Банда 5 (сборник)

Он оглянулся в последний раз, словно проверяя, не забыли ли чего, и вдруг его взгляд упал на новенький с блестящими пряжками портфель – явно чужой в этом полутемном коридоре, на пыльном полу, между старой кухонной тумбочкой и продавленным креслом. Демин поднял его, внимательно осмотрел.

– Чей это? – спросил он, уже догадываясь об ответе.

– Наташин, – ответил Анатолий. – Она часто оставляет его в коридоре. А утром брала – и сразу в институт.

Демин, не говоря ни слова, внес портфель в комнату Селивановой и вытряхнул на диван. Из него высыпались тетради, конспекты, зеркальце, косметическая сумочка, несколько шариковых ручек. Раскрыв одну из книг, Демин увидел, что это не учебник.

– Ну да, конечно, – сказал он. – Иначе быть не могло. Только Булгаков. Что еще может читать девушка, у которой на столе виски, а в шкафу пара шуб.

– Ты чего ворчишь, Валя? – спросил участковый.

– Булгакова читала девушка Наташа. Понял?

– Ну и что?

– Ничего. Просто было странно найти в ее портфеле что-нибудь другое.

– Ты против Булгакова?

– Я за Булгакова. Знаешь, сколько просят спекулянты за этот томик? – Демин взял книгу за уголок и потряс ее в воздухе, словно бы для того, чтобы участковый мог определить ее стоимость. – Сто рублей за книгу.

– Но, может быть, это не ее книга, не исключено, что она взяла ее у кого-то почитать?

– Да какое это имеет значение?! Ты видишь, что в этой комнате все вещи, от виски до сапог, поют в один голос? И он напоминает мне голос той дамы, которая звонила недавно.

В этот момент из книги, которую держал Демин, выпал небольшой синий листок бумаги и, раскачиваясь из стороны в сторону, полетел на пол. Демин поднял его, внимательно осмотрел, и его хмурое лицо осветилось чуть ли не счастливой улыбкой.

– Ну вот, – сказал он, – и эта бумажка тянет все тем же сипловатым голосом. Лира. Самая настоящая итальянская лира, которую гражданка Селиванова использовала в качестве книжной закладки. Правда, стоит она пятак, не больше. Но это ерунда... Меня настораживает странный хор вещей, предметов, ночных телефонных звонков, непонятных поручений... Верно, Толя? – подмигнул Демин младшему Пересолову. – Уж поскольку я освободил тебя сегодня от работы... Ты не против, если мы немножко покатаемся?

– Да нет... Можно. – Он оглянулся, посмотрел на Василия, но тот молчал с каменным лицом, как бы сняв с себя всякую ответственность за брата.

– Тогда одевайся. Поехали! А снег, снег-то валит... Эх, Наташа, такого снега лишить себя, такой погоды! Зачем было так торопиться, не понимаю.

И опять машина мчалась по заснеженным улицам, неутомимо работали «дворники», сгребая с ветрового стекла мокрое месиво, чертыхался водитель, глядя, как скользят на переходах прохожие, как шарахаются они в сторону, увидев возникшую рядом машину, и молчал, вжавшись в сиденье, Демин, из-под полуприкрытых век сонно поглядывая на дорогу, на размытые контуры домов, на тусклые, словно плавающие в снегу огни светофоров.

– А этот... Григорий Сергеевич, звонил Селивановой? – спросил вдруг Демин.

– При мне нет, – ответил Анатолий. – Вы хотите зайти сейчас к нему?

– Нет. И тебе не стоит. Уточним номер дома, квартиру, фамилию. И отчалим восвояси. Не готов я с твоим приятелем всерьез поговорить.

– А, черт! – крикнул водитель, выравнивая машину. – Заносит.

– Не торопись, Володя... Успеем. Уж теперь-то мы должны успеть. Насколько я понимаю, Григорий Сергеевич не из тех людей, которые выбрасываются из окон, а, Толя?

– Нет, он не выбросится.

– А других? Выбросит?

– Мешать, во всяком случае, не станет.

– Представляешь, Толя, живут среди нас некие существа, тоже по две ноги имеют, голову в верхней части туловища, разговаривают по-нашему, нас понимают, может быть, даже лучше, чем мы сами себя понимаем... Со стороны посмотришь – вроде люди как люди. Ан нет. Они совсем не люди. Я говорю не в том смысле, что они плохие люди. Они только притворяются, прикидываются, иногда очень долго и весьма успешно.

– Что-то, Валя, я смотрю, ты в философию ударился, – усмехнулся водитель.

– Что ты, Володя! Никакой философии. Жизнь. Я иногда ловлю себя на мысли, что разыскиваю не человека, совершившего преступление, а просто чуждое, враждебное существо, которое замаскировалось под человека и вредит ему, использует его в своих темных целях и вообще смотрит на человека как на некое животное, которое можно использовать на тяжелых работах, в пищу, да, и в пищу! А вечером, сняв маскировку, оно, это существо, будет сидеть на мягком, теплом диване, поглаживать брюшко и смеяться над человеком же... Понимаешь, что происходит, – раздумчиво продолжал Демин, – эти существа не прочь считать себя людьми, более того, они только себя-то и считают людьми. У остальных манеры не столь изысканны, словами могут играть не так ловко, блажью, видите ли, мучаются – то про совесть вспомнят, то про порядочность, то им принципиальность поперек дороги станет... А у этих существ все до ужаса просто, все в конце концов сводится к купле-продаже. И больше всего они опасаются обнаружить этот смысл своей жизни...

– В чем же он у них? – спросил Анатолий.

– Понимаешь, все эти разговоры о сочувствии, великодушии, честности только смешат их и еще больше убеждают в собственном превосходстве. Это, мол, разговоры недоумков, которые пытаются оправдать свою слабость. Прибыль – вот козырь, которым они работают. Человеческая жизнь – не козырь. Закон – не козырь, он попросту не для них... И вот, разговаривая с кем-то, я прежде всего пытаюсь определить – человек сидит передо мной или то самое замаскированное существо.

– Вы думаете... что Наташа из них? – спросил Анатолий.

– Селиванова? Вряд ли... Эти существа не кончают самоубийством, а находят наиболее целесообразный вариант. Они слишком рассудочны, чтобы поддаваться таким порывам. Может быть, в этом их сила. А вообще-то, ребята, сейчас отличная погода, вы только посмотрите!

– Куда лучше, – иронически бросил водитель.

– Только жить да радоваться.

– Ну что, далеко еще? – спросил Демин.

– Вот здесь. – Анатолий показал на смутную, расплывчатую громаду дома, неожиданно проступившую в снегопаде.

Машина вильнула к тротуару и остановилась. Демин приблизил лицо к самому стеклу, пытаясь прикинуть высоту дома.

– Ну ладно, – проговорил он без огорчения. – Улицу мы знаем, номер дома тоже знаем, остановка за квартирой и фамилией. Толя, ты свою задачу понял? Заходить и тревожить Гришу не следует. Уточни квартиру, и все.

Анатолий вышел из машины, оглянулся по сторонам, поднял воротник плаща и побежал к подъезду. В мокром, насыщенном снежинками воздухе даже не слышно было, как хлопнула дверь.

– А ничего домик, – протянул водитель. – Я бы не отказался.

– Я тоже, – согласился Демин.

– Как я понимаю, – водитель глянул на Демина в зеркальце, – скоро здесь одна квартирка освободится?

– Не исключено.

Через несколько минут показался Пересолов. Найдя взглядом машину, он побежал к ней напрямик через газон, прижав к ушам уголки воротника. Водитель предусмотрительно открыл дверцу, и Анатолий с разбегу упал на сиденье.

– Татулин. Его фамилия Татулин. А квартира шестьдесят седьмая. Я остановился перед квартирой, чтобы уже наверняка убедиться, а в это время распахивается дверь, и на площадку вываливается его мамаша. Она, видно, меня в «глазок» рассмотрела.

– Так, – протянул Демин. – И что же? Она спустила тебя с лестницы?

– Во всяком случае, ей этого очень хотелось. Дело в том, что сынка ее, Григория Сергеевича Татулина, дома нет и в скором времени не будет. В данный момент он находится под следствием. Так я и узнал, что его фамилия Татулин.

– Даже так! – удивился Демин. – Даже так... И давно?

– Около недели.

– За что?

– Она говорила что-то об обмане, предательстве, неблагодарности и так далее. Никогда не думал, что в такой обходительной женщине столько матерщины может скопиться, – озадаченно сказал Пересолов. – Она приняла меня за дружка Григория Сергеевича, одного из тех, кто предал его.