Страница 50 из 54
– Посмотри, Виргилиан, на ночное светило. Его цвет, то красный, то голубой, предвещает бурю.
Виргилиан, Трифон, Делия, Скрибоний и все корабельщики со страхом смотрели на бегущие облака, на страшную луну. Что было делать в этой стихии? Повернуть назад? Отдаться на волю богам? И вдруг, как будто бы в подтверждение слов наварха, налетел порыв ветра. Парус заполоскал, воздух со свистом шумел в снастях. Стараясь перекричать ветер, Трифон бросился к мачте, приказывая спустить парус. Корабельщики кинулись к канатам, один полез на мачту. Трифон стоял с поднятыми руками, как будто заклиная стихии.
– Аквилон, – услышал его голос Виргилиан, – нет, Эвроклидон[44]!
Страшный порыв ветра едва не перевернул корабль. В мгновение ока парус был разорван, как листок папируса, и унесен в пучины. Луны уже не было видно за облаками. Сквозь шум и грохот, точно на расстоянии многих миллий, доносился голос наварха:
– Теперь пусть сохранят нас великие боги...
– Делия, мы погибаем! – кричал Виргилиан.
Всю ночь корабль швыряло, как жалкую щепку, в черных вскипающих пучинах, над которыми фиолетовыми пожарами вспыхивали молнии, гремел небесный гром. Волнами смыло с палубы лодку и одного из корабельщиков. Казалось, что небеса разверзлись, разорванные от востока до запада: такое количество воды низвергалось оттуда на корабль. «Фортуна» то взлетала на гребень вала, то отвесно падала в пропасть, окруженная со всех! сторон ревом волн, пеной, грохотом разбивавшихся валов, под потоками холодного дождя, в хаосе ужасной ночи. Люди уже считали, что это конец, гибель, и готовились к смерти.
Уцепившись закоченевшими пальцами за канат, Виргилиан ждал, когда очередной волной перевернет корабль и все они пойдут ко дну, на съедение рыбам. Но даже в этом ужасе ему припомнились знаменитые Горациевы стихи о корабле, на который равнодушно взирал поэт, так он был отравлен литературой. Рядом дрожащий от страха Теофраст взывал к богам о спасении, и Виргилиан слышал, как он обещал в первом же храме Нептуна принести богу в жертву барашка. Молится ли Делия своему Богу? Увы, ему-то не к кому было взывать в смертельном страхе! Мысли путались. Почему-то вспомнились события в Эдессе, погребальный костер, страшное лицо императора Антонина Каракаллы. Может быть, потому, что на него походило лицо несчастного корабельщика, погибшего в пучине? Виргилиан видел при вспышке молнии, как волна оторвала матроса от каната и швырнула за борт, в черную разверстую пучину. На одно мгновение мелькнуло его тело с распростертыми руками, искажённое лицо, открытый в крике, но немой за воем бури рот, и все было кончено. Жива ли Делия? Она казалась теперь единственным прибежищем. Всего десять локтей отделяло его от каюты, но не было сил оторваться от спасительного каната и проползти эти несколько шагов. На носу погибал Скрибоний. Его тошнило, и он призывал все свое мужество, чтобы достойно встретить смерть, как подобает вкусившему от чаши философии. Виргилиан был в таком же состоянии. Что такое смерть? – спрашивал он себя. Не более как переход от бдения ко сну. Душа легким облачком пара растает по всей вселенной и сольется с мировой душой. Вспомним наставления Марка Аврелия и приготовимся к неминуемому! В ушах звенело, и он не знал, шум ли это ветра или уже небесная музыка сфер? Вот порвется тонкая нить, соединяющая его душу с миром, и все погрузится в вечный мрак...
Улучив момент, когда отхлынула волна, Виргилиан выпустил из рук канат и бросился к каюте. Еще раз мелькнула в голове мысль о Делии; другое лицо, лицо матери, полузабытое, нежное, склонилось над ним. Или, может быть, это было лицо Грацианы? Отец улыбнулся ему из темноты хаоса, как тогда, когда он говорил ему о гармонии, правящей миром, и все погасло с легким звоном замирающей далеко струны...
Измученным корабельщикам казалось, что буря стихала. Надежда на спасение вновь затеплилась в их продрогших сердцах. По распоряжению Трифона они стали бросать за борт мешки с драгоценными бронзовыми гвоздями, чтобы облегчить залитый водой корабль. Дождь тоже прекращался, но весь остаток ночи корабль носился по волнам, и на небе не было видно ни единой звезды.
Виргилиан очнулся в каюте. Рядом лежала Делия, смотрела на него безумными глазами.
– Я еще жив? Или это снится мне...
– Тебя спас Трифон и принес сюда. Как я рада, что ты пришел в себя! Тебе еще рано умирать... Ты еще не готов...
– Мы все погибнем, Делия.
– О, я с радостью отойду к Господу моему, а ты живи...
Если бы не темнота, Виргилиан увидел бы, что ее глаза сияли уже неземным сиянием. Она не чувствовала теперь ни страха смерти, ни холода, ни качки корабля, ни кипения стихий. Склонившись совсем близко над Виргилианом, она прошептала:
– О, какой покой ожидает нас на другом берегу!
– Что ты говоришь, Делия? – не понял Виргилиан.
– Сладостная сень пальм осенит нас, и мы услышим пение райских птиц...
– Несчастная, ты потеряла разум, – схватил ее холодную, как лед, руку Виргилиан.
– Не бойся, я не потеряла разума.
Непонятное раздражение овладело Виргилианом, может быть, зависть, что Делия пребывает в запретной для него стране, куда ему нет позволения войти.
– Молись же своему Богу, чтобы Он спас корабль! – крикнул он, ломая ее руки.
– Я молилась не о спасении корабля, а о спасении наших душ. Когда я покину тебя, Виргилиан, вспоминай не о моих поцелуях, но о том, как я плакала в этом мире...
Она затихла. Отрывки псалмов вспоминались ей и мешались с хаотической музыкой бури. Начинался мутный рассвет. Теперь уже можно было рассмотреть громады валов. От этого зрелища кровь леденела в жилах. Корабельщики кидали в море лот, чтобы узнать глубину. Мокрый, как губка, Трифон приполз в каюту. Глаза его горели.
– Надейтесь на спасение! Я видел в волнах кусок дерева. Мы недалеко от земли. Буря стихает.
– Восемьдесят локтей! – донесся протяжный крик корабельщиков.
– Сорок!
– Видите! Глубина уменьшается. Ты скажешь сенатору, Виргилиан, при каких обстоятельствах я велел выбросить груз. Иначе погиб бы корабль.
Виргилиан только махнул рукой. Такими пустяками казались ему эти пресловутые бронзовые гвозди.
– Тридцать локтей! – кричал корабельщик, и в голосе его чувствовалось торжество.
Трифон опять вылез на палубу, и тогда они услышали его радостный крик:
– Земля! Земля с левой стороны!
Виргилиан, преодолевая страх, вылез из каюты. В самом деле, слева в предрассветном тумане виднелось смутное очертание неизвестного острова...
– Бросайте якорь! – заревел Трифон, но было поздно. Волна подняла «Фортуну» и легко швырнула ее на мель. Корабль зарылся носом в песок и дрожал, как скаковой конь. Волны продолжали разбивать его корму. Теперь ясно виден был берег, деревья, камни. Какие-то люди бегали по берегу, но за шумом ветра их голосов не было слышно.
Два самых выносливых пловца были посланы укрепить за что-нибудь канат, чтобы при помощи его можно было перебраться остальным на берег. Корабельщики выполнили поручение, и тогда остальные, по пояс в воде, держась за канат, перешли на сушу. Трифон нес на руках золоченую статуэтку богини, снятую с мачты, Виргилиан – полумертвую Делию. Скрибоний, зеленый, как покойник, радостно размахивал руками:
– Небо не покинуло нас!
И он хватал пригоршнями влажный песок, пересыпал его с ладони на ладонь.
На берегу бородатые люди в овчинах и с посохами в руках с любопытством смотрели на потерпевших кораблекрушение. Хотя они были весьма мирного вида и даже помогли корабельщикам укрепить за выступ скалы канат, Трифон обнажил висевший сбоку меч и сказал:
– Корабль принадлежит римскому сенатору. Горе тому, кто посягнет на него!
Люди в овчинах переглянулись, очевидно, не понимая греческого языка.
Корабельщики, первыми попавшие на берег, закричали:
– Это Мелита! А эти люди – пастухи. За холмами пасутся их овцы.
Старший из пастухов, с седой бородой, закрывавшей ему грудь, на местном наречии произнес что-то вроде приветственной речи. По его приказанию пастухи принесли сухого хвороста и развели костер, чтобы несчастные могли погреться и высушить одежды. Потом все направились в селение, расположенное за холмами, оставив на произвол судьбы корабль, для которого уже не было спасения. Волны разбивали в щепы его корму.