Принц Лжи

Статуи подняли мечи неловко, как марионетки. По всему нефу зазвенели серебряные браслеты, упавшие на черный каменный пол. Эти браслеты священники носили в знак того, что рабски служат Кайрику.

– Вы больше не служите богу Раздора и Мастеру Тирании, – объявили статуи замогильными голосами.

Некоторые священники заплакали, выслушав приговор, другие просто уставились в потрясении на серебряные оковы, лежащие теперь перед ними. Целых десять лет они носили эти браслеты, у них даже появились бледные полоски на запястьях. Священники не могли представить, как будут теперь обходиться без привычных браслетов, – для них это было все равно, что лишиться глаза или руки.

– Умоляю, – заверещал Зено Миррормейн, тщетно пытаясь пристроить обратно на запястья серебряные кандалы, – должен же быть какой-то способ, который поможет нам оправдаться.

Статуи спустились с пьедесталов черного дерева и тяжеловесно затопали по боковым проходам. Там они вновь подняли мечи, но на этот раз направили их на огромные витражи, украшавшие окна.

– Есть только один-единственный способ, – пропели посланцы Кайрика. – Выполните эти послушания, прежде чем армия обрушится на вас, и тогда, может быть, вы спасетесь.

Каменные узоры на стенах начали гореть тошнотворным красным светом, словно рубиновые мечи подожгли их. Затем этот свет перекинулся на витражи и стек с них, как кровь. Жидкий огонь уничтожил великолепно выполненные витражные картины – сцены расправ, учиненных Принцем Лжи и его приспешниками, – и заменил их описанием ритуалов, которые следовало выполнить именем Кайрика. Каждый из шести кровожадных обрядов требовал своих собственных жестоких жертв, и в ритуале подробно описывалось, как использовать собранные языки, глаза, сердца.

– Это ваша единственная надежда. – С этими словами статуи протопали обратно на пьедесталы, спрятали в ножны мечи и вновь застыли.

Зено Миррормейн прервал воцарившуюся тяжелую тишину, затянув гимн, прославлявший Кайрика, а вскоре его подхватила вся конгрегация. Их бог отвернулся от них, но у них все же остался шанс вернуть себе место в его царстве. Они обязательно вновь завоюют покровительство бога Смерти, даже если для этого понадобится уничтожить всех до единого в Зентильской Твердыне.

ИГРЫ РАЗУМА

Глава, в которой Ринда и Принц Лжи встречаются в последний раз, по крайней мере, в Королевствах, а Маску удается перехитрить всех, даже самого себя.

Хор из пятидесяти священников, шаркая ногами, продвигался по центру погруженной в сумерки улицы и каркающими голосами распевал гимн Кайрику. Они изо всех сил старались четко воспроизводить слова, но давились на каждом слоге, ведь от их языков остались лишь обгорелые обрубки. Они тупо смотрели на грязную улицу глазами, остекленевшими от боли и усталости. Зено Миррормейн почти не давал им отдыха за последние три дня, но таковы были требования Четвертого Послушания: Отбери голоса у пятидесяти моих преданных последователей и пошли их распевать мне хвалу по всем улицам и закоулкам города, которому суждено стать моей священной обителью.

Ринда покачала головой и продолжила путь, обходя хор стороной. Мрачные зрелища, подобные этому, стали не редкостью в Твердыне со Дня Темных Оракулов, так как Зено Миррормейн и его священники стремились выполнить шесть ритуалов, начертанных Кайриком на окнах храма. Каждый обряд требовал крови и боли, словно только эти две составляющие могли доказать святость города. Иногда сами священники терпели ужасные увечья. Но чаще им требовалась кровь невинных и муки ничего не подозревающих жертв.

В другое время зентильцы, не верящие в Принца Лжи, могли бы восстать против его тирании, но сейчас, однако, на кону стояло нечто большее, чем вопрос эфемерной веры. Путешественники, выезжавшие из города, заметили огромную армию великанов, гоблинов и прочих диких существ, упорно продвигающихся с северных пустошей. Прорицатели поняли, что их видение осуществляется, когда по городу распространилась новость о приближении армии. Другие, полагая что это работа какого-то божества, вознамерившегося обратить в свою пользу гнев Кайрика. Примитивный страх покончил со всеми дебатам, уже никому не было важно, какая сила движет великанами, которые явно готовились напасть на город.

Страх перерос в панику, когда стало ясно, что никакой помощи от сторожевых застав ждать не приходится. Племя белых драконов облетало город по широкому периметру, расправляясь со всеми караванами и солдатами, которые им попадались. Отряд из трех сотен зентиларов из Цитадели Ворона погиб на глазах горожан, наблюдавших за боем со стен Твердыни. Теперь, когда великанам оставалось до города меньше дня пути, драконы начали суживать свое кольцо. С высоких сторожевых башен можно было увидеть, как в безоблачном голубом небе кружат черные точки – их разведчики.

Но на узких извилистых улицах города никто пока не видел драконов, только ощущал ужас, который они внушали. Безумная спешка священников, совершающих кровавые обряды, жестокие схватки за те крохи продуктов, что остались после того, как церковь и торговые дома наполнили свои закрома, тщетные молитвы Принцу Лжи – от всего этого веяло отчаянием. У всех без исключения зентильцев был вид диких животных, загнанных в угол королевской охотой.

Проходя мимо обшарпанного «Змеиного ока», Ринда заметила троих представителей самого жестокого сословия зентильцев: у дверей таверны толклись солдаты. То, как они шагнули ей навстречу с самодовольным высокомерием и хищным блеском в глазах, сразу сказало Ринде, для чего они здесь отираются. В руках они держали мечи и просмоленные веревки, а это означало, что им дали приказ собрать необходимые для Второго Послушания органы молодых женщин.

– Можете не беспокоиться, – холодно сказала девушка и, откинув с плеча накидку, показала черную кожаную повязку на рукаве, означавшую, что она находится под защитой Церкви.

Двое зентиларов отвернулись, а третий оказался женщиной со шрамом на лице от рта до уха. Она презрительно бросила Ринде: «Одна из шлюх Зено», потом плюнула на землю и присоединилась к своим соратникам, укрывшимся в тени под дверным козырьком.

Ринда не стала возражать женщине-зентиларке, а просто поспешила к своему дому, невольно посылая Кайрику мысленную благодарность за то, что даровал ей полоску на рукав, – за последние три дня эта кожаная повязка не раз спасала ей жизнь.

Тут на улицу с грохотом выкатила повозка, запряженная лошадью, и Ринде пришлось посторониться. Повозка проехала чуть дальше и остановилась по соседству от ее дверей. Возница соскочил на булыжную мостовую рядом с тем местом, где в канаве валялся труп, в котором Ринда с печалью узнала Джоула, ремесленника. Одежда на нем была изорвана в клочья в какой-то жестокой драке, одна рука висела почти отрубленная у запястья, а буква «Е», выжженная на распухшем лице, свидетельствовала о его преступлении и причине смерти – ересь.

– Что-то не верится, – пробормотала Ринда.

Когда-то, еще до того как Церковь Кайрика захватила всю власть в городе, она слышала, как ремесленник говорил, что не различил бы богов, даже если бы они все уселись в ряд за большим столом в «Змеином оке», чтобы сыграть с ним в кости. Ему было все равно кому поклоняться, лишь бы заказчик был доволен.

Ринда бросила взгляд на окно мастерской ремесленника и увидела, что сын Джоула наблюдает за тем, как бесцеремонно грузят в повозку труп. Мальчишка ненавидел своего отца – это не было секретом для соседей. И по примеру многих жителей Твердыни он использовал безумную охоту Церкви на еретиков как предлог для убийства. Огонь в костре, разожженном для Первого Послушания, требовалось поддерживать непрерывным потоком трупов. Откуда брались тела – значения не имело, лишь бы на них стояло клеймо «Е». Неудивительно, что еретики плодились как амбарные мыши, с того дня как прозвучали речи Темных Оракулов.

За три дня Зентильская Твердыня превратилась в мрачное подобие Кайрикова царства в Гадесе – по крайней мере, она стала очень похожа на Город Раздоров, описанный в «Кайринишаде». Принц Лжи продиктовал последнюю главу проклятого тома за несколько часов до того, как ожили храмовые статуи. В этой главе он описывал свое представление о мире, где не будет других богов. Последняя часть «Кайринишада» лучше других отпечаталась в памяти Ринды каждым своим леденящим душу словом: