Страница 42 из 97
За время его учёбы в академии у них не случилось ни единой размолвки. Она прекрасно ладила с коллективом библиотеки, её идеи поддерживались руководством и скоро о ней стали говорить, как об одном из ярких, творческих и мыслящих работников.
Карьеру учёного прочили и ему, но он наотрез отказался и в беседе с начальником академии заявил:
– Спасибо за честь, товарищ генерал-полковник. Но это – не моё. Я вернусь в войска, по завершению обучения.
Марине об этом разговоре он ничего не сказал, зачем, заранее, расстраивать.
И она сама, на выпускном курсе, повела разговор о том, что неплохо бы остаться в Москве, где всё так привычно, желанно, знакомо, так уютно и комфортно.
– А кто же на Кушке, в Марах будет служить? – и он внимательно посмотрел ей в глаза.
– Хватит, ты уже за всех отслужил в Афганистане. Почти четыре года. Пусть все это пройдут – тогда будут знать, как ждать…
– Марина, это решать буду я. Хорошо? А мы, лучше, давай поговорим о том, что пора нам уже сына иметь. Живём мы с тобой, как бобыли.
И в каком-то запале, осуждающе и гневно выпалил:
– Посмотри, ребятня – в каждой комнате общежития. Одни мы…
И он тут же выбросил все её препараты, таблетки разные, которыми она пользовалась.
К назначенному Господом сроку – легко, без всяких осложнений, родила мальчика.
Но кормить грудью его наотрез отказалась и малыш рос на искусственном вскармливании.
Непременные, в этом случае, диатезы, расстройства, беспокойства малыша выносил он, качая его до четырёх месяцев, на руках.
Затем всё выправилось и мальчик рос очень спокойным, пытливым и любознательным, уже в первые месяцы своей жизни.
Наверное, душа детская чувствует, кто и как к нему относится.
С семи месяцев он уже безошибочно узнавал шаги отца и на коленях, ловко перебирая ручками, полз к входной двери.
Нетерпеливо тянул свои ручки к отцу и сиял, как только тот поднимал его с пола.
– Ну, Владиславлевы, – не понять, то ли одобрительно, то ли в раздражении бросала она, – у вас даже выражение лица одинаковое.
Тяжёлую сцену она устроила ему в тот день, когда он сообщил, что он принял предложение Главного управления кадров Министерства обороны и по выпуску из академии будет принимать полк на Дальнем Востоке. Развёрнутый. Полный, более двух тысяч живых солдатских душ, на новеньких БМП.
– Я – на Дальний Восток? Никогда! Собирайся – и отправляйся сам. Можешь и сына взять с собой. Всё же веселее будет. Из Москвы только сумасшедшие выезжают. И ты – среди них.
Лицо её при этом обезобразилось, исказилось. Волосы, всегда уложенные в красивую причёску, растрепались и она не замечала даже, что халат её – совершенно распахнутый и из под него виднелась вся красота её уже начавшего затяжелевать тела.
Крупная грудь, не знавшая кормления ребёнка, была тугой и напряжённой. И только несколько зажиревший, в самом низу живот, указывал на то, что уже минули у этой женщины её юные лета и она вступает в пору зрелости.
Впервые он посмотрел на это тело не с вожделением и восторгом, а с явно выраженной, да он и не скрывал её, брезгливостью.
И её этот взгляд ударил, словно кнутом.
Быстро запахнув халат, она зло прошипела:
– Никуда не поеду. Хоть убей!
– Ты поедешь туда, куда будет нужно. Или – домой, немедленно. Но здесь ты не останешься. Я сам тебя выселю из нашего номера и посажу на поезд, даже силой. И закончим этот разговор.
Тяжело она пережила этот период. Даже сильно подурнела. И долго затем, в городке, не находила себе занятия, днями стояла у окна, вглядываясь в безбрежность лесов, сверкающих на солнце голубыми блюдечками озёр.
И по каким-то неведомым законам сама захотела – вновь выносить и родить ребёнка.
А когда на свет появилась девочка – её словно преобразили. Она ни на миг не отходила от неё, кормить стала исключительно грудью, которая стала ещё красивее от распиравшего её молока.
Он же с головой ушёл в жизнь полка и когда через полгода его командования – в полк приехал генерал армии Третьяк, перемены, произошедшие в части, порадовали легендарного полководца.
Но он сдерживал свои оценки и только внимательно присматривался к молодому командиру полка.
Молча обойдя всё расположение, прямо за ужином объявил сигнал «Сбор» и выехав в район сосредоточения полка, сам, по секундомеру, проверял прибытие каждой машины.
Тут же заслушав доклады командира полка, его заместителей, на выбор – комбатов, ротных командиров, приказал одному батальону совершить марш на полигон для стрельбы штатным снарядом.
Экипажи – из офицеров.
И надо было видеть лицо прославленного фронтовика, Героя Советского Союза и Героя Социалистического труда – за его послевоенные великие труды.
Давно уже он не был столь воодушевлён и даже его окружение не видело столько добрых улыбок, которые размыкали губы его сурового, в фронтовых шрамах, лица.
Первым стрелял командир полка. Все мишени он поразил сразу, первым снарядом, образцово, мастерски, провёл танк по всем препятствиям на танковой директрисе.
Третьяк, молча, указал ему на место возле себя после доклада.
И, когда отстрелял и отводил машины последний ротный, повелительно обратился к начальнику войск связи округа:
– Соедините меня с Министром обороны.
Через несколько минут он уже беседовал с маршалом Устиновым.
Неспешно вернувшись к своему штабу, повелительно обратился к кадровику округа:
– Полковничьи погоны!
Тот – сразу же, привычно извлёк из нарядной папки новенькие погоны, с тремя звёздами и подал командующему.
– Спасибо, командир, порадовал ты меня. За труд твой, за честь и совесть твою, Министром обороны – Вам, подполковник, присвоено воинское звание полковник – досрочно.
И уже от себя, по-отечески просто, сказал:
– Спасибо, сынок. Будут у нашего Отечества такие командиры – поживёт оно ещё.
И прославленный полководец-фронтовик, обнял новоиспечённого полковника и обратился к начальнику штаба округа:
– Полку – отличная оценка. Командира полка – первым заместителем комдива, в 22 дивизию.
С этого дня радикально изменилась Марина. Пожалуй, это был самый светлый период их совместной жизни. Марина понимала, что всё её будущее отныне, зависит от служебных успехов мужа и всё делала для того, чтобы в доме царил мир, покой и уют.
Даже с сыном, который её сторонился, сумела выстроить более тёплые и сердечные отношения и он без натуги стал ей говорить – мамочка, чему она была очень рада.
Замом комдива Владиславлев пробыл недолго. Безусловно, он осознавал, что кроме его честного отношения к службе, здесь уже работали и другие механизмы – Иван Моисеевич Третьяк не забывал понравившегося ему офицера, сумел разглядеть в нём необходимые качества для войскового труженика.
И когда Владиславлев, с честью выдержав очередное испытание, которое ему Третьяк устроил умышленно – назначил на самую отстающую дивизию в округе исполняющим обязанности комдива и убедившись, что его выбор обоснован и выверен, так как молодой полковник за три месяца сумел существенно выправить положение дел в соединении, представил его к назначению на должность командира дивизии.
В ЦК КПСС, куда Владиславлев был вызван на собеседование, кандидатуру командующего войсками округа одобрили и он был назначен на эту особую и чтимую в войсках должность.
Это особый этап в жизни любого военного человека. Дивизия – это уже не непосредственное руководство коллективом, к которому Владиславлев привык в полку, а умение организовать управление подчинёнными частями через коллектив штаба, начальников родов войск и служб.
И здесь, как нигде, нужны высокие организаторские качества военачальника, аналитический ум, его безукоризненный личный авторитет и высокое профессиональное мастерство.
Все эти качества наличествовали у Владиславлева, видать, с рождения, но, самое главное, он был прилежным учеником и не стыдился учиться не только у своих начальников, но и у своих подчинённых.