Страница 90 из 90
— Мы уже отпраздновали нашу серебряную свадьбу, — ответил он своим ровным и безликим голосом. — Великолепная супруга, сеньор. Самоотверженная, удивительно добрая. В силу жизненных обстоятельств мы жили порознь, но, когда мне потребовалась помощь, она вернулась и поддержала меня. Повторяю вам — удивительная женщина. Она — актриса, иностранка.
Я заметил, что Великий Паблито, Паскуаль и доктор Ребаглиати обменялись насмешливыми взглядами, но Педро Камачо будто ничего не видел. После минутного молчания он добавил:
— Развлекайтесь, коллеги, я мысленно буду с вами.
— И смотрите не подведите меня еще раз — он будет последним, — предупредил его доктор Ребаглиати, когда писака уже исчезал за ширмой.
Еще не утихли шаги Педро Камачо — он, видимо, только приближался к выходу на улицу, — как Паскуаль, Великий Паблито и доктор Ребаглиати взорвались хохотом, они подмигивали друг другу, корчили рожи, тыча пальцами в ту сторону, куда вышел писака.
— Он не так глуп, как хочет казаться. А прикидывается, чтобы скрыть свои рога! — воскликнул с улыбкой доктор Ребаглиати. — Каждый раз, когда он говорит о своей супруге, мне ужасно хочется ему сказать: перестань называть артисткой ту, которую у нас попросту именуют стриптизеркой последней категории.
— Даже представить себе трудно, до чего она безобразна, — проговорил Паскуаль, изображая ребенка, увидевшего бяку. — Старая, толстенная, раскрашенная, с обесцвеченными патлами аргентинка. Она выкрикивает слова танго, полуголая, в «Мезанине», ночном притоне для нищих.
— Заткнитесь, не будьте такими неблагодарными! Вы ведь оба с ней переспали, — сказал доктор Ребаглиати. — Да и я попользовался!
— Певица, какая там певица! Обыкновенная проститутка! — воскликнул с горящими глазами Великий Паблито. — Слово даю. Я заглянул в «Мезанин» посмотреть на нее, после шоу она сама подошла ко мне и предложила за двадцатку оказать любую услугу… Нет, голубушка, думаю! Слишком ты стара. Ни за двадцатку, ни даже если сама мне приплатишь. Старуха, беззубая старуха, дон Марио!
— Они уже давно женаты, — говорил Паскуаль, застегивая рукава рубашки и надевая пиджак и галстук. — Поженились еще в Боливии, перед отъездом Педрито в Лиму. Кажется, она его бросила и пошла по рукам. И снова они сошлись, когда случилась вся эта история с домом для умалишенных. Поэтому он и твердит все время, какая она самоотверженная женщина, она пришла к нему, когда он был сумасшедшим.
— Он благодарен ей, как собака, ведь она его кормит, — поправил доктор Ребаглиати. — Ты думаешь, они могут прожить на то, что зарабатывает Камачо, принося уголовную хронику из полицейских комиссариатов? Он кормится на заработок проститутки — не будь ее, он бы уже давно заболел туберкулезом.
— Хотя этому Педрито немного надо, — сказал Паскуаль и пояснил мне: — Они живут на улице Санто-Кристо, как низко он пал, правда? А вот главный редактор не хочет мне верить, что Камачо был известнейшей личностью, когда писал свои радиодрамы, и у него даже просили автографы.
Мы вышли за дверь. Из гаража уже исчезли девица с конторскими книгами, редакторы и мальчишка, увязывавший пакеты. Свет был погашен. Нагромождение хлама и беспорядок придавали помещению какой-то нереальный вид. Переступив порог, доктор Ребаглиати закрыл дверь и запер ее на ключ. Мы пошли по авениде Арика в поисках такси, шагая все четверо в ряд. Чтобы сказать хоть что-нибудь, я спросил, почему Педро Камачо занимался лишь сбором информации, почему его не сделали редактором.
— Потому что он не умеет писать, — предупредительно ответил доктор Ребаглиати. — Он пошляк, кроме того, любит употреблять никому не понятные слова, в общем, полнейшее отрицание журналистики. Поэтому я и направил его по полицейским комиссариатам. Он мне совсем не нужен, но он развлекает меня, он — мой шут, да и платим мы ему меньше, чем уборщику. — Доктор гаденько рассмеялся и спросил: — Ну ладно, давайте внесем ясность — приглашен я на ваш обед или нет?
— Конечно, разумеется! Как это раньше мне не пришло в голову? — ответил Великий Паблито. — Вы и дон Марио — почетные гости.
— Этот тип одержим фантазиями, — произнес Паскуаль уже в такси, направлявшемся к Паруро. — Например, он не признает автобусов. Только пешком, и говорит, что так гораздо быстрее. Представляю себе, сколько километров в день он пробегает, я устаю от одной этой мысли! Ведь обойти лишь полицейские комиссариаты в центре города — это уже десятки километров! Вы видели его кеды?
— Просто он — поганая жадина, — сказал с неприязнью доктор Ребаглиати.
— Не думаю, что он жаден, — вступился за Камачо Великий Паблито. — К тому же он малость свихнулся, да и опять не повезло ему.
Обед был очень долгим, креольские блюда следовали одно за другим — разнообразные и острые, их сопровождало холодное пиво, и было на этом обеде всего понемногу: скабрезные историйки, воспоминания о прошлом, подробнейшие сплетни о знакомых, чуть-чуть политики. Мне еще раз пришлось отвечать на многочисленные вопросы относительно европейских женщин. Даже была парочка оплеух, когда подвыпивший доктор Ребаглиати пытался подкатиться к супруге Великого Паблито, еще довольно красивой сорокалетней женщине. Но я сам вызвал эту склоку, чтобы на протяжении всего нудного вечера никто из нас и словечком не вспомнил о Педро Камачо. Когда я вернулся в дом тети Ольги и дяди Лучо (мои родственники стали теперь моими тестем и тещей), у меня болела голова и было не по себе. Спускалась ночь.
Кузина Патрисия встретила меня с ледяным выражением лица. Она заявила, что всеми этими выдумками относительно материала для моих романов я еще мог морочить голову тетушке Хулии и вообще мог рассказывать ей любовные сказки про Карабаса-Барабаса, поскольку она не осмеливалась перечить мне, чтобы никто не подумал, будто она совершает преступление против культуры. Но ее — Патрисию — ни капли не волнует преступление против культуры, так что, если я еще раз уйду в восемь утра под предлогом чтения в Национальной библиотеке речей генерала Мануэля Аполинарио Одриа, а вернусь в восемь вечера с покрасневшими глазами, распространяя запах перегара, и, конечно, с пятнами губной помады на носовом платке, она расцарапает мне физиономию или разобьет о мою голову тарелку.
Кузина Патрисия — девица с сильным характером и вполне способна выполнить обещанное.