Страница 18 из 50
Закончу о прошлой неделе. Из Москвы ехал поздним поездом, в спальном вагоне. Так славно выспался. Дорожные откровенные разговоры: инженер-монтажник едет в Бухарест, интересно рассказывал о румынской и югославской моделях социализма. Не вдохновили. В Югославии до миллиона безработных, а румын вождь так зажал, что даже телевизор разрешает только на два часа в день.
В пятницу был отчет за месяц и с начала года. Отчеты эти - всегда жесткий разговор о смертях, ошибках, дисциплине, хозяйственных промахах. Не было еще случая, чтобы был довольным. В этот раз сравнивал нашу статистику с данными по ФРГ - недавно добыли статью с отчетом.
По населению мы вполне сравнимы - 60 и 50 миллионов. Но не по работе... Операций по порокам сердца вдвое меньше, смертность вдвое выше. Плюс к этому они еще делают 6 тысяч операций при коронарной болезни. Девяносто процентов оперируют с АИКом - в двенадцать раз больше нашего. От всего этого чувствую себя совершенным ничтожеством. Хочу всячески задеть своих сотрудников, но не очень удается. Больше склонны искать извинения во внешних обстоятельствах, хотя оснований для этого почти не осталось.
Дневник. 16 июня. Воскресенье, утро
Не было событий.
Думал и писал о мудрости. Перечитал: плохой сумбур. Перечеркнул. Для чего мне все это? Хочу не много, но и не мало: создать свою стройную систему взглядов. Мировоззрение. Нескромно звучит, но что мне терять? Бога нет, смерть придет, но до этого нужно чем-то заниматься, поскольку дата неизвестна.
Умники говорили, что без Бога человеку нельзя, смерть непереносимо тяжка. Думаю, что это не так. С Богом, конечно, проще. Самое главное при вере: нет смерти, нет конца всему.
Но конец будет...
Дневник. 19 июня. Среда, вечер
Целый день шел дождь. Нет, дождик. Редкие капли беззвучно падают на листья яблонь при полной тишине и неподвижности. Сижу дома - отдых старику. Лида ездила в город, недавно вернулась. Целый день не видел ни одной живой души. Кроме Чари. Несомненно, душа живая. Периодически приходит и требует общения. Выходили в лес. Стремительно бегала, закладывая километровые круги. Потом долго не могла отдышаться. Удовольствие от движения. Позавидовал.
Пилил дрова. Топил котел отопления. Обедал. Спал.
Остальное время читал. Роман "И сжег свой дом" У.Стайрона. "Новый мир" напечатал его мелким шрифтом в шести номерах. Я пока на середине. Странное впечатление: отличная форма, а герои живут ненастоящей жизнью. Они не работают, а только разговаривают, пьют и переживают, иногда передвигаясь в сменных декорациях, танцуя вокруг загадочного убийства. Я - рабочий человек, и для меня непонятна жизнь, в которой работа вообще не присутствует. А ведь почти вся наша дворянская литература прошлого века такая. Пережевывание любовных историй и этических проблем.
Разумеется, нельзя обо всех людях судить по себе. Многие наши тоже не думают о "производстве".
Впрочем, эти мои суждения примитивны. Как говорят, всякая литература хороша, кроме скучной. И зря я завел этот разговор.
Хирургические дела таковы: в понедельник было две операции, аортальный клапан и сложный межпредсердный дефект. Прошли хорошо.
Директорские дела: приходил тесть нашего доктора Ш. (пожилой, с планками участника боев). Жаловался, что бросил дочь с ребенком, платит 17 рублей алиментов и еще отсуживает комнату. Будто бы это уже второй его заход: брак, ребенок, развод. Больше всего в этой истории меня возмутили претензии на комнату. Вот подлец! Если уж случаются неудачи с женами, забирай чемодан и уходи. Аморальных типов нельзя допускать в хирургию. "Горячее сердце, холодная голова и чистые руки" - выражение про хирургов, уже ставшее банальным. Сердце, голова - желательно, но руки, в смысле честности, - непременно.
Трудности с общественной работой: не ходит народ на "мероприятия". Миша Атаманюк без конца взывает к заведующим отделениями, чтобы обеспечили явку. С него райком требует. У нас триста комсомольцев, а на собрание, посвященное апрельскому Пленуму, пришло только тридцать.
Дневник. 22 июня. Суббота, 11.30.
Годовщина начала войны. По времени - еще не говорил Молотов, и было воскресенье, чудесный летний день.
Сегодня тоже хорошо. Сидел во дворе на своей красной скамейке. Светит солнце, дует теплый ветер, запах леса после дождя, "розы красные цветут, гордо и неторопливо", пичуга повторяет - "чи-ци", - чи-ци"... Голова Чари лежит на моей голой стопе... "И тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения..."
Нет, наверное, не так барахтается, как у Маяковского, - очень разница большая. Какие могли быть заботы у молодого поэта ("Что может хотеться такой глыбе?"). А тут постоянно, ежедневно, реальные смерти и изредка радости воскресения из мертвых.
Каждая драма оставляет царапины на сердце. Вчера получил письмо от матери умершего после операции ребенка, с тетрадой Фалло (не мой). Не может примириться с потерей. Умер от мозговых осложнений. Писала хирургу. Тот ответил: "К сожалению, бывают случаи..." Для нее этот случай - "единственный и непереносимый". Какой-то идиот из ассистентов сказал матери сразу после операции: "Главное сделано, теперь будет все в порядке". Она подозревает халатность. Что я ей отвечу? Халатности не было, почти уверен, но мальчик все равно не должен был умирать. Все во мне восстает против этих смертей.
Никак не могу выйти из круга мыслей о работе. После двух операций в четверг - это шесть часов - еще читал лекцию против алкоголя на одном большом заводе. Сам напросился - "для рабочих" (их 2 тысячи числится). Полный зал, около пятисот человек. "Поднимите руки рабочие мужчины!" Поднялись две руки. Пришли одни интеллигенты и женщины.
Миф о пролетарии-гегемоне... Никогда я не мирился с идеей, что бедные изначально являются носителями добродетелей. Еще с детства, в деревне, как бедняк - так лодырь и пьяница. Конечно, не всем честным работягам удается жить в достатке, но уж не бедствовать. А в нашем обществе - тем более. Есть голова и руки - можешь достигнуть. Чего достигнуть? Скажем, среднего уровня. Разбогатеть наша система не позволяет. В сравнении с Западом очень плохо живем, но и работаем плохо.
К примеру, в нашем институте с тем же штатом можно бы делать вдвое больше операций. Впрочем, мы - особые. Мы бы делали, больных нет.
Нет, Амосов, не получился у тебя экскурс в политику. Но о гегемоне - уверен. Это только в XIX веке Маркс мог придумать. А Иисус Христос? Он первый сказал о благодати бедных. Вот и подумаешь.
Дневник. 29 июня. Суббота, утро
Дела служебные. В среду приезжал министр Л.Я.Романенко "поговорить об интенсификации в свете апрельского Пленума". Представил ему сведения за полугодие. Смертность ниже 5 процентов, почти 1900 операций. Вот если бы качество получше!
Потом министр смотрел Институт, и мы оказались в полном провале. В операционной обвалились плитки. На этажах всюду трещины, пятна на стенах. Даже в моем кабинете потолок с потеками (уже три года). "Обшарпанность". Требуется ремонт. Теперь модна реконструкция, поэтому министр обещал дать миллион, но не раньше 87-го. Сказал, чтобы готовили документацию.
Мне было стыдно: за операциями и смертями просмотрел огрехи, которых можно бы избежать. Поэтому в четверг утром обошел этажи. Хорошо, что министр не заглянул в ванные комнаты. Дом был построен плохо, перекрытия между ванными не загерметизированы, вентиляция не работает, потолки и стены черные. Осенью я проверял, давал указания - ничего не выполнено.
В пятницу на конференции рассказал о визите министра. Предложил: каждое отделение делает мелкий ремонт своими силами. Администрация обеспечивает материалами.