Страница 94 из 162
Всё же это был пусть и героический, но штрих, не изменивший общей картины боевых действий. В скором времени гунны дошли до города Анфира близ Босфора, который располагался всего в 22 км от Константинополя. Другая часть гуннов устремилась в Македонию и Фессалию, и вскоре они овладели Фермопилами[619]. В эту трудную минуту на помощь столице неожиданно пришли исавры, которые во главе с Зеноном предложили свои услуги Империи. Состоявшаяся через некоторое время битва при Фракийском Херсонесе, хотя и закончилась поражением римлян, но сыграла свою роль: обессиленные гунны согласились заключить мир с Восточной империей. От имени римлян переговоры вёл магистр армии Антоний, которому с большим трудом удалось убедить Аттилу согласиться на мир при условии выплаты дани в размере 2100 фунтов золота ежегодно и выдаче гуннов-перебежчиков. В 447 г. договор, наконец, был заключён[620]. Пусть и не без трудностей, но восточный двор смог в состоянии нескольких критических лет сохранить мирные отношения с Аттилой, сдерживая его наступательные порывы, пока мысли вождя гуннов не обратились на Запад.
Видя, насколько непрочно состояние Империи, ясно отдавая себе отчёт в том, что её западные провинции вот-вот попадут под власть варваров, св. Феодосий Младший щедро оплачивал мир с Аттилой. Он совершенно правильно полагал, что война гораздо разорительнее любой (или почти любой) дани, поэтому исполнял практически любой каприз гунна, который быстро понял свою выгоду и использовал выпавшее ему счастье максимально эффективно. Однако это не было признаком слабости — так же и по тем же мотивам римляне оплачивали мир с персами, исаврами и сарацинами, постепенно набирая новое войско и приготавливаясь к грядущим войнам[621].
И хотя некоторые современники ошибочно полагали, будто такие способы сохранения мира претят древней чести римлян, история подтвердила правильность стратегии св. Феодосия Младшего, сумевшего интуитивно-верно выбрать именно тот характер отношений с варварами, который являлся наиболее эффективным и оптимальным. При «воинственном» сценарии развития событий римская армия наверняка была бы уничтожена гуннами, а после этого персы и вандалы могли бы беспрепятственно проникнуть далеко вглубь имперских территорий. К тому же указанная сумма в 2100 фунтов золота хотя и выглядит фантастичной (по подсчётам, она равна 25 млн долларов США в современном исчислении), но деньги использовалось этими же гуннами, чтобы приобрести предметы роскоши в Римской империи. Иными словами, деньги все равно возвращались, стимулируя византийскую промышленность и оживляя торговлю[622].
С 447 г. связано другое, не менее яркое событие, но относящееся к церковной сфере. Константинополь и раньше страдал от землетрясений, но в этом году оно было наиболее разрушительным. Когда ночью начались мощные толчки, горожане в панике убежали на безопасное расстояние, а вернувшись, обнаружили мальчика, который, поднятый силой ветра в воздух, услыхал славословия Ангелов Богу: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!». Чуть позднее он безболезненно опустился на землю, оберегаемый Ангелами. Благочестивый император немедленно отдал приказ распространить это песнопение («Трисвятое») по всему царству, после чего оно попало в состав богослужения[623].
К этому времени мир, хотя и непрочный, вернулся в святую семью. После разрыва с женой св. Феодосий через некоторое время вернул во дворец свою сестру. А вскоре, под влиянием евнуха Хрисафия, всерьёз опасавшегося, что св. Пульхерия быстро восстановит своё положение при дворе и оттеснит его от императора, царь, простив, вернул во дворец и свою жену, которую хитрый евнух решил использовать в качестве противовеса старшей августе (правда, по другой версии, супруга всё же оставалась в Иерусалиме; возможно, что лишь их отношения с императором стали теплее). Но, очевидно, обе они уже не имели возможности влиять на св. Феодосия Младшего так же, как раньше. К тому же, благодаря проискам вездесущего Хрисафия, отношения между невесткой и золовкой вновь стали натянутыми, чему очень поспешествовали события конца 448 г., когда в Церкви разразился новый раскол, связанный с появлением учения монофизитов[624].
Рассказывают, что под конец жизни, ещё относительно молодой, но уже изрядно обессиленный государственными заботами, находясь под сильнейшим влиянием евнуха Хрисафия, св. Феодосий Младший обнаружил в себе подозрительность и большую, чем ранее, жесткость при наказании виновных. Впрочем, не исключено, что заговоры и измены, кажущиеся нам сегодня фикцией, на самом деле существовали — св. Феодосий не имел наследника и тем самым дал повод заинтересованным лицам задуматься о грядущих перспективах. Например, был обвинён в измене и казнён родственник царя Руфин, префект Константинополя. Двух других потенциальных заговорщиков — Бандона и Даниила император велел удалить от себя, хотя и не предал казни. Он также сомневался в преданности исавра Зенона, который помог ему против Аттилы со своими соплеменниками, и задумывал план отправить засидевшихся в столице исавров обратно на родину.
Но едва ли указанные события можно отнести к примерам существенного изменения характера императора. При всех его многотрудных подвигах на благо отечества, внешнее положение в Империи оставалось ещё очень тревожным. А изнутри государство разрушали церковные споры, ставшие особенно активными после «Разбойного собора» 449 г. Мало того, что целые патриархии прекратили между собой евхаристическое общение, но и Запад, едва ли не единственной связью с которым являлся Римский понтифик, гневно протестовал против решений «Разбойного собора». Империя вновь была на грани жесточайшего кризиса. Апостолика поддержал и двор императора Валентиниана III, упрашивая св. Феодосия II отвергнуть решения Собора 449 г. Пусть Валентиниан и Галла Плацидия, будучи во всём зависимыми от Константинополя, не имели возможности политически противостоять св. Феодосию Младшему, но в любом случае противоречия могли привести к тяжёлым последствиям для всей Империи в целом.
В это время неожиданно св. Феодосия настигла смерть. Говорят, что, проявив в зрелые годы увлечение физическими упражнениями, он однажды верхом на коне ехал вдоль берегов реки Лика, но упал с лошади и повредил себе позвоночник. Как свидетельствуют древние хроники, обеспокоенный вопросом преемственности власти, св. Феодосий Младший нашёл в себе силы собрать в предсмертный час придворных и св. Пульхерию и объявить им о выборе своего преемника, вымоленном у образа св. Иоанна Богослова ещё во время поездки императора в Эфес. Им стал воинский командир, сенатор св. Маркиан, которого он просил сестру взять себе в мужья[625]. На следующий день, 28 июля 450 г., св. Феодосий Младший скончался[626].
Обычно повелось описывать этого императора стандартными формулировками, где не последнее место занимают упрёки в слабоволии монарха, его небрежности по отношению к государственным делам, и т.п. Но послушаем, что о нём писал такой замечательный византинист, как Ю.А. Кулаковский (1855–1919): «Глубоко и искренне благочестивый, неукоснительно твёрдый в своей вере, мягкий и кроткий по характеру, Феодосий был преисполнен сознания высоты своего служения и своего сана и неукоснительно нёс свой жребий как долг перед Богом и своим народом… Несмотря на свой мягкий и слабый характер и не отличаясь бойкостью ума, Феодосий был всегда прекрасно окружён и имел вокруг себя верных, честных и талантливых слуг. Его правительство ясно осознавало свои задачи и обязанности и было способно вести государство к силе, чести и славе. Эта сила поддерживалась религиозным настроением государя, и оно прежде всего обуславливало твёрдый тон государственной политики за это время. Государство окрепло в царствование Феодосия, и тот мир, в котором пребывали его восточные области, шёл на пользу финансовой силы государства и его культурного развития. В то время, как на Западе варварский элемент и всемогущество военных людей подрывали самые основы государственной власти, Восток Империи остался свободен от этих бедствий. Варвары верно служили императорскому престолу и проливали свою кровь во славу римской идеи единого мира под скипетром одного Богом поставленного государя. Феодосий сердцем чувствовал свой долг государя и скрепил своим жизненным подвигом Империю, которая сознавала себя единой христианской державой. Этот простой и кроткий образ царя, неизменно твёрдого в своей сердечной вере, имеет право на высокое место в ряду византийских государей и является по-своему великим»[627].
619
Там же. Т. 1. С. 261, 262.
620
Кулаковский Ю.А. История Византии. Т. 1. С. 262.
621
Прииск Панийский. Сказания // Феофан Византиец. Летопись от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. Сказания Прииска Паний-ского. Отрывок 6. С. 464.
622
Люттвак Эдвард. Стратегия Византийской империи. М., 2010. С. 86–88.
623
Феофан Византиец. Летопись от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. С. 90.
624
Тьерри Амадей. Ересиархи V века: Нестория и Евтихий. С. 199, 200.
625
Малала Иоанн. Хронография // Евагрий Схоластик. Церковная история. СПб., 2006. С. 484.
626
Кулаковский Ю.А. История Византии. Т. 1. С. 292.
627
Кулаковский Ю.А. История Византии. Т. 1. С. 293–295.