Последний порог

Эльфи такие его речи причиняли острую боль. Генерала Хайду они не интересовали, так как, будучи убежденным верующим, в библию он заглядывал лишь изредка. Он считал, что бог есть — должен же кто-то руководить делами вселенной, — но библия в свое время была выдумана попами, чтобы доказать его существование, и, пока не появится документ лучше, полезнее, до тех пор будет ощущаться потребность в священном писании.

Эльфи полагала, что Эндре оказывает на Чабу положительное влияние. Ей нравился молчаливый, фанатичный теолог, так же как еще один друг Чабы — Милан Радович. Правда, он нравился ей совсем по иным причинам.

16 августа по приезде из Лондона мадам Эльфи отправилась в Будапешт, чтобы поспеть на церемонию производства Аттилы в лейтенанты. Она гордилась своим сыном. Затем они провели пару дней в Будапеште и вечером 30 августа прибыли в Берлин. Приехал с ними и Эндре, который до начала занятий хотел покопаться в теологической библиотеке — вот уже два года, как он стал собирать данные о жизни венгерских реформаторов.

В пути у них состоялось много бесед. Эльфи главным образом говорила об Англии, о своих поездках в Египет, ничуть не скрывая явных симпатий к английскому обществу, столь уважающему национальные вековые традиции, что им замечательно удавалось сочетать с демократизмом, которого требовала современная жизнь. И все это привлекает ее потому, что английская демократия основана на глубоком уважении к традициям, к привилегиям отдельных классов и слоев общества.

Эндре горячо ее поддерживал, однако Аттила страстно спорил с матерью. Да, он за демократию, но было бы ужасно даже представить, если вдруг в Венгрии по примеру англичан примитивным людям, не умеющим ни читать, ни писать, или, скажем, евреям были бы предоставлены демократические права. Сперва нужно свергнуть власть еврейских банкиров и фабрикантов, вызволить венгерских землевладельцев из когтей еврейских финансовых заправил, а уж потом проводить перевоспитание людей и вернуть разграбленные земли. Только тогда и можно будет разглагольствовать о демократии. Но для этого, нужна железная рука, централизованная воля. Беда, однако, что Гембеш болен, а дядюшка Пишта Бетлен в блоке с еврейскими банкирами проводит оппозиционную политику.

Эндре полагал, что Аттила во многих отношениях прав, но отмечал, что на политическое единство приходится рассчитывать только тогда, когда режим поможет избавить народ от нищеты. С некоторыми мерами Гитлера он не согласен, но в известном смысле считает, что тот похож на «бич божий» — на Аттилу, так как с момента своего прихода к власти сделал немало чудесного. Вернул побежденному народу чувство национальной гордости, веру, покончил с безработицей, пусть радикально, зато основательно рассчитался с атеистическим и антицерковным большевизмом, с веймарскими свободами, попирающими мораль, с декадентством, втаптывающим в грязь все божественные и человеческие идеалы.

Эльфи, удобно откинувшись в кресле, всем телом ощущая мягкое убаюкивание поезда, явно наслаждалась спором юношей. Правда, некоторые утверждения Аттилы ей не нравились. Она знала, что его сознание формировалось в военном училище, но была убеждена, что им удастся ловко повлиять на мировоззрение сына. Дело это не срочное, биться о стену головой смысла не имело. Но случая высказать свое мнение она не упустила.

— Боюсь, сынок, накличет Гитлер беду на немецкий народ.

Аттила удивленно взглянул на мать:

— Что именно ты имеешь в виду?

Женщина капнула одеколоном себе на шею и за уши, вставила в золотой мундштук длинную египетскую сигарету.

— Имеются признаки, — произнесла она, раскурив сигарету, — указывающие на то, что непосредственные соратники Гитлера — люди примитивные, противники германской аристократии. Один только пример, дорогой. Вальтер — ровесник твоего отца. Так почему же он до сих пор ходит в подполковниках? Может быть, неважный солдат? Смешно. Офицер генштаба, с блестящей подготовкой. Видимо, выше он не продвигается потому, что советники фюрера видят в нем аристократа.

— Позволь мне, мама, сделать пару замечаний, — прервал ее Аттила. — Только очень прошу, пойми меня правильно, обижать тебя я бы не хотел. — Прервав речь, он покрутил на пальце перстень. — Уверена ли ты, что ощущения твои и, скажем, дядюшки Вальтера — это подлинно демократические чувства? — Эльфи с улыбкой потрясла головой, давая понять, что слова сына ей не понятны. — Поясню, — продолжал лейтенант. — Гуттены остаются баронами, даже если не называют себя таковыми. Семья Хайду тоже не из тех дворян, что имеют по семь сливовых деревьев. Если я ничего не путаю, то наше поместье составляет около восьми тысяч венгерских хольдов. И оно свободно от долгов — обстоятельство тоже немаловажное. Имеется имущество и у тебя. То есть мы тоже кое-что да значим. Наше прошлое, нынешнее социальное положение, вес в обществе ко многому нас обязывают. Считаешь ли ты, к примеру, уместным, что лучший друг отца — либерально настроенный журналист?

— Ты имеешь в виду Гезу Берната?

Аттила кивнул:

— Да, его. — В купе было жарко, и он расстегнул мундир. — У меня лично нет претензий к семье Бернатов, но отец перенимает немало либеральных взглядов и принципов дядюшки Гезы.

— А что тут плохого? Не понимаю.

— Бернат недвижимости не имеет. Он — служащий. Ясно, что у человека, живущего на заработок служащего, представления о мире и обо всем другом отличны от нашего. Он просто должен мыслить по-иному. Дальше. Разве это в порядке вещей, что лучшим другом моего младшего брата является парень по имени Милан Радович? Не знакомый, мама, а друг. Это не составляло бы угрозы, дружи он одновременно с несколькими юношами, и из своего круга. Ты улыбаешься, хотя здесь не до улыбок. Кому нужно, чтобы Чаба был закадычным приятелем всякой прислуги. С дядей Мишкой его водой не разольешь. И еще одно — об Андреа. Думаешь, их связь до сих пор простая игра? Мама, то, что вы проходите мимо всего этого, это не демократический образ мышления, а либерализм. — Он поднял руку: — Извини, еще один вопрос. Если Чабика заявит, что хочет жениться на Андреа, что ты ему скажешь?

Эндре много раз пытался вмешаться в разговор, он побледнел, его худощавое лицо нередко вспыхивало, но он себя сдерживал. Он не был согласен с Аттилой, отдельные заявления того волновали его. Но сейчас ему было любопытно, что ответит тетушка Эльфи.

Однако та горделиво помалкивала. Вот уже десять лет она разъезжает с мужем по свету, встречается с дипломатами, ведет себя не просто как хозяйка во время приемов, как декорация на вечерах и ужинах, а почти как незаменимый сотрудник своего супруга. Она наблюдательна, видит взаимосвязь явлений, имеет собственное мнение и о себе самой, и о муже, и о мире, и о людях. У нее есть принципы, к тому же непоколебимые, покоящиеся на прочной основе. Взять, к примеру, Аттилу, его откровенные рассуждения оправдывают именно ее принцип воспитания. Не поддерживай она с сыном дружеские отношения, Аттила все равно бы раскрылся. Ничего. Разве в сознании Аттилы проявляется только влияние военного училища, а ее воспитание нет? Как бы не так. «Мы, Хайду, и мы, Гуттены, еще кое-что значим» — это воспитано в детях не академией Людовики.

Конечно, во многом Аттила прав. Но правда кое-что значит только в сочетании с жизненным опытом. Она ему даст ответ, но не в присутствии Эндре. Она ему скажет: «Сынок, тебе надо усвоить несколько вещей. Жизнь не казарма, где люди вытягиваются перед тобою в струнку, как положено солдату, и не могут тебе ответить, так как, исходя из твоего положения, прав можешь быть только ты один. Стало быть, ты должен сделать вывод, что семейные дела не обсуждаются даже среди друзей. Разве только речь идет о жизненно важном деле. Эндре — наш друг, но человек он не наш, а церковник. Стало быть, наши дела его не касаются.

Да, сынок, ты прав, мы кое-что значим. И поэтому можем себе позволить дружить с Гезой Бернатом. Генерал-майор Хайду может так поступить, потому что отчетливо представляет себе границы такой дружбы. Бернат — человек толковый и тоже очень хорошо это знает. С твоим младшим братом Чабой дело несколько посложнее. По складу своего характера он не похож ни на одного из нас. Личность он противоречивая, но своеобразная, именно потому так трудно управляем. Приказами или распоряжениями многого от него не добьешься. Натура у него не из легких, компанию людей глупых он не любит. Вместе с тем ты должен признать, что в нашем кругу, главным образом среди молодежи, довольно часто попадаются личности глупые, пустоголовые. Я не могу заставить твоего младшего брата дружить с подобными молодыми людьми.