Страница 218 из 233
Вслед за тем Витте устроил для Китая заем под русской гарантией на парижском денежном рынке и создал Русско-Китайский банк, где вкладчиками были как французы, так и русская государственная казна. Словом, мысль Витте выявлялась в эти годы (1895–1896) так: охранение территориальной целости Китая, решающее влияние России в Пекине на центральное китайское правительство, финансовая опека над Китаем, получение концессии на проведение железной дороги через Северную Маньчжурию. Но при этом ни в коем случае не захватывать в свое политическое обладание ни одной пяди китайской территории. Витте настаивает, что это была вполне мирная политика, основанная на обоюдных интересах, на дружеских, в будущем, может быть, и союзных отношениях России и Китая. Когда ему впоследствии ставили на вид, что сам же он первый пошел в Китай и начал дальневосточную политику, которая привела к вражде и войне с Японией, то Витте отвечал, что он не виноват, ибо не виноват хозяин, который только пригласил своих гостей пообедать, а они напились, пошли в другое место и затеяли там «скандал». Он полагал, что его политика привела бы к самым лучшим результатам, если бы не захваты, произведенные Германией и Россией в 1897 г.
Во всяком случае в 1895–1896 гг. политика Витте торжествовала. С Китаем отношения были самые дружеские. На коронацию Николая II прибыл Ли Хунчжан, и именно с ним Витте решил покончить дело о маньчжурской железнодорожной концессии. Переговоры увенчались полным успехом. Было лишь условлено, что дорогу будет строить не непосредственно русское правительство, а особое Общество Восточнокитайской дороги.
Со своей стороны, Россия обязывалась отныне защищать Китай от нападения со стороны Японии. Договор должен был храниться в тайне. Одновременно удалось заключить и договор с Японией, по которому определялись права России и Японии в Корее. Этот договор давал обеим сторонам одинаковые права.
Витте остался до конца дней своих убежден, что дальневосточные дела России, устроенные им в 1895–1896 гг., были улажены безукоризненно прекрасно и что он ничуть не отступил от традиций Александра III, ничуть не приобщил к России опасность войны. Правда, он вообще не признавал за собой возможностей ошибок, так что и тут их быть не могло, раз он, а никто другой, вел дело, но, конечно, шаги, совершенные Витте, были чреваты последствиями. Он круто, с угрозами, с ультиматумом, вмешался в японо-китайские дела, отнял у Японии плоды ее побед и этим, конечно, надолго и болезненно раздражил и настроил японцев против России, а между тем изображает дело так, будто уже в 1896 г. все с Японией уладилось, и они с Россией стали в Корее вместе жить-поживать и добра наживать. А между тем японские публицисты, писавшие впоследствии о русско-японской войне, и барон Хаяси, посол в Лондоне, прямо возводили начальные этапы этого события именно к вмешательству России в Симоносекский договор. Далее, Витте настаивал, что он, проводя железную дорогу с согласия Китая по китайской территории, и не думал никогда двигаться к югу от этой железной дороги, в глубь Маньчжурии. Но, так или иначе, те авантюристические планы, с которыми он впоследствии так бесплодно боролся, могли зародиться при русском дворе уже после того, как был сделан первый шаг. И поэтому очень неточно картинное сравнение Витте своей политики и последующей политики России на Дальнем Востоке с «обедом», после которого вдруг гости учиняют непредвиденный хозяином «скандал». В данном случае «хозяин» повел «гостей» в чужие владения, открыл перед их очарованными взорами и перед их воображением широкое раздолье и спохватился, когда оказалось, что он уже не в силах их удержать. Нарушить русско-китайскую старую границу, перейти этот рубикон осмелился именно он, Витте! Как же мог он уповать, что будет после этого уважаться святость фиктивной, новой, искусственной и условной грани — полосы отчуждения Восточнокитайской дороги?
Конечно, уже очень скоро он дал отбой, уже с 1897 г. он стал резко бороться против опасного внедрения и готов был на все пойти, чтобы избежать обострения отношений. И прежде всего, никогда бы он не допустил нарушения дружбы с Китаем. Но Витте так любит приписывать «вины» другим, что должен был бы и себя «обвинить» в том, что показал опасный пример — и показал его людям, у которых не было в распоряжении ни его головы, ни его характера, чтобы вовремя понять, когда начинается опасность и где нужно остановиться.
Союз с Китаем — такова была в 1895–1896 гг. основа азиатской политики Витте. Но у него К этому времени была уже готова и программа европейской политики. И чуть ли не первым человеком, которому он эту программу высказал, был Вильгельм II, прибывший с визитом в Петергоф в июле 1897 г.
Конечно, Вильгельм, повинуясь своей природе, поторопился сразу расположить в свою пользу могущественного министра наивными, личными средствами: ни с того ни с сего для первого же знакомства Вильгельм пожаловал Витте высший орден Черного Орла, который (как сам император тут же пояснил) давался доселе только либо членам царствующих домов, либо министрам иностранных дел, а ему. министру финансов, «он жалует его как совершенное исключение, так как этого исключения еще никогда не делалось». После такого дебюта Вильгельм повел следующую речь: «Америка, — заявил он, — представляет для Европы большую конкуренцию, особенно для европейского земледелия, и следует оградиться от нее особыми пошлинами, не давая ей прав наиболее благоприятствуемой стороны». Невзирая на только что полученную награду, новый кавалер Черного Орла не согласился с германским императором, указав на то, что не видит оснований вдруг менять традиционные дружественные отношения к Америке на враждебные. Но, ухватившись за данную Вильгельмом тему, Витте начал совсем иного рода речь: «Европа в среде других стран представляет собой дряхлеющую старуху, и если так будет продолжаться, то через несколько столетий Европа будет совершенно ослаблена и потеряет первенствующее значение в мировом концерте, а заморские страны будут приобретать все большую и большую силу, и через несколько столетий жители нашей земной планеты будут рассуждать о величии Европы так, как мы теперь рассуждаем о величии. Римской империи, о величии Греции, о величии некоторых малоазиатских стран и о величии Карфагена» и т. д. Вильгельма «этот взгляд очень удивил», ион спросил: «Что же, по вашему мнению, нужно делать для того, чтобы этого избегнуть?». Витте в ответ и развил свою идею: «Вообразите себе, ваше величество, что вся Европа представляет собой одну империю; что Европа не тратит массу денег, средств, крови и труда на соперничество различных стран между собой, не содержит миллионы войск для войн этих стран между собой и что Европа не представляет собой того военного лагеря, каким она ныне в действительности является, так как каждая страна боится своею соседа; конечно, тогда Европа была бы и гораздо сильнее и гораздо культурнее; она действительно явилась бы хозяином всего мира, а не дряхлела бы под тяжестью взаимной вражды, соревнований и междоусобных войн. Для того чтобы этого достигнуть, нужно прежде всего стремиться, чтобы установить прочные союзные отношения между Россией, Германией и Францией. Раз эти страны будут находиться между собой в твердом, непоколебимом союзе, то, несомненно, все остальные страны континента Европы к этому центральному союзу примкнут, и таким образом образуется общий континентальный союз, который освободит Европу от тех тягостей, которые она сама на себя наложила для взаимного соперничества. Тогда Европа сделается великой, снова расцветет, и ее доминирующее положение над всем миром будет сильным и установится на долгие времена. Иначе Европа и вообще отдельные страны, ее составляющие, находятся под риском больших невзгод».
Великий континентальный союз трех военных держав — России, Франции и Германии. Такова идея Витте. Этот союз гарантирует Россию от наиболее для нее опасной войны — от войны с Германией. Морских держав — Англии и Японии — Витте не боялся: завоевательные их экспедиции против России невозможны, а на них Россия тоже никогда не нападет. Следовательно, состоя в Азии в союзе с Китаем, а в Европе — в союзе с Францией и, в будущем, с Германией, Россия может не бояться никаких внешних опасностей.