Страница 39 из 162
Посвященный в элевзинские мистерии, Юлиан настолько проникся уважением к ним, что, отправляясь в поход в Галлию в 361 г., даже пригласил элевзинского жреца для совершения над собой особого таинственного обряда, в ходе которого торжественно засвидетельствовал формальный акт своего отречения от христианства[283]. Почувствовав собственную силу, приняв от Констанция титул цезаря, Юлиан уже не скрывал своей расположенности к язычеству. Но эти события произойдут в скором будущем, а до этих пор царевич продолжал скрывать свои пристрастия.
Если у Юлиана ладились дела на публичном поприще, то семейная жизнь не принесла радости. Царица Евсевия, столь много сделавшая для молодого цезаря, невзлюбила его жену — сестру своего мужа Елену. Поговаривали даже, что она сделала всё, чтобы лишить Юлиана мужского потомства, в частности, при помощи повивальной бабки умертвила новорождённого младенца Елены, а потом тайно давала ей специальное снадобье, чтобы у царицы каждый раз случался выкидыш[284]. Впрочем, Юлиан не любил своей жены и через короткое время расстался с ней, попросту выгнав.
Надо сказать, прибыв в новом и лестном для себя качестве цезаря на Запад, Юлиан сумел быстро выправить положение. В течение времени своего правления Галлией, с 355 по 361 гг., он показал себя хорошим администратором, удачливым полководцем и государем, способным снискать к себе признательность подданных. Прибыв в Галлию в качестве номинального правителя, в реальном управлении которого находилась только его личная охрана (360 человек), Юлиан тщательно изучает военное дело и вскоре уже делает прекрасные успехи. Когда в июне 356 г. германцы захватили нижнюю Галлию и Кельн, попутно осадив город Отен, принц решительно взял командование войсками в свои руки отразил натиск варваров, сняв осаду и Отена, Страсбурга, Брумата, Цаберна, Зальца, Шпейера, Вормса и Манца, а затем даже отбил у германцев Кельн.
В 357 г., попав в опасное положение вследствие предательства некоторых римских военачальников, Юлиан с 13-тысячным отрядом оказался лицом к лицу с 60 тысячами Хнодомара, которого блестяще разбил в битве при Страсбурге. Говорят, потери варваров были гигантские, а у римлян — несколько сот человек. В октябре, когда кампании уже обыкновенно не велись, правитель Запада внезапно переходит Рейн, восстанавливая старые укрепления и захватывая пленных. В 358 г. Юлиан восстанавливает флот, после чего Рейн окончательно переходит под контроль римских войск. В результате этого в 359 г. варвары вообще не осмелились напасть на римские провинции[285].
Разбив франков и алеманов, он обеспечил правосудие на имперских территориях и облегчил нестерпимое бремя налогов, восстанавливал разрушенные селения и города, защищал население от произвола местных чиновников. Свои удачи молодой цезарь открыто относил к милости древних богов, сам исподволь потакая реставрации языческих культов в городах, находившихся под его властью, и принимая непосредственное участие в жертвоприношениях. К этому времени он стал суеверным до крайности, особенно, когда встал вопрос о войне с Констанцием. В Иллирике некий опытный оратор и тайный маг Апрункуллий, назначенный впоследствии Юлианом правителем Нарбоннской Галлии, устроил жертвоприношение, предсказав счастливое будущее для самопровозглашённого августа. Но Юлиан опасался, что таким образом друзья лишь желают поддержать его, потакая тайной слабости и честолюбию молодого правителя. В тот самый момент, когда Констанций умер, о чём узурпатор ещё не знал, он садился на коня, и солдат, придерживавший Юлиана рукой, упал на землю. Узурпатор тут же громко воскликнул, что тот, кто поднял его на высоту, то есть Констанций, упадет от него, и его настроение заметно улучшилось[286].
Что же представлял собой 30-летний претендент на трон, поднявший руку на собственного благодетеля? Современники отмечали скромность и умеренность молодого царя. Он очень мало спал, да и то использовал в качестве кровати войлок, а вместо одеяла — бараний тулуп, был чрезвычайно неприхотлив в еде, довольствуясь малой пищей. Юлиан был чрезвычайно религиозен, но к этому времени совершенно охладел к христианству и сделался его тайным недоброжелателем. Ночами он молился Меркурию (если находился на войне) и другим языческим богам (в мирные часы), а днём много времени уделял своему образованию и, в первую очередь, философии. Он хотел казаться милостивым императором, нередко значительно смягчая уже вынесенные судом приговоры. Однажды потерпевшие остались недовольны тем, что Юлиан сменил казнь ссылкой. На что царь ответил: «Пусть право сделает мне упрёк в мягкосердии, но законы милосердия императора должны стоять выше остальных»[287].
Юлиану хотелось продемонстрировать на собственном примере блистательного государя и полководца, наполненного всяческими доблестями и дарами, милостивого и снисходительного, благородного и твёрдого, такого философа на троне по примеру героев Гомера и мудрецов Платона. Когда его учитель Оривасий сказал Юлиану: «Не должно, быв в гневе, обнаруживать его голосом и взглядом», тот ответил: «Ты прав — увидишь, придётся ли тебе в другой раз обвинить меня в этом»[288]. Обременённый многими государственными делами, он не оставлял упражнений в словесности, очень заботясь о впечатлении, которое производил на окружающих[289].
Юлиан хотел всем показать, что добродетели не являются исключительной чертой христианина, но, напротив, приверженец отеческих богов должен снискать ещё большее одобрение людей своими поступками и делами. Нельзя сказать, что всё это было исключительно показными демонстрациями, но, надо признать, в основе всего этого лежали гордыня и самолюбование. Это был искренний в своём роде и честолюбивый молодой человек, носящий в себе печаль ранних утрат и недоверия к окружающим, скрытный и не без хитрости, в отдельные моменты циничный и дерзкий лицемер, решительный, сметающий все преграды со своего пути. Ему очень хотелось остаться в памяти потомков великим философом и бесстрашным государем, «Апология» Платона бередила ему душу и налагала некий высший образ мыслей и поступков, которым Юлиан желал следовать. Безусловно, он обладал твёрдым характером и незаурядной выдержкой. Так, уже на смертном ложе он беседовал со своим любимцем Максимом о высоте души, как будто тень смерти не стояла у изголовья его ложа.
Его философские настроения хорошо передаёт следующий случай. Задолго до своей смерти он получил предсказание собственной смерти: «Когда, потрясая мечами, ты покоришь скипетру своему персидское племя до Селевкии, тогда, освободясь от смертных, подверженных страданию членов, ты вознесёшься к Олимпу на лучезарной колеснице и, возвращаясь в вихрях бурных, достигнешь родной обители эфирного света, откуда, заблудившись, ты нисшел в человеческое тело». Восторгу Юлиана не было предела! Он радостно говорил, что с удовольствием оставит своё смертное бренное тело и воспарит в мир идей и духов — ясный и классический пример, позволяющий доказать, что «предсказатель» вполне владел философскими настроениями Юлиана (а, судя по отрывку, он полностью был погружен в философию Платона) и слабыми сторонами его души[290].
Эвнапий Сардиец (346 — после 404 г.), приверженец язычества и глубокий почитатель Юлиана, говорил, что тот имел любовь к воинам не потому, чтобы льстить им, но потому, что знал, что это полезно. Милосердный к преступникам, полагал историк, он всячески демонстрировал свою доступность и открытость людям, к которым выходил после языческих богослужений; «многие тяжебные дела доходили до Юлиана, все вполне удовлетворялись правосудием судящим их»[291]. Однако некоторый неизвестный христианский писатель того века более жёстко и — главное — объективно описывает василевса: «Он избрал царскую власть не для того, чтобы исправить жизнь человеческую, — да он ничего и не исправил, — но по необузданному славолюбию он оказался неблагодарным к благодетелю (Констанцию), и, предаваясь пагубному поклонению водящих его демонов (богам языческим), он не узнал, что получит от них и конец, достойный лжи и его неистовства»[292]. Если уж Феодорит Кирский в своей «Церковной истории» называет благочестивым Галла («который и в то время соблюдал благочестие, и после, до конца жизни был благочестив»), то можно представить, каков был в действительности Юлиан[293].
283
Алфионов Я. Император Юлиан и его отношение к христианству. С. 107, 108.
284
Марцеллин Аммиан. Римская история. Книга XVI, глава 10, 18. С. 89.
285
Сидаш Т.Г. Император Юлиан. С. 7, 8.
286
Марцеллин Аммиан. Римская история. Книга XXII, глава 1. С. 256.
287
Там же. Книга XV, глава 5. С. 77, 78.
288
Эвнапий Сардиец. Продолжение истории Дексипповой // Византийские историки Дексипп, Эвнапий, Олимпиодор, Малх, Петр Патриций, Менандр, Кандид, Ноннос и Феофан Византиец. Рязань, 2003. Отрывок 26. С. 97.
289
Там же. Отрывок 27. С. 98.
290
Там же. Отрывок 28. С. 99.
291
Эвнапий Сардиец. Продолжение истории Дексипповой // Византийские историки Дексипп, Эвнапий, Олимпиодор, Малх, Петр Патриций, Менандр, Кандид, Ноннос и Феофан Византиец. Рязань, 2003. Отрывки 18, 25. С. 92, 96.
292
Там же. Отрывок 25. С. 97.
293
Феодорит Кирский. Церковная история. Книга III, глава 3.