Страница 10 из 18
Так они и шли, правда, К. понятия не имел куда, он ничего вокруг не узнавал, даже не разглядел, прошли они уже церковь или нет. Из-за того что столько сил приходилось тратить на обычную ходьбу, он никак не мог собраться с мыслями. Мысли путались и сбивались, не в силах сосредоточиться на одной задаче. Почему-то вспоминались родные места, и воспоминания эти переполняли его, не давали покоя. Там, на родине, на главной площади тоже стояла церковь со старинным погостом за высокой стеной. Из мальчишек лишь очень немногим удавалось вскарабкаться на эту ограду, вот и К. еще ни разу не взбирался. Влекло их туда не любопытство, никаких таких тайн на кладбище не было, сквозь маленькую решетчатую калитку они частенько туда захаживали, только высокая гладкая стена манила их своей неприступностью. И однажды утром — тихая, пустынная площадь была залита солнцем, ни прежде, ни потом К., пожалуй, никогда больше ее такой не видел, — ему неожиданно легко все удалось; в том месте, где стена уже не раз его сбрасывала, он, с маленьким флажком в зубах, взлетел на нее с первого же приступа. Еще шуршала внизу потревоженная разбегом галька — а он уже был наверху. Он укрепил флажок, ветер расправил и натянул материю, он глянул вниз, по сторонам и через плечо назад, на тяжело ушедшие в землю кресты, — не было в это мгновение никого вокруг сильнее и выше, чем он! Мимо, как назло, проходил учитель, чей сердитый взгляд мигом согнал К. со стены, соскакивая, он расшиб колено, едва доковылял до дому, но на стене он все-таки побывал, и тогда казалось, что восторг этой победы послужит опорой во всей его будущей долгой жизни, — и, наверно, не такой уж это вздор, раз теперь, столько лет спустя, в заснеженной ночи, вместе с рукой Варнавы это чувство пришло ему на помощь.
Он уцепился еще сильней, чуть ли не повис на руке Варнавы, который его теперь почти тащил, но молчание между ними не прерывалось; о дороге К. мог судить только по состоянию улицы под ногами и, исходя из этого, заключил, что ни в какие переулки они, похоже, пока не сворачивали. Он строго-настрого наказал себе во что бы то ни стало идти вперед, отбросив мысли о трудностях пути и тем паче о тяготах возвращения, пусть его хоть волоком тащат, уж на это-то у него достанет сил. Да и возможно ли, чтобы у дороги не было конца? При свете дня Замок лежал перед ним легко достижимой целью, и посыльный наверняка знает кратчайший до нее путь.
Тут Варнава вдруг остановился. Где они? Неужто дальше не пойдут? Или Варнава вздумал с ним распрощаться? Ну уж нет, этому не бывать. И К. так вцепился Варнаве в руку, что самому больно стало. Или и вправду случилось невероятное и они уже в самом Замке или у замковых ворот? Но, сколько помнил К., они вовсе не поднимались в гору. Или Варнава провел его какой-то пологой дорогой, где подъем незаметен?
— Где мы? — тихо спросил К., скорее самого себя, чем Варнаву.
— Дома, — так же тихо отвечал тот.
— «Дома»?
— Только смотри не поскользнись, сударь, тут под уклон.
«Под уклон?»
— Тут всего два шага, — добавил Варнава, уже стуча в дверь.
Им отворила девушка, они стояли на пороге большой избы почти в полной тьме, только где-то слева, над столом, мерцала крохотная керосиновая лампа.
— Кто это с тобой, Варнава? — спросила девушка.
— Землемер, — отозвался тот.
— Землемер, — обернувшись к столу, громче повторила девушка.
При этих словах из-за стола поднялись люди: старик со старухой и еще одна девушка. Они поздоровались с К. Варнава всех ему представил — это были его родители и две сестры, Ольга и Амалия. У К. едва хватило сил поднять на них глаза, однако с него уже снимали промокшее пальто, чтобы высушить у печки, и он не пытался противиться.
Так, значит, не оба они дома, дома только Варнава. Зачем они пришли сюда? Отведя Варнаву в сторонку, К. спросил:
— Зачем ты привел меня к себе домой? Или вы живете в пределах Замка?
— «В пределах Замка»? — повторил Варнава, явно не понимая, о чем речь.
— Варнава! — не унимался К. — Ты ведь собирался из трактира в Замок идти.
— Да нет, сударь, — возразил тот. — Я домой собирался, а в Замок мне только завтра утром идти, я там никогда не ночую.
— Так, — протянул К., — ты, значит, не в Замок шел, а сюда? — Улыбка Варнавы показалась ему вдруг жалкой, да и сам посыльный в его глазах как будто сразу помельчал. — Почему же ты мне раньше не сказал?
— Так ты, сударь, не спрашивал, — отвечал Варнава. — Ты вроде еще одно поручение собирался мне дать, но ни в трактире, ни в своей комнате говорить не хотел, я и подумал, что тут, у родителей моих, ты без помех мне все и накажешь, ты только распорядись, они сразу же выйдут, да и переночевать можешь, если тебе у нас больше понравится. Или я что не так сделал?
К. не смог ему ответить. Выходит, это недоразумение, самое обычное, гнусное житейское недоразумение, а К. так доверился — и так обмишурился? Позволил ослепить себя шелковистым блеском ладно пригнанной куртки, которую Варнава как раз расстегивал и из-под которой лезла на свет грубая, грязно-серая, латаная-перелатаная рубаха, что прикрывала его костлявую, но могучую батрацкую грудь. И все вокруг было этой рубахе под стать, если не хуже: дряхлый, скрюченный подагрой отец, который, казалось, передвигается скорее с помощью шарящих в воздухе рук, нежели шаркающих по полу ног, мать с вечно сложенными на груди руками, тоже еле-еле, крошечными шажками таскающая свое непомерно тучное тело; оба они, и мать, и отец, едва только К. вошел в дом, из своего угла тронулись навстречу гостю, но путь этот обещал быть еще очень долгим. Сестры, обе белокурые, похожие друг на дружку и на Варнаву, только лицами погрубее его, рослые крепкие девахи, обступили вошедших и ждали от К. хоть приветливого словца, а он ничего вымолвить не мог, он думал, здесь, в деревне, любой житель для него важен, да, наверно, так оно и есть, вот только эти людишки почему-то нисколько его не интересуют.{3} Будь он в состоянии осилить дорогу до трактира в одиночку, он не раздумывая ушел бы сию же секунду. Возможность завтра спозаранку отправиться в Замок вместе с Варнавой теперь нисколько его не прельщала. Он хотел проникнуть в Замок сегодня же, среди ночи, никем не замеченный, да, ведомый Варнавой, но тем Варнавой, каким тот ему виделся прежде — самым близким человеком из всех, кого он здесь пока что повстречал, однако еще и человеком, гораздо теснее связанным с Замком, чем положено ему по его внешне скромной должности. А с теперешним Варнавой, отпрыском этакой семейки, с которой он сросся давно и накрепко, вон, уже за общим столом сидит, с человеком, которому, что весьма примечательно, даже ночевать в Замке не дозволено, — рука об руку с таким человеком являться в Замок белым днем совершенно исключено, это дурацкая, смешная в своей безнадежности затея.
К. присел на скамью у окна, твердо решив провести так всю ночь и больше никаких услуг от семейства Варнавы не принимать. Другие жители деревни, те, что гнали его или пугливо чурались, сейчас казались ему не такими опасными, ведь они просто предоставляли его самому себе, тем самым помогая ему собраться с силами, зато мнимые горе-помощники, что маскарадными уловками вместо Замка заманивают его к себе в дом, — вот они волей-неволей сбивают его с толку и, значит, понапрасну подтачивают его силы. Радушное приглашение откушать с хозяевами за одним столом К. попросту пропустил мимо ушей и, понуря голову, остался сидеть на скамейке.
Тогда Ольга, та из сестер, что обличьем потоньше и не без девичьей застенчивости, сама подошла к К. и попросила его к столу, хлеб с салом уже нарезаны, за пивом она сейчас сходит.
— Куда? — спросил К.
— В трактир, — ответила она.
К. только того и нужно было, он попросил Ольгу никакого пива не покупать, а вместо этого проводить его обратно до трактира, у него там, дескать, важные дела. Однако выяснилось, что Ольга собралась не в его далекий трактир «У моста», а в тот, что поближе, в «Господское подворье». К. все равно попросил разрешения ее проводить, быть может, так он подумал, ему удастся найти ночлег там; каким бы этот ночлег ни оказался, К. заранее предпочитал его самой просторной кровати в этой хибаре. Ольга ответила не сразу, сперва оглянулась в сторону стола. Тогда ее брат поднялся, с готовностью кивнул и сказал: