Страница 8 из 14
— Ты сказала, что я не поведу?
— Нет, конечно! Великое дело — отвести несколько лошадей.
— А как я объясню, почему я этим занят? — закричал Аша.
Я посмотрела на него.
— Ты шел во дворец. Тебя попросили заняться конями, потому что ты в них разбираешься. — Я повернулась к хетту. — Прежде чем отводить коней, мы должны взглянуть на другие подарки.
— О чем ты с ним говоришь?
— Аша, положись на меня. Иногда ты слишком осторожен.
Хетт нахмурился, Аша затаил дыхание, а я послала хетту самый нетерпеливый взгляд. Он тяжело вздохнул и повел нас через весь причал, мимо покрытых удивительнейшей резьбой ларцов слоновой кости, в которых привезли корицу и мирру, стоившие целое состояние. Сильный аромат пряностей смешивался с запахом речного ила. Аша указал вперед, на длинный обитый кожей сундук.
— Спроси его, что там.
Переводить не потребовалось: старик тут же склонился над сундуком. Три длинные седые косы упали на плечо, и хетт, тряхнув головой, перебросил их за спину. Из сундука он извлек сверкающий меч.
— Железо! — шепнула я.
Аша взялся за рукоять и повернул длинный клинок, на котором сверкнуло летнее солнце, как на мече Рамсеса, когда он показывал нам его на балконе.
— И сколько тут мечей? — Аша сопроводил слова жестом.
Торговец, видно, понял, потому что ответил:
— Два — по одному для старшего и младшего фараона.
Я перевела ответ, и Аша вернул меч на место. Мне же на глаза попалась пара эбеновых весел.
— А это для чего?
Старик впервые улыбнулся.
— Это самому фараону Рамсесу — для свадебной церемонии.
Узкие весла были вырезаны в виде утиных головок, и старик погладил дерево, словно птичьи перья.
— Фараон будет ими грести, когда поплывет за лодкой невесты, и все придворные поплывут за ним в своих лодках.
Я представила себе, как Рамсес гребет, догоняя лодку Исет. Темные волосы невесты убраны сверкающими на солнце лазуритовыми бусинками. Мне и Аше придется плыть позади, и нельзя будет ни окликнуть Рамсеса, ни дернуть за волосы. Быть может, если бы во время коронации я не вела себя, как дитя, то на свадебной церемонии оказалась бы в самой первой лодке. И это ко мне он повернулся бы позже, ночью, и со мной говорил бы о событиях минувшего дня, и смеялся бы заразительным смехом…
В молчании я проводила Ашу до конюшен; вечером, когда Мерит велела мне сменить короткую тунику на праздничное одеяние, я не ворчала. Я покорно дала ей надеть мне на шею серебряное ожерелье и неподвижно сидела, пока она натирала мне щеки миртовым маслом.
— Отчего это ты вдруг такая послушная? — подозрительно спросила Мерит.
Я покраснела.
— Разве я не всегда такая?
Мерит вздернула подборок, и ее пеликаний мешок вытянулся.
— Собака делает, что велит хозяин. А ты всегда слушаешь меня, точно кошка.
Мы обе посмотрели на Тефера, который развалился на постели, — своевольный зверек дернул ушами, словно понял, что Мерит упомянула его.
— Фараон Рамсес теперь взрослый, и ты тоже решила повзрослеть? — не унималась Мерит.
— Возможно.
Когда пришло время собраться к обеду в Большом зале, я села на свое место возле помоста и видела, как Рамсес смотрит на Исет. Через десять дней она станет его женой. Неужели он совсем обо мне забудет?
Фараон Сети встал с трона и поднял руку. В зале воцарилась тишина.
— Не послушать ли нам музыку? — громко спросил он.
Царица Туйя кивнула, но подниматься не стала. Ее лоб по обыкновению покрывала испарина. И как только такая тучная женщина выносит фиванскую жару? Слуги так размахивали опахалами, что даже к столам у помоста доносился запах ее благовоний — лаванды и лотоса.
— А что скажет будущая повелительница Египта? — спросила царица, и все придворные посмотрели на Исет, которая изящно поднялась со своего места.
— Как пожелает царица.
Исет грациозно поклонилась, медленно пересекла зал и приблизилась к стоящей у помоста арфе. Рамсес улыбнулся. Исет уселась перед инструментом, прижала к груди резную деревянную раму арфы, и по залу полетели нежные звуки. Кто-то из сидевших позади меня сановников пробормотал:
— Прекрасно. Какое чудо!
— Ты про музыку или про исполнительницу? — уточнил Анемро.
Остальные захихикали.
Накануне свадьбы Рамсеса и Исет остальные ученики отправились домой, а наставник Пасер отозвал меня в сторонку. Он стоял посреди комнаты, окруженный корзинами с папирусами и тростниковыми палочками. В мягком вечернем свете я вдруг поняла, что он гораздо моложе, чем мне всегда казалось. Темные волосы были заплетены не так туго, как обычно, и глядел он добродушнее. Пасер указал на кресло, стоявшее напротив него, но не успел произнести ни слова, как глаза у меня затуманились от слез, до того мне стало стыдно.
— Хотя твоя няня позволяет тебе носиться по всему дворцу, словно ты дикое дитя Сета, — начал он, — ты всегда была в числе лучших учеников. Но за последние десять дней ты пропустила занятия шесть раз, а твой сегодняшний перевод приличествует разве что каменщику, из тех, что строят пирамиды.
Я опустила голову и пробормотала:
— Я исправлюсь.
— Твоя няня говорит, что дома ты больше не занимаешься языками. Думаешь о чем-то постороннем. Это из-за женитьбы Рамсеса?
Я подняла на него глаза и тыльной стороной ладони вытерла слезы.
— Рамсеса нет, и никто со мной не хочет дружить. Все ученики только из-за Рамсеса притворялись, что хорошо ко мне относятся, а теперь называют меня вероотступницей.
Пасер, нахмурившись, подался вперед.
— Кто тебя так называет?
— Исет.
— Это только один человек.
— Но другие тоже так думают! Я точно знаю. А в Большом зале, когда верховный жрец садится за наш стол у помоста…
— Из-за Рахотепа не стоит переживать. Ты ведь знаешь, что его отец был верховным жрецом Амона…
— А когда моя тетка стала царицей, они с фараоном Эхнатоном приказали его убить. Это я знаю. И потому Исет против меня, и верховный жрец против меня, и даже царица Туйя. — Я подавила рыдание. — Все против меня — из-за моей семьи. Зачем только моя мать назвала меня в честь Отступницы!
Пасер замялся.
— Откуда ей было знать, что люди будут ненавидеть ее сестру даже двадцать пять лет спустя? — Он встал и протянул мне руку. — Нефертари, тебе нужно продолжать изучение языка хеттов и шазу. Неважно, что делают фараон Рамсес и Аша, тебе нужно учиться в эддубе. Только так ты найдешь свое место при дворе.
— Какое место? — в отчаянии спросила я. — Женщина не может быть визирем.
— Не может, — согласился Пасер. — Но ты же царевна. С твоим знанием чужеземных языков перед тобой откроется множество путей. Ты можешь стать верховной жрицей или исполнять при верховной жрице обязанности писца или даже посланника — Пасер сунул руку в корзину и достал несколько свитков. — Это письма от Муваталли фараону Сети. Мы переводили их в те дни, когда ты сидела во дворце, сказываясь больной.
Щеки у меня заалели от стыда, но позже я поняла, что Пасер прав. Я — царевна. Дочь царицы, племянница царицы и внучка царицы. Мне открыто множество путей.
Когда я вернулась из эддубы, во внутреннем дворе уже раскинули огромный белый шатер — там будут пировать самые почетные гости на свадьбе Рамсеса. Повсюду, точно муравьи, сновали сотни слуг, перенося кресла и столы из Большого зала в шатер. Под златотканым пологом, в сторонке от суеты, сидели сестры фараона Сети, прибывшие, чтобы присматривать за подготовкой к празднеству. Исет тоже была там, со своими подружками из гарема.
— Нефертари! — крикнул Рамсес с другого конца двора.
Оставив Исет, он поспешил ко мне.
Из-за жары фараон снял немес[27], и заходящее солнце словно полило его голову огнем. Я представила, как Исет запускает пальцы в красно-золотые пряди и шепчет что-то Рамсесу на ухо — так иногда Хенуттауи в подпитии шепчет о чем-то красивым вельможам.
27
Корона немес — корона в виде платка с золотыми и голубыми полосами. Немес изображен на саркофаге Тутанхамона.