Страница 27 из 83
Ирвин был в восторге.
— А что новый начальник? — полюбопытствовал он.
— Я попросил его остаться в участке и притвориться, что он ничего не видит, не слышит и не знает. Между прочим, он далеко пойдет, этот Клиффорд. — Бони взялся за среднюю пуговицу на форменной тужурке констебля. — Надо стремиться стать начальником управления, Ирвин, но никогда им не становиться. Эта должность слишком связывает руки.
— С меня хватило бы и инспектора, — рассмеялся Ирвин.
Бони разыскал Гунна, который потягивал пиво у стойки бара.
— Окажите мне услугу, — тихо сказал инспектор. — У нового констебля куча работы, и он будет занят весь вечер. Констебль Ирвин и я хотели бы, чтобы он сегодня не отвлекался. Вы не могли бы отнести ему бутылочку виски?
— О чем разговор, конечно. А хватит одной бутылки, чтобы его убаюкать?
— Должно хватить. Он, похоже, из малопьющих.
Гунн нырнул под откидную доску стойки и заговорил с Рамсеем, который все еще был на посту — скорее всего, благодаря присутствию помогавшей ему жены. Рамсей кивнул, и Гунн, прихватив бутылку виски, вышел из бара. Единственная масляная лампа, свисавшая с закопченного потолка, бросала тусклый желтый свет на десяток посетителей в самом баре и еще на троих — у узкой боковой стойки. В одном из них Бони узнал почтового инспектора.
— Вечер добрый, мистер Бонапарт. Не составите мне компанию?
Обернувшись, Бони увидел красноносую физиономию Дэйва Бандреда.
— С удовольствием. Пиво, пожалуйста.
Бандред поймал взгляд миссис Рамсей, и та подошла к ним. Улыбнувшись Бони и словно не замечая почтмейстера, она подала им пива. Пожелав, как водится, здоровья своему визави, Бони отхлебнул из стакана и спросил почтмейстера, как у него прошел день.
— Спасибо, ничего, — отозвался тот, проглотив свой ром. — Сейчас тут работает инспектор из управления. Обычная проверка. Дня два пробудет.
— Ладите с ним?
— Да, все нормально. Линтон неплохой малый. Не раз помогал мне. Куда не надо, нос не сует. А как ваша поездка?
Бони чуть скривил губы.
— Утешительного мало, — удрученно признался он. — Судя по всему, Стенхауз должен был отправиться на юг, и мы так и не выяснили, почему он оказался к северу от Лагуны, где произошло убийство. По дороге заехали к Уоллесам и передали им почту. Очень милые люди. Повторим?
— Идет. Старый Уоллес мне нравится, а вот сынок его, Джек, грубый какой-то. Вернее, озлобленный. Сестра его за Стенхаузом была, знаете?
— Слышал. Говорят, несладко ей с ним жилось.
— Хуже некуда. Диву даешься, как один человек другому жизнь может испоганить. Моя половина каждый день мне отравляет. У Стенхауза никаких причин жену бить не было. У меня — хоть отбавляй, а я свою и пальцем не тронул. Никогда понять не мог, что на него нашло… Вроде ведь счастливы были, когда поженились. Нет, скажу я вам, брак — самое страшное проклятие рода человеческого. Да, пожалуйста, Тед, подлей нам. Так вот, я и говорю — брак для человека есть гибель и проклятие. Но коли так, почему, спрашивается, эти двое, что друг с дружкой ужиться не могут, не пойдут к мировому и со всем этим делом не развяжутся? Настоящей свободы у человека нет, вот почему! «Не дам ей развода!» — орет муж. «Плати жене алименты! — поднимает вой государство. — А не то мы тебя…» — Дэйв тряхнул головой. — Эх, да ну их всех к черту! Будем здоровы, инспектор!
Бони увидел, что Ирвин завел разговор с почтовым инспектором у боковой стойки. Появился Гунн и, повинуясь кивку Бони, присоединился к нему и Бандреду. Старика одолевало нетерпение: если цедить пиво в стаканчики, целую бочку выдуть надо, чтобы захмелеть, подумал он и решил ускорить процесс, подливая в пиво джин.
— Мы тут о Стенхаузе говорили, — сообщил Бандред, моргая воспаленными глазами. — Помнишь его свадьбу?
— Еще бы, — отозвался Гунн, глядя на почтмейстера и вспоминая. — Ты, Дэйв, шафером был и под конец так нализался, что улегся на заднее сиденье в машине Стенхауза, и молодые заметили тебя, только когда уже миль десять проехали по дороге в Дарвин, где они собрались провести медовый месяц.
— Точно. И что сделал Стенхауз? — с недоброй ноткой в голосе проскрипел Дэйв. — Выкинул меня посреди дороги — мол, топай обратно ножками. Жена говорит, надо его, меня то есть, в поселок отвезти, а Стенхауз смеется: «Ничего, собака дорогу домой всегда отыщет!» Тогда уже нутро свое показал, Стенхауз-то. Дальше — хуже. Не пойму, как это его раньше не шлепнули.
— Тебе-то какой прок был бы? — проворчал Гунн. — Ты ведь со Стенхаузом ладил, разве нет?
— В общем-то да. Как не ладить, когда я здесь и почтмейстер, и метеоролог, и мировой судья, и кто угодно. Все равно, паршивый он был тип, Стенхауз. Лично я, инспектор, очень надеюсь, что вы не найдете того парня, кто его пристрелил.
— А вообще-то есть шанс? — с надеждой спросил Гунн.
— Думаю, очень слабый, — ответил Бони и пододвинул пустые стаканы миссис Рамсей. — Ни одной важной улики пока нет. Может, съездим еще к Эльверстону, а потом к Бринам заглянем на обратном пути.
— Там, возле Утеса Макдональда, есть поворот. Дорога не бог весть какая, — сказал Гунн и поднял стакан.
Дэйв Бандред рассмеялся неизвестно чему и поднял свой.
— Могу захватить почту для Эльверстона, если хотите, — предложил ему Бони.
— Ладно. Тогда и для Бринов тоже, если обратно через их места поедете, — отозвался почтмейстер.
— А как я ее заберу? — спросил Бони. — Я ведь рано утром уезжаю. Вы так рано не встанете.
— Смотря что вы называете «рано». Ну, у жены моей возьмете. Или нет, так не пойдет. Лучше я ее вам отдам, когда пивная закроется. Возьмите и у себя в номере положите. — Бандред подмигнул. — Только чур не терять.
— Все будет в порядке, не беспокойтесь. Похоже, сейчас моя очередь. Спасибо, миссис Рамсей.
Маленький бар постепенно заполнялся людьми. Перекрывая шум голосов, время от времени слышался раскатистый смех Ирвина. Бони мельком увидел почтового инспектора, который, судя по всему, уже «раскупорился». Кто-то запел, но несколько суровых голосов тут же велели солисту заткнуться. Бони почувствовал, что на него смотрят, и подумал, насколько легче ему работалось в тех случаях, когда он действовал инкогнито.
Ничего не сказав, Бандред отошел в сторону, и Гунн заметил:
— Славный он малый, старина Дэйв. За место свое зубами держится. Бывало, так напивался, что телеграмму прочесть не мог, но под мою диктовку передавал без единой ошибки.
— И все же был шафером у Стенхауза, — проговорил Бони, с нарочитым интересом разглядывая свой пустой стакан.
— Ну, это семь лет тому было, даже восемь почти… Священник на самолете прилетел из Уиндема… Шикарная была свадьба. Невеста — милашка. Хорошенькая, как картинка. — Гунн вздохнул, подкрутил кончики усов и выпрямился. — Дэйв и Стенхауз тогда приятели были, хоть Стенхауз и заставил его в тот раз десять миль протопать.
— То же самое?
— Точь-в-точь. Спасибо.
— Кстати, — сказал Бони. — Давно хотел спросить. Где вы наличные берете? Банка ведь у вас нет?
— Только на почте. А у вас что, кончились? Так Рамсей вам выдаст по чеку. Лавочник и мясник — тоже. Тут почти всегда чеками расплачиваются. Приходит человек, пишет Рамсею чек, получает деньги, пропивает, пишет новый, и все дела. Очень просто.
— Ладно, утром подойду к Рамсею. А какого вы мнения о Джеке Уоллесе?
— Да не сказать, чтоб хорошего. Зол он больно. И не из-за того, что Стенхауз сестру его угробил. Всегда такой был. На похоронах сестры на Стенхауза кинулся. Прямо у могилы револьвер выхватил — и на него. Но Эзра мигом его скрутил и пушку отобрал. Стенхауз хотел Джека к суду притянуть, только Эзра и его утихомирил. Сказал, что кости ему переломает, если он на Джека накапает. Стенхауз здоровый малый был, — засмеялся Гунн, — но Эзра одной левой из него отбивную сделал бы. Видели Эзру-то?
Бони покачал головой. Гунн потребовал еще выпивки. Теперь он пил неразбавленный джин. У него побагровел кончик носа, и его водянистые серые глаза все чаще сходились на этой точке. Бони начал хмелеть, но язык у него еще не заплетался.