Страница 15 из 26
Однако объявление кровной вражды и нападение на дом бывает не только в случае убийства или телесных повреждений. Если совершена покража, например, скота или другого имущества, захват земельного участка, или нанесен другой имущественный убыток и виновный не сознается в этом преступлении или не желает уплатить возмещения, обиженная фамилия тоже может взяться за оружие. В этом случае нападающие стараются заставить виновника подчиниться решению суда и уплатить возмещение. Вот как происходили в недалеком прошлом стычки этого рода между «фамилиями».
Некий «знаменитый» ингуш, по имени Дуда́, угнал лошадей у жителей селения Те́ргим. Те собрались и устроили нападение на дом похитителя. Во время перестрелки сам Дуда убил случайно проходившую по двору свою жену. Это, однако, не облегчило его участи. Нападавшие ворвались в дом и взяли в плен самого Дуду и его родственника в качестве заложников. Пленников повели в селение Тергим и посадили в «лэрым». Так называется по-ингушски «каменный мешок», тесное и глубокое каменное помещение, которое устраивали в каменных, похожих на башни, горных домах Ингушей. Служило оно для хранения муки, зерна и других продуктов. Сюда же сажали провинившихся рабов и пленников. Круглый ход в такое помещение делался сверху, как в наши погреба, и заваливался каменной плитой. В боковой стене «лэрыма», выходившей обычно в жилую комнату дома, устраивали иногда небольшой «глазок», чтобы можно было наблюдать за находившимися внутри узниками.
В такой-то тесный «каменный мешок» и бросили пленного Дуду и его родственника. Отец рассказчика был в это время мальчиком. Он любил Дуду и хотел как-нибудь облегчить его положение. По совету родни он взял одеяло и пошел в дом, где содержались пленники. В комнате, куда выходил глазок каменной темницы, пировали довольные победители, осыпая бранью заключенных и побуждая их сознаться в совершенной краже. После долгих просьб со стороны мальчика, тергимцы позволили ему передать одеяло пленникам. Открыв верхний люк, мальчик увидел, что темница была полна доверху колючек, которых набросали туда разозленные женщины. Из люка пахло человеческими испражнениями. На следующий день наш мальчик упросил победителей дать пленникам мяса, и те великодушно позволили сунуть в «глазок» часть вареной передней бараньей ноги. На третий день Дуда, наконец, сознался в краже лошадей и был выпущен на свободу, обязавшись уплатить возмещение, согласно решению суда, который и кончил дело примирением.
«Но почему же ингуши с такими усилиями ведут войну против убийц и подвергаются при этом новым опасностям? Ведь, наверно, от этого приходит в упадок их хозяйство, нарушается спокойная, трудовая жизнь, а ответчики под постоянным страхом смерти бросают все свои полевые работы и разоряются вконец?» спросит читатель. «Не лучше ли и не проще ли было бы ингушам передать дело преследования убийц государственному суду, милиции и, вообще, властям а самим спокойно заняться делом?». В том-то и суть, читатель, что ингуш еще не вполне понимает, что такое государственная власть. Прежняя русская власть всегда была для ингуша чужой, появившейся на Кавказе для того, чтобы отобрать у ингуша землю, свободу и надежду на безбедное существование. Русские власти и русские суды существовали в его глазах для того, чтобы защищать и оправдывать казаков и преследовать ингушей. Поэтому в своих домашних делах ингуш не доверял этой власти и ее судам, а предпочитал разбирать дела в выборных посреднических судах. Для того, чтобы лучше понять, что такое ингушский суд и как разбираются в нем дела, посмотрим поближе, как он устроен и в каких случаях действует.
Ингуши любят судиться друг с другом по всем правилам и обычаям старины. По сравнению с нами, русскими, привыкшими в судебных делах полагаться на государственный суд и защитников-адвокатов, ингуши — большие знатоки разных тонкостей этого дела, и часто простой горец-ингуш для защиты своей выгоды пускается на такие увертки, которые сделали бы честь любому нашему «юрисконсульту», ученому советчику по судебным делам. Вот вам пример. В 1921 году, проезжая по нагорной Ингушии, мы наняли в проводники одного горца, говорившего по-русски. При найме ему объявили поденную плату советскими деньгами. Ингуш ничем не выразил своего недовольства или несогласия. По прошествии недели, когда с ним захотели рассчитаться, он вдруг заявил, что хочет получить вдвое больше, чем ему полагалось. «Но ведь вам объявили плату при найме, — убеждали мы его — вы не сказали тогда, что не согласны на такие условия». «Правда, я не сказал, что я несогласен, — отвечал он, — но ведь я не говорил и того, что я согласен», конечно, мы принуждены были уплатить ему полностью все, что он просил.
Есть преступления, за которые обычно расплачивались только оружием, только нападением на дом виновного. К таким делам относится убийство, если убийца уличен или очевиден. Подозреваемый убийца уже может добиваться суда и снятия с него подозрения. В таких случаях он пользуется прежде всего «посредниками». В «посредники» или по собственному желанию или по просьбе подозреваемого идут наиболее влиятельные и уважаемые старики селения, иногда целой округи, особенно те, мнение которых имеет вес для обвиняющей стороны. «Посредники» стараются склонить непримиримых обвинителей к мирному решению дела и устроить суд. В делах об убийствах это удавалось очень редко, и самое разбирательство дела на суде называлось «доу дуцы», т.-е. разбирать вражду. Иногда в таких случаях обвинители требовали заложника, который своей жизнью отвечал за справедливое решение суда. При согласии на суд, «посредник» выбирали со стороны истца и со стороны ответчика по одному «поручителю» («да»), т.-е. «хозяину», или «старейшине», как называют их ингуши. «Поручители» отвечали за мирное поведение каждой из сторон до суда, за своевременную явку судей, за точное исполнение приговора. Поэтому в поручители выбирали наиболее влиятельных и уважаемых среди своей «фамилии» лиц, по возможности не состоящих в семейном родстве с истцом и обвиняемым. Истец, т.-е. главный мститель (ближайший родственник — отец, сын или родной брат убитого), и обвиняемый, т.-е. главный виновник убийства, — оба одинаково называются по-ингушски «доуны дей», т.-е. «хозяевами вражды», так как от доброй воли главного мстителя и от жизни убийцы зависит прекращение кровной вражды между «фамилиями». Когда обе стороны согласились на суд и «посредники» выбрали «поручителей», каждая из сторон выбирает по равному количеству судей («ке́лыхой») — по одному, по два или по три человека. Если одна из сторон объявляет избранных судей неподходящими, другая должна их сменить. На суде выступают «доказчик» («кие́кыр») и «свидетели» («тиешыж»), но для того, чтобы доказать свою невиновность, единственным и главным средством для обвиняемого в убийстве была торжественная, приносимая вместе со многими родственниками и инофамильцами «присяга».
В прежние времена ингуши исповедовали полуязыческую веру, от которой и сейчас сохранились в горах полуразрушенные храмы с изображениями крестов и склепы-могильники. Каждое селение имело свой приходский храм, посвященный главному богу «деале» или одному из мелких божков, в честь которых справлялись праздники. Во дворах почитаемых храмов часто творился и суд, чтобы придать ему большую обязанность и силу. В одном из таких дворов[22], огороженном полукруглой каменной оградой, была нарочно устроена посередине каменная стенка аршина в 11/2 вышиной, которая отделяла во время суда сторону ответчиков от судей и истцов и служила как бы перилами или решеткой, отделяющей в наших судах скамью подсудимых. Здесь же производилась и торжественная присяга, или «дуу», как выражаются ингуши. Чтобы очиститься от подозрения в убийстве, обвиняемый должен был принять присягу вместе с 17 «соприсяжниками» или «дуухой», как называют их ингуши. 8 «соприсяжников» назначались судьями из числа полноправных взрослых мужчин-ингушей, однофамильцев обвиняемого, 9 остальных приглашал сам обвиняемый из лиц, принадлежащих к другим «фамилиям». Конечно, «соприсяжниками» не могли быть лица, уличенные во лжи. Присягающие шли без оружия к храму и здесь, в ограде, в присутствии потерпевшего и 2-х «поручителей», сняв шапки, клялись богом, святым храмом и пеплом домашнего очага, что не убивали (или не совершали того, в чем их обвиняют). Главной силой такой присяги был суеверный страх перед храмом и божеством. Ингуши верили, что у давшего ложную присягу детей или совсем не будет, или они родятся хромыми, слепыми и т. д. Страх небесной кары был так велик, что к идущим на присягу или возвращающимся с нее не осмеливались прикасаться даже родственники из страха, как бы божье проклятье, в случае ложной присяги, не передалось через прикосновение. Если присягавший забывал свою шапку, палку или другой предмет, возле храма, то боялись прикоснуться и к нему, так как и на шапку, по понятиям ингушей, мог перейти божий гнев. Совершив благополучно присягу, подозреваемый, как после трудного и опасного дела, резал дома барана и угощал «соприсяжников». Однако бывали случаи, когда потерпевшего не удовлетворяла присяга в храме: она казалась ему недостаточно сильным и действительным средством уличить вора. Тогда он требовал присяги на могиле, или, как говорят ингуши, «на христианской могиле» («кэшаг керыстий дэлы диедзы»). Для такой присяги подозреваемый взваливал себе на спину «сапетку», т.-е. корзину, служащую кормушкой для скота. В корзину клались железная лопатка от очага, три камня, топор, гребень для расчесывания шерсти, корка хлеба и бурдюк с водой. Если подозреваемый был слаб, с двух сторон его поддерживали два родственника. Так шли они на кладбище потерпевшего. Здесь их встречая сам обвинитель с обнаженной шашкой в руках, и пока несчастный подозреваемый три раза обходил вокруг могильного склепа, обвинитель говорил грозные слова: «Если ты пришел чистым, скорее да отпустит тебя бог на свободу, если ты пришел запятнанным, то пусть твой умерший предок пойдет на дурное дело раньше моего умершего, пусть зачтется твоему умершему все дурное, что сделал мой покойник, пусть сядет мой покойник на твоего покойника! Если же ты пришел чистым, то иди скорее на свободу!»
22
Храм Дзерах-цуу в нагорной Ингушии.