Страница 219 из 233
Но Витте рассчитывал без хозяев. Визит Вильгельма ознаменовался двумя фактами, о которых Витте узнал уже после отъезда германского императора. Во-первых, Вильгельм, как оказалось, натолкнувшись на сопротивление Витте по вопросу о пошлинах против американского ввоза, вовсе не оставил своей мысли и передал непосредственно Николаю II записку об этом. Это было всегдашней манерой Вильгельма, в подобных случаях он все надеялся на личное свое обаяние и на ограниченность Николая. И сплошь и рядом ошибался, так как все равно миновать министерских советов было нельзя. Тут он тоже ошибся: Николай показал записку Вильгельма Витте, и именно Витте составил на эту записку ответ (конечно, отрицательный). Во-вторых, обнаружилось нечто гораздо более серьезное: «Государь император возвращался вдвоем с германским императором в экипаже. Когда государь вернулся из этой поездки, то к нему по какому-то делу зашел великий князь (Алексей Александрович). Государь сказал великому князю, что ему крайне неприятно, что на возвратном пути германский император спросил его, нужен ли России китайский порт Киао-Чау, что в этот порт русские суда никогда не заезжают и что в своих целях, в интересах Германии, он желал бы занять этот порт, чтобы он был стоянкой германских судов, но не хочет этого сделать, не имея на то согласия русского императора. Государь не сказал великому князю Алексею Александровичу, дал ли он или не дал этого согласия, но только прибавил, что германский император, заговорив с ним об этом, поставил его в самое неловкое положение, так как он гость и категорически отказать ему в этом было бы неловко, что вообще ему это крайне неприятно».
По-видимому, Николай II отдавал себе отчет в том, что, соглашаясь на отхват части китайской территории в пользу Германии, он в корне разрушает всю политику Витте на Дальнем Востоке, и поэтому считал уместным выразить через Алексея Александровича, что ему это будто бы «крайне неприятно». Но это было лишь светской любезностью: Николай II уже предрешил нечто несравненно более серьезное.
Спустя некоторое время Витте, совершенно для себя неожиданно, получил известие о прибытии в порт Циндао (Киао-Чау) германской эскадры и о занятии порта. Витте до такой степени не понял сразу, в чем дело, что выразил министру иностранных дел Муравьеву уверенность, что «Россия и другие державы заставят их покинуть этот порт».
Только в начале ноября 1897 г. дело объяснилось со всей точностью: Витте получил приглашение на заседание, которое должно было состояться под председательством Николая II и должно было
быть посвящено рассмотрению записки графа Муравьева; в этой записке предлагалось занять русскими войсками Порт-Артур или Дальний. Мотивировалось это предложение необходимостью получит^ компенсацию ввиду занятия Циндао немцами. Указывалось при этом и на огромное стратегическое значение пунктов, которые предлагалось занять. Теперь все было ясно: существовало соглашение с Вильгельмом о захвате частей китайской территории, и Россия начинала дело завоевания Северного Китая и прежде всего Ляодунского полуострова. Принцип ограждения целости Китая был радикально отвергнут; открывалась совсем новая глава в истории России. На совещании присутствовали, кроме царя, Витте и Муравьева, еще морской министр Тыртов и военный министр Ванновский. Характерно поведение всех членов этого совещания. Граф Муравьев, автор записки (составленной, конечно, по приказу Николая), объявил, что «берет на свою ответственность» Англию и Японию: они не воспротивятся. Ванновский, признаваясь, что он «не судья» в международной политике, всецело уверился словами Муравьева и заявил, что следует захватить Порт-Артур или Дальний. Тыртов полагал, что лучше было бы иметь порт где-нибудь на берегу Корен, но по существу не возражал. Что Николай II хочет захвата указываемых в записке пунктов, конечно, не могло быть никакого сомнения. В этой-то обстановке Витте и начал ту долгую борьбу против Николая II, которая кончилась первым крушением карьеры министра финансов и русско-японской войной.
Витте указал на полную недопустимость этого предложения: захватывать самим тот Ляодунский полуостров, который только что именно Россия не позволила занять Японии (и не позволила именно во имя сохранения целости Китая), было бы поступком в высшей степени вероломным и вызывающим; этот поступок в то же время должен был сделать врагом России также Китай, у которого без малейшего повода и права отбирали принадлежащую ему территорию; мало того, захват Ляодунского полуострова неминуемо должен был повлечь за собой проведение туда железной дороги через всю Маньчжурию, густо населенную страну, и, естественно, без упрочения России в Маньчжурии невозможно было бы удержать за собой Ляо-дун. Другими словами, Витте указывал, что реально вопрос ставится о захвате всего Северного Китая, причем нужно наперед учесть грозные последствия этого предприятия. Витте, словом, считал этот захват мерой не только «возмутительною и в высокой степени коварною», но и крайне опасной: «дело роковое, которое должно было кончиться ужасами». Император Николай II не решился тут же на заседании настоять на своем (до такой степени резко и горячо говорил Витте), но, конечно, как и всегда, поступил так, как хотел. Через несколько дней, «немного смущенным», царь сказал Витте: «А знаете ли, Сергей Юльевич, я решил взять Порт-Артур и Дальний и направил уже туда нашу флотилию с военного силою». Предлогом послужило лживое донесение Муравьева, будто англичане намерены захватить эти пункты (ничего подобного в действительности не было). Под первым впечатлением Витте сказал великому князю Александру Михайловичу: «Припомните сегодняшний день, вы увидите, какие этот роковой шаг будет иметь ужасные для России последствия». По-видимому, Витте был вне себя от раздражения и беспокойства. Он прямо от царя помчался в германское посольство к замещавшему посла Тширшки (которого Витте называет «Чирский») и заявил: «Я прошу вас убедительно телеграфировать германскому императору, что я, как в интересах моего отечества, так и в интересах Германии, убедительно прошу и советую, расправившись с виновными в Циндао, казнив тех, кого он считает нужным казнить, взыскав контрибуцию, если он сочтет это нужным, удалиться из Циндао, так как этот шаг повлечет за собою и другие шаги, которые будут иметь самые ужасные последствия». Витте делал вид, будто верит, что в самом деле Циндао захвачено немцами в виде репрессии за убийство немецких миссионеров. Вся экстравагантность этого шага, очень мало смягчаемая тем позволением, которое Вильгельм дал Витте (сноситься с ним непосредственно через посольство), в высшей степени характерна: Витте никогда больше таких вещей не делал. Его выходка показывает, до какой степени он был встревожен захватом Порт-Артура. Вильгельм ответил Витте, что последовать его совету он не может. Вспомнил ли он о заклинании Витте, когда 15 августа 1914 г. Япония предъявила Германии ультиматум? Витте, разумеется, ошибался, полагая, что, если Вильгельм согласится покинуть Циндао, то Николай согласится оставить Порт-Артур. Но и не добившись ничего от Вильгельма, Витте продолжал употреблять все усилия, чтобы сделать оккупацию Порт-Артура по возможности кратковременной. Конечно, ничего из этих усилий не вышло. Всю эту авантюру, и германскую и русскую, Витте назвал в доверительном разговоре с германским послом Радолином «ребячеством, которое очень дурно кончится». Радолин послал об этом телеграмму в Берлин, телеграмма по пути была перехвачена и расшифрована, и Николай узнал о ее содержании. «Сергей Юльевич, я бы советовал вам быть более осторожным в разговорах с иностранными послами», — холодно заявил он Витте. Спустя несколько дней, ссылаясь на это замечание, Витте объявил царю о желании своем выйти в отставку. Но Николай II его удержал, хотя и прибавил, что, «хорошо ли это сделано, или дурно», вопрос о Порт-Артуре кончен, и он, Николай, этого уже не изменит, а просит Витте посодействовать тому, чтобы все обошлось благополучно.
Между тем логика вещей требовала новых и новых опасных шагов. Куропаткин, сменивший в начале 1898 г. Банковского, заявил о необходимости занять всю Квантунскую часть Ляодунского полуострова и вести ветку от Восточнокитайской железной дороги к Порт-Артуру. Без этого он не считал возможным защищать захваченные пункты. Китайское правительство (императрица-регентша) под влиянием Англии и Японии не соглашалось на «мирную передачу» России (под видом «аренды») всех этих чисто китайских земель. Тогда Витте вмешался в дело, он телеграфировал своему агенту в Пекине Покотилову, прося его повидаться, «посоветовать» Ли Хунчжану и другому влиятельному сановнику Чжан Иньхуань оказать воздействие, чтобы соглашение было принято; «причем я пообещал как первому, так и второму сановнику значительные подарки, а именно первому 500 тысяч рублей, а второму 250 тысяч рублей. Это был единственный раз, когда в моих переговорах с китайцами я прибег к заинтересованию их посредством взятою).