Страница 16 из 92
Любовь резко переменила все отношение Мити к людям, к вещам, к миру, и в нем все больше утверждалось странное чувство. Ему казалось, что весь мир плывет, как в зыбком мареве, вещи теряют свой четкий очерк, и в каждой как будто появляется своя душа, живет еще что-то сверх нее самой.
Это что-то, эта душа, которая в них живет и одухотворяет все в них, — его любовь к Кате. Она присутствует в каждом листе, в каждом крике птицы, в каждом комке земли. Тысячи нитей как бы свились между ним и миром, и все напоминает ему о Кате, на всем колеблется отблеск его любви к ней.
Что такое этот эффект присутствия? Почему он есть во всякой сильной любви?
Любовь внедряется во все самые потаенные уголки души, ее ощущения всегда есть в человеке, они пропитывают собой все его чувствования, все подсознание — это и создает эффект присутствия. И поэтому любовь — не просто особое чувство среди других чувств. Это еще и особая настроенность всех других чувств человека, особое состояние всего организма: как бы негаснущее вдохновение всех чувств, как бы скрытый экстаз всей души человека…
Может быть, у любви как чувства есть особая энергия. Это не биологическая половая энергия, которая есть у каждого человека. Это, видимо, психобиологическая энергия — сплав чисто биологической, половой энергии и какой-то «икс»-энергии — чисто психологической, эмоциональной энергии любовного тяготения.
Вспомним: в разделенной любви совершенно по-особому работает весь организм человека, вся его нервная и гормональная система, все чувства, инстинкты, воля. Возможно, эта согласная, «любовная» работа всех систем организма и порождается особой энергией любви. А может быть, и наоборот: именно сплав разных энергий — половой, нервной, духовной — и создает эту особую энергию любви.
В биологии есть термин синергия (по-гречески «со-силы», «со-энергия»). Когда несколько мышц работают вместе, их соединенная мощь равна не сумме этих сил, а их произведению. Силы, которые действуют соединенно, не складываются, а помножаются друг на друга, и возникает со-энергия — энергия в квадрате, в кубе.
Закон синергии — один из главных, пожалуй, мировых законов, может быть, даже центральный закон всякой жизни, — от жизни клетки до жизни мозга: наверно, никакая жизнь не была бы возможна без союза многих жизненных сил — биофизических, биохимических, био- и психоэнергетических…
Возможно, этот коренной закон космоса служит и каким-то коренным, неясным для нас законом «надземно-земного» чувства — любви. Возможно, именно его сверхэнергия (синергия) и дает любящим их странные психоэнергетические способности, и они в каждом переливе жизни видят отсветы своей любви.
Мировая величина.
И именно потому, что все в мире какими-то непонятными нитями связано с любимым человеком, значение этого человека невероятно вырастает.
«Весь мир разделен для меня на две половины, — говорит Андрей Болконский, который любит Наташу, — одна — она, и там всё счастье, надежда, свет; другая половина — всё, где ее нет, там всё уныние и темнота».
Любимый человек делается для того, кто любит, мировой величиной. В любящем рождаются странные внутренние весы, на которых одинаково весят один человек — и весь земной шар, одно существо — и все человечество. Он один равен миллиардам людей, один занимает в душе столько места, сколько остальные миллиарды.
Откуда берутся такие загадочные ощущения, почему любимый затмевает для любящего всех людей? Пожалуй, ответить на это можно только приблизительно, сравнением. Когда человеку смертельно хочется есть, другие его ощущения тускнеют, чувство голода заслоняет собой весь мир — и пронизывает все другие чувства.
Любовь — тоже голод по человеку, чувство невероятной психологической необходимости в нем. Это, может быть, самый острый душевный голод, и чем он сильнее, тем больше места в душе занимает любимый человек.
Это, конечно, оптический обман чувств, и тут лежит одно из самых коренных, самых обманных — и в то же время самых истинных — противоречий любви. Любимый человек и в самом деле равен для любящего всему человечеству: только он один на земле может насытить самый глубокий голод любящего. Он для него как бы абсолютная ценность — ни с чем не сравнимая, важнее всех важных, главнее всех главных. Но для других людей — «объективно» — он такой же, как все, ничем не лучше других.
В этом странном чувстве есть что-то похожее на отношение младенца к матери. Мать для младенца — тоже мировая величина, уникальное существо во Вселенной. Она насыщает все его запросы, она для него податель жизни, полпред человечества, пестующая сила Вселенной. Все его радости, все избавления от горестей дарует ему она, поэтому мать для младенца и равна всему человечеству…
Психологические линзы, которые в миллионы раз увеличивают размер любимого человека, вырастают еще в душе младенца. Фантастические, обманные пружины взрослой любви рождаются в людях как самое точное, самое зеркальное отражение материнской роли для малыша. Эти сказочные и подсознательные пружины входят во взрослую любовь как перенос беспомощного младенческого обожествления матери на любимого человека. В каждой нашей любви горит отблеск самой первой, самой сильной, самой коренной любви человека — любви к матери, которая делает его человеком…
И раз это так, то детская любовь к родителям — не только детская любовь, но и еще что-то сверх нее — как бы репетиция, как бы подготовка взрослой любви. У психологии чувств есть, видимо, закон: всякое раннее чувство — это и породитель более позднего, создание струн для него. Поэтому детская любовь к родителям — это и выращивание будущей взрослой любви, закладка ее глубинных фундаментов. И можно, пожалуй, сказать: какой была у человека детская любовь к родителям, такой во многом будет и взрослая любовь.
Во взрослой любви, как и в младенческой, любимый человек делается мировой величиной по той же причине: только он один во Вселенной создает уникальнейшую вещь, которую не способен создать никто, кроме него, — счастье.
Он один способен дать любящему — пусть ненадолго — маленькую личную утопию, маленький рай на земле. Именно поэтому он занимает в его жизни непомерное место — как бог для верующих, как мать для младенца, как звезда для своей планеты.
Гегель, видимо, недаром называл любовь религией сердца, а в древней Индии недаром считали, что любимый становится для любящего божеством. Под маской метафоры здесь таится глубокая психологическая истина — одна из главных загадок любви.
Несчастная любовь.
Сильная любовь — как бы культ любимого человека. Все, что он делает, думает, говорит, резко вырастает под увеличительным стеклом любви. Но именно потому, что любовь может дать огромное счастье, неразделенная любовь дает огромное горе.
«Можно ли преодолеть любовь? Как пережить ее и забыть? Как быть, когда любимый человек для тебя все, а он ушел, ушел к другой? И нет ничего: ни радости в доме, ни уюта, ни понимания друзей. Только тяжесть с утра до ночи, и надрывно болит сердце, а любовь даже и не слабеет. Меня ничто не интересует, я никого вокруг не замечаю, в душе какая-то вязкая тоска, и все засасывает, засасывает, не отпускает…» (Неля Д., Ставрополь, июнь, 1980).
Как грустно сказал современный юморист, чем неразделеннее любовь, тем ее больше. Несчастная любовь — это больная любовь, и она действует на нас как настоящая болезнь. Горе, тоска, гнетущее настроение — это не бестелесный туман, застилающий душу. В минуты горя происходит настоящее, буквальное отравление организма, и душевная боль, которую испытывает человек, — это и настоящая физическая боль нервов. Многие, наверно, слышали выражение «адреналиновая тоска»: в моменты горя в кровь человека выбрасываются резко возросшие потоки адреналина, они, видимо, дают и усиливают гнетущую и совершенно физическую тяжесть, от которой «ломит душу», «рвет сердце».
Каждая клетка организма утяжеляется, тело набухает гнетом тяготения; так бывает в болезни, когда резко ослаблена выработка здоровой жизненной энергии — энергии антитяготения, взлета, которая делает нас легкими, полувоздушными… Энергетика тоски — род больной энергетики, и когда она царит в человеке, нехватка светлой, легкой энергии усиливается избытком темной, тяжелой энергии.