Страница 13 из 35
Разведчики спрятались за низкий обрывчик на краю оврага и с наслаждением подставили спины первым лучам восходящего солнца.
— Эх, поесть бы сейчас! — мечтательно вздохнул Иван.
— А, может быть, тут найдется что-нибудь? — откликнулся Павел.
И только сейчас Цыганков заметил в руках Кошелева кожаную сумку, которую оставил в кузове один из конвоиров.
Провизии в ней было мало: пачка галет, плоская консервная банка, да в пол-ладони кусочек шоколада. Зато нашлись какие-то бумаги, в том числе объемистый запечатанный конверт. Что было в этих документах, друзья прочесть не могли. А вдруг что-нибудь очень важное? На всякий случай разделили все бумаги на две равные доли и попрятали в карманах. А от съестного вскоре не осталось ни крошки.
— Надо возвращаться, — решил Цыганков. — Немного отдохнем — и айда!
ЗДРАВСТВУЙТЕ, ТОВАРИЩИ КРАСНОАРМЕЙЦЫ!
Ночь снова застала их в степи. Целый день друзья брели на восток. Лишь к вечеру показался хутор. Его обошли стороной, опасаясь нежелательных встреч. Вообще держались подальше от дорог.
— Давай отдохнем, — предложил Кошелев.
— Подожди. Взберемся вон на тот бугор, тогда поспим.
Прошли еще километра два и на гребне высоты присели, вконец измученные.
— Я бы сейчас, кажется, пуд сала съел, — вздохнул Павел.
Цыганков не ответил. Лежа на колючей, выгоревшей траве, с наслаждением вытянув одеревеневшие ноги, он пристально вглядывался вдаль, насколько позволяла темнота. Неожиданно он привстал:
— Пашка, костер!
Далеко впереди появлялись и таяли во мраке крошечные язычки пламени, взлетали красноватые искры.
— Кто же это там? — недоумевал Иван. — И откуда в степи взяться костру?
— Кто бы ни был, а надо подкрасться поближе, — откликнулся Павел. — Немцы ночью побоялись бы разводить огонь. Видно, пастух какой-нибудь… Может, у него поесть найдется?
Цыганков был голоден не меньше товарища, и они решили рискнуть.
Но это был не костер. На обочине полевой дороги догорал растерзанный взрывом фашистский грузовик. Рядом с ним валялись два трупа в зеленых мундирах, взрывная волна выбросила из кузова несколько ящиков.
— Не иначе, как это партизаны его, — высказал предположение Кошелев.
— Почему же они ничего не взяли?
Осмотрели машину и установили, что она съехала с дороги и напоролась на мину, оставленную, по-видимому, советскими бойцами при отступлении. Если никто не заинтересовался взрывом, значит, поблизости населенных пунктов не было. В разбитых ящиках оказались консервы, сигареты, уцелело несколько бутылок с вином.
Жестяные банки открывали плоским штыком, снятым с винтовки убитого солдата. Наевшись, Кошелев закурил и блаженно улыбнулся:
— Теперь и всхрапнуть не грех.
Рассовав несколько консервных банок по карманам, пошли искать удобное место для ночлега. Километра через два попался узенький лесок. Там остановиться не решились: немцы охотно располагались в таких местах, вдруг опять утром заявятся? Перевалили еще одну высоту и разглядели неподалеку широкий овраг. Лучшего убежища для привала не могло быть.
Осторожно, стараясь не поскользнуться, стали спускаться по крутому откосу. Внизу, где рос реденький кустарник, было еще темнее, чем наверху. Облюбовав местечко с мягкой травой, собрались ложиться.
И вдруг чьи-то сильные руки схватили подростков. Цыганков почувствовал на затылке и шее горячее дыхание.
— Рот зажми, Василь, — приглушенно сказал кто-то, и огромная пятерня плотно сжала губы Ивана.
— Наши! — заорал вдруг Павел, услышавший родную речь. — Товарищи, мы свои.
Те же сильные руки рывком повернули Цыганкова, и он увидел перед собой человека в красноармейской гимнастерке. Так же был одет и его товарищ.
— Ребята какие-то, — разочарованно проговорил один из красноармейцев. — Давай их к капитану, там разберемся.
Вскоре подростков и их конвоиров окружила большая группа бойцов. Сомнений не оставалось — это были свои.
— Здравствуйте, товарищи красноармейцы! — весело выкрикнул Цыганков.
К нему подошел высокий худой мужчина с командирскими ремнями на груди. Глаза Ивана ослепил луч электрического фонарика.
— Кто такие? Откуда и куда идете? Документы есть?
Цыганков и Кошелев, перебивая друг друга, рассказали о своих приключениях. Их слушали очень внимательно, и ребята чувствовали по отдельным репликам, как тает первоначальный холодок недоверчивости.
— Ладно, устраивайтесь пока, — сказал командир. — Утром решим, как быть дальше.
Кто-то заботливо расстелил под кустом шинель. Чей-то голос из темноты робко спросил:
— А куревом, сынки, случайно не богаты?
— Не богаты, но несколько сигарет найдется, — отозвался Павел.
И сразу его окружили люди.
Сигарет не хватило даже на половину желающих покурить. Одну тут же унесли капитану — тому высокому и худому, кто расспрашивал ребят. В темноте засветились красные точки.
— Вот уже сколько дней сушеную капусту да всякую дрянь курим, — вздохнув проговорил боец. — Конечно, и это — трофейное дерьмо, но все ж таки табаком пахнет.
— Товарищи, может, вы и поесть хотите?
Друзья выложили все свои припасы, и по тому, как оживились красноармейцы, поняли, что еда была им необходима не меньше, чем табак.
— Зови командира, пусть делит на всех, — проговорил кто-то.
— Зачем же делить? — отозвался Цыганков. — Тут недалеко этого добра много.
Он рассказал подошедшему капитану о разбитой машине и вызвался указать к ней дорогу.
— Старшина, — позвал командир, — возьми шесть человек с вещмешками и — за этим парнем. Забрать все, что уцелело.
— Вас, сынки, видно, сам бог послал, — сказал сосед Кошелева и ласково обнял Павла.
Посланная к грузовику группа вернулась на рассвете.
— Консервов — банок полтораста, — доложил старшина, — сигареты не считал — много, а вино — так себе, кисленькая водичка.
— Уже хлебнул? — укоризненно спросил капитан.
— Надо же попробовать, а вдруг отравлено?
Только теперь, когда стало светло, Цыганков разглядел своих новых товарищей. Давно небритые, страшно исхудалые, они, видимо, прошли нелегкий путь. На некоторых были грязные повязки. Серый бинт обматывал и голову командира. Заметив на себе взгляд подростка, капитан разжал сухие губы в улыбке:
— Что, Ваня, неважный вид у нас? Вот если бы бритва у тебя еще нашлась…
Он провел рукой по своей колючей бороде и спросил:
— Думаешь, сколько мне лет? Пятьдесят? Нет, дружок, только тридцать. А щетина вон какая отросла. Еще бы! Всякий счет суткам потеряли, с тех пор как из окружения пробиваемся…
— Шестьдесят четыре нас было, — сказал старшина, когда капитан удалился. — А теперь тридцать осталось. Да и те не уцелели бы, если б не командир. Знаешь, какой боевой! А строг — у-у! Капитаном — это уж мы его называть стали. А вообще-то он старший политрук. Как убили комбата, он командование принял. Мы и переаттестовали его… Э, да ты, парень, вот-вот землю носом клюнешь! Ну-ну, ложись, чего уж там…
Ребята так устали, что проспали весь день. Когда поднялись, солнце клонилось к горизонту, а в овраге лежала сплошная тень.
— Командир уже несколько раз приходил, — сообщил старшина. — А вы все спите да спите. Оно понятно — намаялись.
Капитан сидел на разостланной шинели, держа в руках потертую на сгибах карту.
— Выспались? — спросил он и предложил сесть. — Сегодня ночью пойдете домой. — Капитан развернул карту.
— А как же вы?
— Не перебивай. Так вот. До Дона напрямую сорок километров, а если учесть, что вам придется петлять, то пройти нужно в два раза больше. С нами вам оставаться нечего. У вас есть документы, которые нужно быстрее доставить нашим. Кое-что я тоже решил по слать с вами. А мы будем другим путем пробиваться, с боем. — Капитан ткнул пальцем в точку на карте: — Сейчас мы находимся вот здесь. Вам лучше всего идти вот по такому маршруту. Смотрите и запоминайте. Карта — одна, и я ее вам, конечно, не дам. Двигайтесь только по ночам. Днем, когда будете отдыхать, все бумаги лучше всего закапывайте где-нибудь поблизости. Если схватят, улик не будет. А где переправиться черен реку, сами решайте — на месте виднее. Сейчас — обедать, отдыхать. В двадцать три ноль-ноль — в путь. Я приказал старшине снабдить продуктами на дорогу.