Страница 2 из 29
Ребекка Литтл, мать миссис Аллен, несколько раз была замужем и когда-то пела в мюзик-холле. Ее сценический псевдоним был Глория Стар. Сара видела это имя на старых программках, которые показывала ей бабушка. Они хранились в обитом бархатом сундучке, запиравшемся на ключ. Но сейчас бабушка уже не носила пальто с шиншилловым воротником. Она жила одна на Манхэттене, в верхней части окорока, в скромном квартале под названием Морнингсайд. Бабушка обожала грушевый ликер, курила табак и была немного не в себе. Старость тут ни при чем. Просто когда никому ничего не рассказываешь, память ржавеет. Глория Стар очень любила поболтать, но ей некого стало очаровывать своими бесконечными, зачастую неправдоподобными историями.
Миссис Аллен и Сара навещали бабушку каждую субботу и убирали ее квартиру, потому что сама она не любила мыть посуду и наводить порядок. Целыми днями она читала романы или играла на черном расстроенном пианино фокстроты и блюзы; ее квартира была завалена газетами, скомканной одеждой, пустыми бутылками, грязной посудой и пепельницами, которые не вытряхивались целую неделю. У нее был ленивый пушистый белый кот по имени Клауд, то есть Облако. Этот кот открывал глаза исключительно в тот момент, когда хозяйка садилась за пианино; все остальное время он сладко спал в зеленом бархатном кресле. Иногда Саре казалось, что бабушка играет на пианино только затем, чтобы кот проснулся и обратил на нее чуточку внимания.
Сама бабушка ни разу не зашла навестить их в Бруклин и никогда не звонила. Миссис Аллен жаловалась, что бабушка не хочет с ними жить.
Потому что если бы она жила с ними, миссис Аллен могла бы ухаживать за ней, как за стариками в больнице, и вовремя давать ей лекарство.
— Все старики говорят, что я их ангел-хранитель. Никто не катает их инвалидное кресло так осторожно, как я. Ах, как все это грустно! — вздыхала миссис Аллен.
— Не понимаю, — перебивал ее муж. — Ты же говоришь, что очень любишь свою работу?
— Да, она мне нравится.
— Тогда что тут грустного, по-твоему?
— Мне грустно, что незнакомые больные старики любят меня больше, чем собственная мать, которой я совершенно не нужна.
— Правильно, она ведь не больна, — отвечал мистер Аллен, — И потом, она много раз тебе говорила, что ей нравится жить одной.
— Да, конечно, говорила.
— Тогда оставь ее в покое.
— Я боюсь, что ее обворуют или с ней что-нибудь произойдет. У нее может случиться сердечный приступ, или она забудет перед сном выключить газ, или упадет в коридоре… — говорила миссис Аллен, которой вечно мерещились беды.
— Да что с ней может случиться? Все будет хорошо, вот увидишь, — говорил ей муж. — Она всех нас переживет, эта ящерица.
Мистер Аллен всегда называл свою тещу «она». Он презирал ее, потому что она была певичкой в мюзик-холле, а она презирала его, потому что он был водопроводчиком. Сара знала об этих и других семейных делах, потому что ее комната была отгорожена от родительской спальни тонкой перегородкой. Она часто засыпала поздно и иногда по ночам слышала, как они спорят.
Когда мистер Аллен повышал голос, его жена говорила:
— Потише, Сэм, Сара может услышать.
Эту фразу девочка помнила с самого раннего детства. Потому что уже в то время она любила подслушивать разговоры родителей сквозь тонкую перегородку — даже больше, чем сейчас.
Особенно если в них звучало имя мистера Аурелио. В те нескончаемые бессонные ночи она много думала о мистере Аурелио.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Аурелио Ронкали и «Книжное королевство». Волшебные буквы
Сара научилась читать, сама, еще в раннем детстве, и была уверена, что на свете нет ничего лучше книг.
— Какая умница, — говорила бабушка Ребекка. — Никогда не думала, что ребенок может научиться говорить раньше, чем ходить. Наверное, она вундеркинд.
— Да, она умница, — отвечала миссис Аллен, — Но иногда она задает странные вопросы. Трехлетние девочки таких вопросов обычно не задают.
— Например?
— Ну, например, что такое смерть. Представляете? Или свобода. Или что означает «выйти замуж». Соседка советует показать ее психиатру.
Бабушка рассмеялась:
— Да ты с ума сошла, зачем ребенку психиатр? Когда дети задают вопросы, им надо отвечать. А если говорить правду не хочется или сама точно не знаешь, надо рассказать сказку, похожую на правду. Давай я ей объясню, что значит выйти замуж, да и насчет свободы я тоже могу кое-что рассказать.
— Боже мой, мама, да что вы такое говорите! Когда же вы наконец начнете рассуждать как нормальный человек!
— Никогда. Быть нормальным человеком безумно скучно. Я говорю серьезно: приведи ко мне Сару как-нибудь в воскресенье, или мы сами за ней зайдем, Аурелио очень хочет с ней познакомиться.
Аурелио — так звали человека, который в то время жил вместе с бабушкой. Но Сара ни разу его не видела. Она знала, что у него есть магазин книг и старинных игрушек неподалеку от собора Иоанна Крестителя, иногда он передавал ей через миссис Аллен какой-нибудь подарок. Например, книгу про Робинзона Крузо в пересказе для детей, «Алису в Стране чудес», «Красную Шапочку». Это были три первые Сарины книжки, она тогда еще почти не умела читать. Но в них были такие подробные и яркие иллюстрации, что можно было не читая представить себе всех героев и места, где происходили события. На самом деле в непохожих, на первый взгляд, приключениях было много общего: все герои путешествовали в одиночку, ни папы, ни мамы не водили их за собой за руку, не делали им замечания и не запрещали делать то, что хочется. И герои разгуливали где вздумается — по воде, по воздуху, по лесу — и всегда одни. Они были свободны. Конечно, они умели разговаривать с животными, и это казалось Саре вполне естественным. Как и то, что Алиса становилась то большой, то маленькой — во сне с Сарой происходило то же самое. И то, что Робинзон жил один на острове, как статуя Свободы. У всех героев неизменно было одно общее: свобода.
Пока Сара не научилась читать, она воспринимала сказки по-своему — придумывала новые подробности, другой конец. Больше всего она любила иллюстрацию, где Красная Шапочка встречается на лесной поляне с Серым Волком. Просто глаз не могла оторвать от этой картинки. У волка была такая добрая, такая умильная морда, что Красная Шапочка не могла ему не поверить и отвечала ослепительной улыбкой. Сара тоже верила волку, она совсем его не боялась: невозможно представить, что такое добродушное животное способно кого-то сожрать. Наверное, произошла ошибка. То же самое с Алисой: почему она считает, что все это был сон? А Робинзон ни в коем случае не должен был возвращаться в цивилизованный мир, если он так любил свой остров. Да, меньше всего Саре нравился именно конец.
В другой раз мистер Аурелио передал Саре через миссис Аллен еще один подарок — карту Манхэттена. Карта была вложена в зеленую брошюру с пояснениями и фотографиями. Отец помог Саре развернуть карту и кое-что рассказал. Так Сара узнала, что Манхэттен — остров. Она долго его разглядывала.
— Похож на окорок, — сказала она.
Ее сравнение так понравилось мистеру Аллену, что он передал слова Сары всем своим знакомым, которым они тоже показались очень забавными, и в конце концов окорок вошел в поговорку. «Да нет, приятель, это находится в верхней части окорока, как говорит девчонка Сэмюэля». Как-то раз в воскресенье отец взял Сару с собой на вечеринку, и про нее все так и говорили друг другу: «Вон та самая девочка, которая придумала шутку про окорок». А Саре, которая вовсе не думала шутить, не правилось, что кругом смеются. По правде сказать, друзья отца вообще любили посмеяться и к тому же были не слишком умны. Кроме того, они все время говорили только о бейсболе. Аурелио представлялся девочке совсем другим.
Она часто о нем думала. Он вызывал в ней смесь симпатии и любопытства, как всякий человек, которого ты ни разу не видел и чья история занимает воображение. Как шляпник Алисы, который жил в Стране чудес. Как статуя Свободы, как Робинзон на своем острове. С той лишь разницей, что родители Сары не старались избежать их имен в своих разговорах, а имя Аурелио тщательно умалчивалось. Сара уже не раз это замечала.