гуляева, засмеялся парень. — С чего это я вдруг вам понадобился?

— Скажите, товарищ Панфилов, — Гуляев сознательно взял официальный тон, — сахар, который дала вам Власенко...

— А-а! — покраснел парень. — Я ж не крал его!

— Она на ваших глазах его доставала?

— Как доставала?

— Вы видели, где и как он у нее хранится?

— Видел. В мешочке таком.

— Большой мешок?

— Махонький.

— Сахару в нем много было?

— Кила три!

— Немало!

— По нонешним временам — клад.

— Откуда ж она его добыла, этот клад?

— Говорит, с прежних времен хранила.

— А вы верите?

Парень подумал, посмотрел на Гуляева, отвел глаза:

— Нюрка, она девка-то ничего, своя. Почему ж не верить?

— Скажите, а что за знакомства у нее?

— У Нюрки? — парень рассмеялся. — Ну, я вот — знакомство. Еще наши парняги...

— А кроме?

Парень посмотрел на Верку. Та вмешалась:

— Выкладывай, Вань. Милиция знает, зачем ей это надо. Давай, как на ячейке. Крой.

— Нюрка — она у нас лихая, — сказал Панфилов с некоторым усилием, — так навроде в доску своя, но есть у ей один изъян. — Он остановился и снова взглянул на Верку. Та тоже пристально и настороженно глядела на него. — В общем, значит, так! — решительно рубанул Панфилов рукой по воздуху. — Она, понимаешь, с блатными шьется. Тут такое дело. Ребенок-то у нее, он при прошлом режиме еще сработан. Был у нас в городе Фитиль, не слыхали?

Гуляев покачал головой.

— Сперва был, как все, потом подался в Харьков, еще огольцом, а потом уж наезжал в своем шарабане. В большие люди пробился. Говорили — шпаной заправлял. Вот от него Нюрка пацана-то и нагуляла. Перед самой революцией накрыла его полиция. А потом вроде мелькал он в городе. И главно, стали к Нюрке ходить разные налетчики... И всех она принимает. Одно время перевелись они тут, а вот опять, значит, появились.

— А Фитиль?

— Про Фитиля ничего не знаю.

— Ясно, — сказал Гуляев. — Вера, могла бы ты помочь мне в одном деле?

— Если общественное, помогу, — сказала Верка.

— Будь спокойна — не личное. А вы, товарищ? — он посмотрел на Панфилова.

— Раз Верка с вами, я тоже.

— Мне надо, чтобы вы ввели меня к Власенко. А потом придется, возможно, провести и обыск.

Панфилов помрачнел:

— На такие дела я не гожусь. Живу рядом, шабёр. А тут — обыск...

Гуляев усмехнулся, хотел что-то сказать, но вмешалась Верка.

— А на революцию ты годишься? — спросила она Панфилова. — Так что, Вань, бросай дурака валять. Раз требуется, надо сделать. Как договоримся, Гуляев?

— В шесть часов я прихожу к вам на Слободскую, и мы все идем.

Было темно, когда Гуляев добрался до барака, где ждали его Костышева и Панфилов. Вокруг стояли маленькие домики, крытые дранкой. За ними чернел поросший деревьями овраг.

— Сделаем так, — решила Костышева, — мы войдем в дом, отвлечем ее. О тебе предупредим, что пришел еще один. У нас к ней дело есть. Собираемся воскресник на заводе устроить. Ходим по домам, уговариваем. Мы пока поговорим с ней, а ты во дворе пошаришь: нет ли чего подозрительного. Так?