Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 29



Тем не менее миссис Аллен никогда не забывала приготовить сэндвич и написать записку. Она писала ее, усевшись на высоком табурете с красным пластмассовым сиденьем в кухне возле барной стойки, вооружившись толстой ручкой, которая висела на цепочке возле желтого телефона. Она писала не спеша, время от времени поднимая глаза и глядя в пустоту, словно это давалось ей с большим трудом, хотя на самом деле всегда получалось одно и то же:

«Сэмюэл, сегодня суббота, и мы с Сарой едем навестить бабушку, отвезти ей клубничный торт и немного убраться. Оставляю тебе сэндвич».

Закончив писать, она глубоко вздыхала.

Затем перемещалась в ванную, усаживалась на скамейку, ставила Сару между колен и принималась ее причесывать. Она нервничала, больно дергала Сару за волосы и ворчала, что они опаздывают.

— Выходим-то мы вовремя, но кто знает, сколько времени уйдет на дорогу, ведь это много миль. Угораздило же ее поселиться так далеко! Если бы она жила хотя бы на авеню С, как раньше!

Сара пользовалась случаем и спрашивала у матери, где красивее — на авеню С или в Морнингсайде. Мать пожимала плечами и отвечала, что уже не помнит.

— Как ты можешь не помнить, ведь ты жила там раньше, до того как вышла замуж!

— Не помню, и все. В квартире была большая гостиная. Из моей комнаты виднелась Ист-Ривер. Еще помню, что отсюда до того дома двадцать с чем-то станций метро.

— А почему она переехала? Ей что, больше нравится Морнингсайд? Мама, ты мне все волосы вырвешь!

— Сама виновата, все время вертишься. Ты меня раздражаешь.

— Рассказывай дальше.

— Она переехала, потому что ей так захотелось. Ты же знаешь, бабушка капризная и все делает по-своему. Как ты.

И ни слова про Аурелио Ронкали. Миссис Тейлор посоветовала — посмотрев очередную телепередачу или прочитав книгу про воспитание детей, она немедленно принималась давать советы, — что с детьми лучше не говорить на темы, которые могут их травмировать. Прошло уже много времени, однако Вивиан Аллен не могла забыть странную болезнь, которая началась у Сары, когда та узнала, что бабушка рассталась с хозяином книжной лавки. Но девочка чувствовала, что табу, которое наложили на имя мистера Аурелио, угнетало мать не меньше, чем ее саму.

Дело в том, что люди, существующие только в твоем воображении, продолжают жить и не меняются, даже если на самом деле их уже нет. А если ты знал их и потерял, все складывается иначе.

— Пойми, дочка, — продолжала миссис Аллеи торопливо, — для бабушки было безумием поселиться так далеко от нас. И невозможно убедить ее, что лучше всего ей жилось бы здесь, с нами.

Сара задумалась. Подобная идея казалась ей абсурдной, и она была уверена, что бабушка никогда на это не пойдет.

— Но ведь мы тоже могли бы переехать к ней. Там много места. Тебе не кажется, что так было бы лучше?

— Какие глупости приходят тебе в голову! А твой отец? Разве ты не знаешь, что у отца здесь работа?

— Он бы и там устроился. Трубы везде лопаются.



Причесав Сару, миссис Аллен переключалась на другие дела, а Сара думала о том, что уж ее-то точно ничего не держит в Бруклине и она вполне могла бы переехать в Манхэттен и жить с бабушкой. Она никогда не решилась бы сказать об этом матери, но такой выход казался ей идеальным. Она уже представляла, как очистит от хлама большую комнату справа по коридору, если стоять спиной к входной двери, и украсит стены фотографиями киноактрис, бандитов, поездов и детей на коньках. А с родителями она бы общалась по телефону и навещала их по пятницам. Но она была уверена, что никогда с ними об этом не заговорит, ни словечка не скажет. Размышляя об этом, она грустнела и замолкала.

— Собирайся живее! — приказывала мать. — О чем ты мечтаешь? Не видишь разве, что мы опаздываем? Это только кажется, что у нас полно времени, а на самом деле впереди долгая, очень долгая дорога.

Она надевала на Сару непромокаемый плащ, даже если за окном сияло солнце, и брала корзинку, накрытую салфеткой в черно-белую клетку. Под салфеткой стоял торт.

— Корзинку понесешь ты. Бабушке будет приятно, если ты отдашь ей торт.

— Бабушке все равно. Она не обратит внимания.

— Не спорь со мной. Надеюсь, мы ничего не забыли.

Проверив, выключен ли газ, лежит ли на холодильнике на видном месте записка для мужа и не текут ли краны, миссис Аллен открывала сумочку и перебирала ее содержимое, называя вслух каждую вещь:

— Посмотрим. Ключи, очки, кошелек… Мелочь на метро понесу в кулаке. Подержи-ка минутку мой зонтик.

Она запирала дверь на три замка, расположенных на разной высоте, и вызывала лифт. Тут она крепко брала Сару за руку и не отпускала до тех пор, пока они не оказывались у бабушки.

Сара смотрела в зеркало, висевшее в лифте, потом на улице рассматривала краем глаза свое отражение в витринах, мимо которых они проходили по дороге к метро. Ей не нравилось, что мать держит ее руку так крепко, но вырваться она и не решалась. Она смотрела в небо, видневшееся между зданиями.

— Зачем ты надела на меня плащ, если сегодня нет дождя? — спрашивала она недовольно.

— Заранее никогда нельзя сказать, — отвечала миссис Аллен. — Я вот тоже взяла зонтик, видишь? Лучше перестраховаться. Не забывай, впереди долгая дорога, это только кажется, что бабушка живет не так уж далеко. Мы вернемся только к вечеру, а по телевизору сказали, что сегодня переменная облачность. И еще сказали, что во Флориде ожидается ураган, в Миннесоте наводнение отрезало пять крупных магистралей, в центре Европы зреет антициклон, который двинется на Средиземноморье, и еще…

Сара переставала ее слушать и принималась рассматривать людей. Негра, продававшего с тележки бананы, мальчишку в наушниках, который ехал на мотоцикле. Блондинку на высоких каблуках, старика, который, примостившись на ступеньках, играл на флейте; она рассматривала вывески, держась за руку матери и дожидаясь, когда зажжется зеленый свет, чтобы перейти на другую сторону. Наконец они оказывались у метро. Они входили вместе с толпой, проходили турникеты, пропускавшие пассажира, когда он бросал в прорезь два золотых жетона, которые миссис Аллен покупала в специальном окошечке, отстояв очередь. В окошечке за толстым стеклом виднелся человек с лицом шоколадного цвета, который монотонно, как заводная кукла, раскладывал позолоченные фишки и выдавал их пассажирам, опуская в овальный металлический желобок. Чтобы ответить пассажиру, он подносил к губам маленький микрофон, похожий на гриб, которые обычно рисуют в сказках про карликов и ведьм. На мгновение миссис Аллен выпускала руку Сары, чтобы забрать жетоны и сдачу.

— Подержи зонт, — приказывала она.

Для Сары это были очень волнующие мгновения. У нее в кармане всегда хранилась пара золотых жетонов для проезда в метро. Как-то раз эти жетоны вывалились из кармана отцовской куртки, небрежно брошенной на спинку стула, и когда отец спал, девочка их подобрала. Она отходила на несколько шагов от матери и рассматривала отверстие, куда их бросали, испытывая невыносимое желание броситься бежать — прямо так, в красном плаще, с зонтиком и корзиной в руках. Пройти сквозь турникеты, переступить невидимый порог и затеряться одной среди толпы, двигавшейся в сторону Манхэттена. Но она ни разу даже не попыталась.

Они спускались на перрон. Миссис Аллен нервничала и крепче стискивала руку Сары. Среди пассажиров, толпившихся на перроне, одни казались ей подозрительнее других. От этого зависел выбор вагона, в который они садились, когда наконец приезжал поезд — он влетал на перрон с такой скоростью, словно и не думал останавливаться. Когда они садились в вагон, Саре в голову сразу же начинали лезть разные мысли, и она с любопытством рассматривала тех людей, от которых мать пыталась ее отвлечь. Миссис Аллен расстегивала ей верхние пуговицы плаща, чтобы потом, когда они выйдут на улицу, Сару не просквозило. О сквозняках, жаре и бурях она знала все. Она ежедневно говорила о них по утрам со стариками в больнице, теми самыми, что любили ее больше родной матери, как она часто со вздохом повторяла. Она не пропускала ни одной метеорологической сводки по телевизору, а потом обсуждала с ними услышанное. Зато фильмы про любовь и приключения казались ей скучными. Об этом она тоже говорила со стариками из больницы, которые неизменно поддакивали: одни — потому что сами так думали, другие — чтобы она поскорее оставила их в покое.