Страница 58 из 100
— А сколько у вас денег в наличности?
— Двести десять фунтов.
В глазах, смотревших на Мак — Доуэлла, светилась Мольба. Казалось, эти глаза говорили: понимаете, у меня всего двести десять фунтов — ведь этого достаточно, не правда ли? Я работал изо всех сил, но вот все, что мне удалось сберечь. Этого ведь хватит на покупку дома, правда?
«Двести десять фунтов… Ничего не выйдет», — подумал Мак — Доуэлл и снова, напуская на себя безразличный вид, спросил без всякого выражения в голосе:
— Мебель у вас какая‑нибудь есть?
В глазах просителя мелькнул испуг.
— Нет.
«Его двести фунтов уйдут в два счета, — думал Мак-Доуэлл. — Юридические расходы пятьдесят… мебель двести… агент, косвенные налоги — пятьдесят или шестьдесят. Даже для начала уже не хватает сотни фунтов».
И он смягчил тон:
— Боюсь…
Переселенец всплеснул руками. На лице его уже был нескрываемый страх. Голос выдавал его чувства.
— Но мне ведь нужно так мало…
Так мало… всего — навсего дом!
Мак — Доуэлл сказал:
— Видите ли, на одну только мебель уйдет вся ваша наличность.
Новоавстралиец стиснул руки в бессильной мольбе.
— Вот уже пятнадцать лет, как мы кочуем по лагерям.
В это слово «лагерь» было вложено столько, что Мак — Доуэлл невольно содрогнулся от ужаса и возмущения. «Вот за что я ненавижу все эти предписания», — с горечью подумал он.
— Семь лет я провел в концентрационном лагере в Саксенхаузене, а моя жена — семь лет в Равенсбруке. Потом четыре года мы были в лагере для перемещенных лиц в Австрии, а теперь вот уже полтора года живем в лагере здесь.
Руки его бессильно повисли.
— Вам не понять, чего все это стоит.
«Понимать‑то я понимаю, — думал Мак — Доуэлл, — да разве он мне поверит?» И он спросил:
— Сколько вам лет?
— Пятьдесят шесть. А моей жене пятьдесят три.
Мак — Доуэлл сочувственно нахмурился.
— Видите ли, ваш возраст создает новые препятствия.
— Я слишком стар, хотите вы сказать? Когда меня посадили в Саксенхаузен, мне было сорок один. Сейчас мне пятьдесят шесть. Что же нам теперь делать? Неужели вы не можете нам чем‑нибудь помочь? Прошу вас.
В тусклых усталых глазах отражалась тоска и разочарование.
— Неужели нет никакого выхода? Вот уже пятнадцать лет, как мы ждем…
«Выход? — Мак — Доуэлл задумался. — Остается одна, правда, маловероятная возможность».
— Есть у вас дети, которые могли бы войти с вами в пай?
— Войти в пай? Я не понимаю.
Мак — Доуэлл объяснил. Человек медленно пожал поникшими плечами.
— Я не видел своих детей с тридцать восьмого года. Не знаю даже, живы ли они. С тех пор как мы попали в лагерь для перемещенных лиц, я не переставал наводить справки. И никакого ответа…
«Нет, ничего у них не выйдет», — безнадежно подумал Мак — Доуэлл.
— Я давно ищу дом. Везде спрашивал. Вначале пробовал снять. В последний раз, когда я пытался это сделать, там было еще четыреста восемьдесят шесть человек, которые добивались того же… Я начал искать средства, чтобы купить дом. Просил в компаниях, дающих ссуду. Обращался во все ссудные кассы. Просил везде.
Казалось, он был под гипнозом своего поражения.
— Все было напрасно. Мы ждали пятнадцать лет… — Голос его дрогнул. — И вот опять ничего…
Он отвернулся от окошечка, плечи его опустились в безмолвной горести. Взгляд, казалось Мак — Доуэллу, ушел куда‑то глубоко под пол, в землю. Что ему там привиделось? Мак — Доуэллу не хотелось об этом думать.
Жена не произнесла ни слова. На протяжении пятнадцати лет они столько раз напрасно простаивали у всевозможных конторок, что она уже знала все наперед. Глаза ее уныло смотрели в пространство. Пятнадцать лет назад она, вероятно, была бы раздосадована. Теперь она притерпелась к ударам.
— Пойдем, Анна… — сказал муж. — И мягко добавил по-немецки: — Пойдем обратно в лагерь.
Мак — Доуэлл вырвал листок из своего блокнота и смял его в руке. С неожиданной злобой посмотрел он на молодую пару — теперь была их очередь. «Эти‑то наверняка получат свой дом, — подумал он, — но тех, что не получат, становится все больше и больше…»
Вслух он учтиво произнес:
— Кто следующий?
ЛАНС ЛОХРИ
ВО ЧТО ОБОШЕЛСЯ АВТОМОБИЛЬ (Перевод С. Митиной)
Впоследствии Мервин никак не мог точно припомнить, кто же первым предложил купить автомобиль. Главное то, что оба они — и он, и жена — с воодушевлением ухватились га эту мысль. И непременно подавай им «холдмур» новейшей марки, на меньшее они не согласны.
Многие отговаривали их — и мать Лорны тоже. Как‑то под вечер, когда мать зашла к ним, Лорна поделилась с ней своим планом, но в ответ мать встревоженно покачала головой и плотно сжала губы.
— И ты думаешь, милочка, что от этого жизнь ваша станет счастливее?
— Еще бы! — ответила Лорна. — Господи, для чего ж тогда существуют автомобили? Чтобы люди были счастливы и довольны!
Мать обвела взглядом кухню.
— Ну, а как же дом? Вы ведь только въехали. Я думала, Лорна, раз уж вы столько лет бились — и ты, и Мерв, и ребятишки, — недоедали, недопивали… — она запнулась, подыскивая слова, — я уже думала, что вы не захотите взваливать на себя новую обузу, да и дом вы еще не выкупили.
— Года через два — три выкупим, — возразила Лорна и стала раскладывать принесенное со двора белье.
— Но ты посмотри, сколько вам всего нужно, — настаивала мать, заметив среди белья ветхие простыни. — Простыни‑то еще те, что вы купили сразу после свадьбы.
— Всего девять лет послужили. Пустяки! И потом, их можно залатать. А с полотенцами обойдемся как‑нибудь.
— Ну, а как же ребята, Лорна? Ей — богу, они совсем обносились. А сейчас оба пойдут в школу — гораздо больше будет уходить и на одежду и на книжки.
— Я это уже и сейчас чувствую, — сказала Лорна недовольным тоном. — Еще слава богу, что у нас их всего двое.
Мать помолчала, потом на глаза ей попался старый ледник, стоявший в углу.
— А я думала, вы собираетесь покупать холодильник.
Лорна тяжело оперлась на стол, и впервые на лице ее промелькнуло тревожное выражение, но тотчас же исчезло. Она выпрямилась и беспечно сказала:
— Ничего, прекрасно обойдемся и старым ледником.
— А все‑таки хорошая вещь холодильник, — продолжала мать, чувствуя, что она нащупала слабое место, — ты посмотри, Лорна, как он нужен и для ребят, и для Мервина, и для тебя. Ей — богу, дочка…
— Слушай, мама, — вдруг вспылила Лорна, поворачиваясь к ней, — я сама знаю, что делаю. Достаточно я видела нищеты во время депрессии, когда папа сидел без работы. Я еще не забыла, как состоятельные люди поглядывали на нас сверху вниз, потому что мы бедняки. Тут у многих есть автомобили. Так почему бы и нам не завести?
— Другим это, может быть, по карману, — спокойно возразила мать.
— Ну, а вот Джин? Ее муж тоже простой рабочий, как Мерв.
— Да, милая, но у них нет детей. Ты же слышала — Джин сама говорила, что рожать не собирается.
— Я ее не виню, — бросила Лорна. — Ну, да все равно на нашей улице еще в нескольких домах есть машины.
Лорна посмотрела на мать умоляющими глазами, как бывало в детстве, и сказала:
— Честное слово, мама, тех, у кого нет машины, за людей не считают.
— Чушь какая! — сказала мать. — Дом и дети у тебя должны быть на первом месте.
— И вообще, раз есть дети — нужна машина, — ответила Лорна, довольная тем, что последнее слово осталось за ней.
Отец Мервина воспринял новость несколько по — иному. Он сказал:
— Если уж вам приспичило купить машину, почему бы не найти подержанную?
Мервин посмотрел на него с улыбкой превосходства.
— Да это значит купить беду, которую другой хочет сбыть, — сказал он таким тоном, словно придумал эту Сентенцию с ходу.
— Ну, а почему не подождать, пока у вас дела немного наладятся? По мне, если уж покупать, так лучше электрическую пилу или что‑нибудь еще для дома.