Каменный пояс, 1975

Резерв души... Вот именно. Сила огромной величины, резерв человеческого откровения...

Целую полосу переживаний и горечи прошла бригада Атаманюка, пока стала эталоном, запрограммированным материалом партийных диссертаций. Цех, в котором Атаманюк, горячий. А раз горячий — значит, тут и есть передний край борьбы за государственный интерес. Раздумывая над сложнейшими проблемами цехового хозяйства, переплетением человеческих взаимоотношений, Атаманюк верит: настанет день, и весь цеховой коллектив прочно врастет в государственные нормы, рабочий коллектив придаст своему труду черты большой оперативности, энергии, живого темперамента. Этого уже недолго ждать.

Пожалуй, напряжение предыдущих пяти лет уместилось в одном — семьдесят третьем...

Бригаде выдали годовое задание, но ребята сказали, что для них это маловато. Так появилось коллективное обязательство: весь прирост готовой продукции получить только за счет повышения производительности труда. В облсовпрофе инициативу нашли полезной, она пошла по городу. И еще бригадир высказал мысль: сделаем план впятером. А было их семеро в бригаде. Хамков повел за собой другую бригаду.

Атаманюк нервничает, осунулся, похудел. Бригада ищет и предлагает новшества в технологии, в организации труда. Устранены встречные грузопотоки, создан технологический поток по подузлам — на 47 процентов поднялась выработка в бригаде.

...В конце июля случилось вот что. На втором этаже, где разместились цеховые технические службы, к концу смены становится многолюдно: каждый несет сюда свою заботу. Но вот распахивается дверь кабинета с табличкой «Бюро технической подготовки производства» и появляется на порожке его начальник Владимир Якушев.

— Ребята, товарищи! — кричит он. — Поздравляйте Атаманюка, есть годовой план!

Владимир скачет по ступеням лестницы вниз, за ним устремляется группа рабочих, спешат узнать подробности.

Счастливая бригада принимала поздравления. Ребят окружили, хлопали по плечам, говорили много хороших, приличествующих моменту слов. Атаманюк что-то хотел сказать, подумал, потоптался и... не сказал.

Но он скажет. Это случится в праздничный, торжественный день, когда завод получит Красное знамя ЦК КПСС, Совета Министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ. За ударный труд в году семьдесят третьем. И когда станет известно: Николай Атаманюк — Герой Социалистического Труда!

Он выйдет к трибуне торжества, взволнованный и чуточку растерянный. Уберет со лба прядь черных волос и посмотрит на свои руки, не зная, куда их деть. Руки он вытянет по-солдатски и скажет слова сердечной, искренней благодарности, добавит, что высокая награда по праву принадлежит тому коллективу рабочих людей, где и он среди них. Он будет говорить о том, что поднимается из года в год значение государственного плана, поднимается наша ответственность за его выполнение и что есть в бригаде «порох в пороховнице», задор, молодость, силы — есть!..

Грамотный, серьезный, научно обоснованный план не просто перекрыть. Для этого нужна талантливая новаторская работа, которая бы революционизировала процесс производства новыми достижениями мысли, творческими делами, глубинными проблемами техники, новым опытом.

Он, верно, думал, работая, что все геройское и громкое — в прошлом. 18 января телетайп отстучал:

«...Присвоить звание Героя Социалистического Труда...».

И на его долю хватило!

Была трудная, каменистая тропа Обручева. Была титаническая работа Королева. Были изнурительные расчеты Циолковского. Были долгие рабочие будни Курчатова. Большие ученые, прославившие человека, шли в науку простыми тружениками. Мальцев остался ученым в крестьянских сапогах. Гагарин готовил себя в рабочие.

Они не ладили себе крыльев. Их поднял труд и талант. История вознесла их сама. Они и есть наша рабочая слава, те, что каждый день просто ходят на работу и отдают ей все силы и способности. Из года в год делают одно и то же полезное дело: растят хлеб и учат детей, лечат больных и строят дома, собирают станки и делают книги.

Электросварщик Николай Атаманюк — с ними.

БОРИС КАЛЕНТЬЕВ

ПИСЬМО ИЗ ДЕТСТВА

Пишет бабка

из деревни:

май, мол, нынче —

сущий юг.

Жду тебя

ко дню рожденья,

приезжай.

Купи мне, внук,

электрический

утюг.

А еще,

чуть не забыла,

(старость —

памяти уж нет)

Люся Гурина

просила

передать

тебе привет.

Приезжай скорей,

мой свет.

Люська!

Это ж та девчушка,

та, что

двадцать лет назад..

Вспоминается:

в ракушках

речка Пандуга

и сад,

и садовник

дед Игнат.

Да компания такая:

Василек-дружок,

да я,

да рыжущая,

худая,

не девчонка —

сноп огня,

Васьки Гурина родня.

Ели вместе,

спали вместе.

Что там — восемь лет...

Но вслед

нам враги:

— Жених с невестой!..

А врагам —

по восемь лет.

Мы врагам —

язык в ответ.

А потом —

как будто

             буря!

Кто-то здесь,

а кто-то —

там...

Знаю

      только:

Васька Гурин

на заставе —

капитан.

И ни писем —

хоть бы слово...

И ни встречи —

хоть бы раз...

Знаю только:

Люська снова

в той деревне,

но без нас.

Учит в школе

«Вас ист дас».

Память кошкой

душу лижет...

Соберусь,

наверно, в путь!

Под окном

у этой рыжей

так мечтаю

щегольнуть!

Только

чем бы щегольнуть?

Что я сделал?..

Что я мог бы

сделать

для своей земли!..

Край родимый —

слишком много

дал мне

песен и любви.

Нет, старушка,

не зови...

Я послал

посылку бабке,

что просила,

и конфет.

И открытку

С текстом кратким:

не болей

еще сто лет!

Люсе Гуриной

привет.

МИХАИЛ АНОШКИН

ОТПУСК В РОДНЫХ МЕСТАХ

Повесть

В Кыштым

Волнение охватило Андреева, когда поезд, останавливаясь, как говорят, у каждого телеграфного столба, добрался, наконец, до станции Бижеляк. Отсюда начинались истинно кыштымские места. В детстве ездил сюда за клубникой, которой было много на солнечных полянах за кирпичными сараями. На озере Улагач, в километре от станции, у деревни Селезни, ловил с отцом окуней. Ближе к Кыштыму, в пологих каменистых берегах, заросших диким малинником и шиповником, плескалось голубое озеро Акакуль — рыбное, красивое, издавна облюбованное под пионерские лагеря. В свои пионерские годы Григорий Петрович бывал здесь. Мало что осталось в памяти от тех времен, но вот военную игру запомнил на всю жизнь. Звеньевого Гришку Андреева выбрали тогда командиром отряда, и отряд бесславно проиграл сражение. Пионервожатый, бывший матрос, успокоил тогда:

— Выше голову! За битого двух небитых дают. Сам Суворов говаривал это!

Позже была настоящая большая война, которая опалила и Григория. Вот уже и после войны выросло новое поколение, и ребята послевоенных лет служат в армии. Неумолимое время!

Если до этого за окнами вагона мелькала степь вперемежку с березовыми рощами, которую географы называют колковой, то за Бижеляком густо зазеленела сосновая тайга и стало сумеречнее. На верхушках сосен догорал тихий июльский закат. Лес перемежался с вырубками, на которых дружно поднимался молодой сосняк.