Страница 74 из 90
У ворот муниципалитета мы наняли старое, с залатанным кузовом такси до Тамбо-де-Мора. В пути Хавьер и Паскуаль судачили об алькальде: Хавьер говорил, что в жизни не видел большего циника, Паскуаль пытался свалить всю вину на секретаря. Неожиданно в разговор вмешался шофер и внес свою лепту, всячески поливая «отца города» и уверяя, — мол, тот всецело занят коммерцией и своими любовницами. Мы с тетушкой Хулией по-прежнему держались за руки, глядя друг другу в глаза, и я временами шептал ей на ушко, что люблю ее.
Мы прибыли в Тамбо-де-Мора в сумерки и увидели, как огненный шар тонет в море под безоблачным небом, на котором уже появились мириады звезд. Мы обежали две дюжины хижин из тростника и глины, составлявшие поселок, лавируя между трухлявыми лодками и рыбацкими сетями, развешенными на кольях в ожидании штопки. В нос ударял запах свежей рыбы и моря. Вокруг нас вертелись полуголые негритята, которым хотелось все знать: и кто мы, и откуда, и что хотим купить. Наконец мы отыскали домик алькальда. Его супруга — негритянка, раздувавшая огонь в очаге с помощью соломенного веера, — сказала нам, отирая пот со лба, что муж ее рыбачит. Потом она сверилась со звездами и добавила: он скоро должен вернуться. Мы отправились встречать его на берег и целый час, сидя на поваленном дереве, наблюдали, как после дневного труда возвращаются рыбацкие баркасы, как нелегко тянуть их по песку. Мы смотрели на женщин: окруженные голодными псами, они ловко отсекали головы и вспарывали брюхо громадным рыбинам здесь же, на песке. Последним вернулся Мартин. Стемнело, взошла луна.
Мартин был седой, с огромным животом негр, шутник и балагур. Несмотря на свежий вечер, на нем были только старые штаны, прилипшие к телу. Мы приветствовали его, как существо, спустившееся с небес, помогли ему вытащить баркас и проводили до хижины. Мы шли в колеблющемся свете очагов, падавшем из рыбацких лачуг (хижины были без дверей), и объяснили ему причину нашего визита. Обнажив огромные лошадиные зубы, Мартин расхохотался.
— Нет, друзья, и не просите! Ищите другого дурака, кто бы поджарил вам такое мясцо! — сказал алькальд певучим голосом. — Однажды я чуть было не получил пулю в лоб за подобную шутку.
Мартин рассказал нам, что несколько недель назад по просьбе алькальда из Чинчи он зарегистрировал брак одной парочки без объявлений в газетах. Через четыре дня перед ним предстал муж «невесты». «Девушка была родом из деревни Качиче, где женщины по ночам летают на метлах», — рассказывал алькальд, и оказалось, она уже два года как замужем. Муж угрожал застрелить «сводника», посмевшего оформить брак двух блудников.
— Мой коллега из Чинчи все знает, он такой хитрый, что и под землей видит, — смеялся негр, похлопывая себя по огромному животу, усеянному капельками пота. — Каждый раз, как у него что прокиснет, он отправляет в подарок рыбаку Мартину, и пусть негр расхлебывает! Ну и хитер!
Уговорить его не было никакой возможности. Он даже не захотел взглянуть на наши документы, все доводы мои, Хавьера и Паскуаля (тетушка Хулия безмолвствовала, лишь изредка через силу улыбаясь завидному чувству юмора негра) Мартин парировал шутками, смеялся над алькальдом Чинчи или снова с хохотом принимался рассказывать историю о муже, который пытался убить его за то, что он, Мартин, зарегистрировал ведьму из Качиче с другим, хотя муж был в полном здравии и состоял с ней в законном браке. Нашей неожиданной союзницей стала жена алькальда, когда мы добрались до его дома. Он сам поведал ей, зачем мы приехали, пока вытирал лицо, руки, широкую грудь и с аппетитом принюхивался к ароматам из кипящей кастрюли.
— Обжени их, негр, без всяких проволочек, — сказала женщина, с состраданием указывая на тетушку Хулию. — Посмотри на бедняжку: ее похитили, а выйти замуж она не может, ведь как она мучается теперь! Тебе-то что? Или ты заважничал, как назначили алькальдом?
Мартин расхаживал по хижине, переставляя свои квадратные ступни по земляному полу, собирая стаканы и чашки, а мы продолжали упрашивать его, предлагая все, что могли: от нашей вечной благодарности до вознаграждения, равного доходам за многие дни рыбной ловли. Негр был неумолим. В конце концов он посоветовал супруге не совать нос не в свое дело. Но через минуту к нему вернулось благодушное настроение, и он вручил каждому по стопке или стаканчику и налил писко.
— Это чтобы вы не напрасно ехали сюда, друзья, — утешал он нас без тени иронии, поднимая свою рюмку. Учитывая ситуацию, тост его звучал фатально: — За здоровье и за счастье жениха и невесты.
Прощаясь, Мартин сказал: мы совершили ошибку, приехав в Тамбо-де-Мора, ибо здесь только недавно вышла история с девицей из Качиче. Нам лучше было бы ехать в Нижнюю Чинчу, в деревушки Эль-Кармен, Сунампе либо в Сан-Педро, любую в этой провинции, и нас оформят всюду в один момент.
— Там все алькальды — прощелыги и бездельники и, когда случается свадьба, рады напиться, — прокричал нам Мартин на прощание.
Мы вернулись к такси, не обменявшись ни словом. Шофер заявил, что, поскольку ему пришлось слишком долго ждать, придется снова договариваться о цене. По дороге в Чинчу мы условились на следующий день спозаранку поехать по поселкам и деревушкам, предлагая щедрое вознаграждение, пока не найдем проклятого алькальда.
— Сейчас почти девять вечера, — вдруг сказала тетушка Хулия. — Наверное, сестру уже оповестили?
Я заставил Великого Паблито десять раз повторить, чтобы затвердить все, что он должен сказать дяде Лучо или тете Ольге, и для большей уверенности в конце концов написал на листке бумаги: «Марио и Хулия поженились. Не беспокойтесь за них. У них все хорошо, и через несколько дней они вернутся в Лиму». Великий Паблито должен был ровно в девять вечера позвонить из телефона-автомата и, передав мое послание, немедленно повесить трубку. Я взглянул на часы при свете спички: да, семейство уже было в курсе событий.
— Наверное, Нанси замучили вопросами, — заметила тетушка Хулия, стараясь говорить непринужденно, будто речь шла о ком-то другом. — Все знают, что она соучастница. Бедняжке достанется.
Древнее такси скрипело и тарахтело на проселочных дорогах, грозя вот-вот застрять, все его болты и железяки звякали. Мягкое сияние луны заливало песчаные дюны, иногда можно было различить темные пятна пальм, фиговых деревьев и акаций. Мерцали мириады звезд.
— Короче, твоему папаше уже сообщили новость, — произнес Хавьер. — Как только он сошел с самолета. Ничего себе встреча!
— Клянусь Богом, найдем мы алькальда, — сказал Паскуаль. — Не будь я уроженцем Чинчи, если завтра мы вас не поженим на этой земле. Слово мужчины.
— Вам нужен алькальд, чтобы зарегистрировать брак? — вдруг заинтересовался водитель. — Вы похитили сеньориту? Что же вы мне раньше не сказали? Напрасно не доверились мне! Я бы отвез вас а Гросио-Прадо, там алькальд — мой кум, и он обженил бы вас на месте.
Я предложил немедленно ехать в Гросио-Прадо, но шофер охладил мой пыл. В это время, по его словам, алькальд не бывает в деревне, а отправляется к себе на земельный участок, куда добирается целый час верхом на осле. Лучше подождать до завтра. Мы договорились, что таксист приедет за нами в восемь утра, и я пообещал щедро отблагодарить его, если он поможет уговорить своего кума.
— Ну какие могут быть разговоры! — воодушевил нас шофер. — И просить не надо — поженитесь в деревушке Беата-Мельчорита.
В «Южноамериканском отеле» уже закрывали столовую, но Хавьер уговорил официанта что-нибудь приготовить.
Подали кока-колу и яичницу с подогретым рисом, однако все едва притронулись к еде. Мы вдруг обнаружили, что разговариваем шепотом, как заговорщики, и это было очень смешно. Уже выходя из столовой и направляясь в номера (Паскуаль и Хавьер собирались вернуться в Лиму в тот же день, но, поскольку обстоятельства изменились, остались ночевать в отеле и в целях экономии сняли одну комнату на двоих), мы столкнулись с полудюжиной каких-то типов, часть была в сапогах и брюках для верховой езды, которые громко требовали пива. Из своего номера мы слышали их пьяные крики, хохот, звон стаканов, глупые шутки и вульгарные тосты, а позднее — как давились рвотой и справляли нужду. Таков был музыкальный фон нашей брачной ночи. Несмотря на неудачи с муниципалитетами, ночь была прекрасна. Старая кровать, это обиталище блох, мяукала и стонала, как кошка, от наших поцелуев; с возрождающейся каждый раз страстью мы вновь и вновь смыкали объятия; наши руки и губы учились познавать друг друга, наслаждаться друг другом, и мы все повторяли, что любим, что никогда не будем лгать друг другу и никогда не расстанемся. Когда раздался стук в дверь — мы просили, чтобы нас разбудили в семь утра, — выпивохи только-только угомонились, а мы еще не смыкали глаз и лежали, обнявшись, на одеяле в зеленую клетку, погруженные в дремотное блаженство и с благодарностью глядя друг на друга.