Мельбурн – Москва

– Ты ведь занимался морским правом, если я не ошибаюсь?

По законам нейролингвистики, которую я посещала, как дополнительный курс для менеджеров по персоналу, мне следовало задать Сэму три вопроса, ответом на которые могло быть лишь однозначное «да». После трех «да», чисто по инерции мышления, человеку сложнее ответить «нет» в четвертый раз, когда уже затронут принципиальный вопрос. Насчет морского права, как и насчет Билла Ларсона, я знала точно – не станет же Грэйси выдумывать! Сэм даже мог бы обойтись простым кивком, поскольку рот его был занят пережевыванием пищи, однако он, видно, прекрасно умел совмещать трапезу с застольной беседой, потому что, весело прищурил глаза и поинтересовался:

– И что еще столь занимательного рассказала тебе обо мне малышка Грэйси?

Под его смеющимся взглядом мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы сохранить спокойствие. Что ж, во всяком случае, Сэм ничего не отрицал, ободренная этим, я широко распахнула глаза и с наивным видом задала третий вопрос:

– Ты уверен, что это Грэйси мне обо всем рассказала?

«Да» тут было настолько очевидным, что Сэм даже не стал отвечать. Он отпил кофе и поставил чашку на стол.

– Я все больше убеждаюсь, что ты не так проста, как кажешься, Натали, – его улыбка заставила мое сердце работать в усиленном режиме, – когда наберешься опыта, из тебя может выйти прекрасный менеджер по персоналу. Поэтому не сделай ошибку в выборе своего пути.

– Ты можешь помочь мне, Сэм? – сцепив пальцы, словно в молитве, проговорила я. – Помочь так, как помог тебе Билл Ларсон? Я действительно хочу стать детективом, поверь!

Не знаю, сработал ли метод трех «да», или просто деликатность Сэма не позволила ему сразу отправить меня подальше, но он сказал то же самое, что и Грэйси в прошлую нашу беседу:

– Видишь ли, Натали, работа детектива это несколько не то, что ты себе представляешь.

– Да-да, я в курсе – нудная слежка за объектами, бесконечные отчеты и никакой стрельбы. Отплясывать джигу на крыле самолета мне тоже не придется.

– Последнее особенно печально, – с сокрушенным видом подтвердил он, вытирая рот салфеткой. – Ты неплохо бы смотрелась.

– Скоро я получу степень бакалавра психологии, – проигнорировав его шутку, продолжала я, – умею легко входить в контакт с людьми и выуживать из них информацию. Конечно, опыта работы детективом у меня нет, но что вы с Грэйси теряете? Я же прошу: возьмите меня на работу с испытательным сроком. Если я вам не подойду, то расстанемся без обид.

Сэм чуть приподнял брови и, покачав головой, поднялся.

– Я еще не решил окончательно, нужны ли агентству лишние сотрудники. Буду иметь тебя в виду, но отложим этот разговор месяцев на семь-восемь – до тех пор, пока ты получишь сертификат. А сейчас, извини, опять дела.

Помахав мне рукой, он направился в сторону Бёрк стрит, а я поплелась домой. Голова моя была настолько занята мыслями о Сэме, что я проскочила универсам на углу Элизабет стрит и, лишь перейдя Флиндез стрит, вспомнила, что не купила молока и овощей для папы. Пришлось возвращаться. И пока я ходила вдоль заставленных полок, пока пробивала покупки на кассе, а потом плелась по мосту через Ярру, мозг мой прокручивал недавний разговор.

Уже подходя к дому, я неожиданно решила, что все не так уж плохо – Сэм ведь не отказал мне наотрез. В январе, после того, как я получу сертификат, они возьмут меня на работу в агентство с испытательным сроком, а там… а там будет видно.

Поднявшись в наши аппартаменты, я положила продукты в холодильник и, зайдя в кабинет, поцеловала папу, который, полулежа на диване, работал со своим ноутбуком.

– Ты прямо вся сияешь, Наташенька, – ласково заметил он, – что такого радостного случилось?

– Вернусь и сразу все расскажу, – пообещала я и отправилась на треннинг, по дороге, правда, благоразумно решив, что о своей всепоглощающей страсти к Сэму лучше будет умолчать. Да и, конце концов, это не столь уж принципиально.

Сейчас понимаю, что вообще не стоило рассказывать папе о своих вновь родившихся планах на будущее, но в те дни я делилась с ним почти всем. Потому, наверное, что, понимала: нам остается все меньше и меньше времени. Обычно беседы наши доставляли ему радость, что бы мы ни обсуждали, но на этот раз он пришел в ужас.

– Давай во всем разберемся, Наташенька! К концу года ты получишь сертификат. Профессия психолога, имеющего вторую специальность менеджера по персоналу, в высшей степени престижна, Ирма твоей работой довольна, говорит, что у тебя есть все данные для быстрого карьерного роста. И ты хочешь отказаться от карьеры и играть в детектива? Это нелепо, ты ведь уже взрослая девочка, сама подумай.

Тон его был ласков, но голос дрожал. Папа никогда не вмешивался в мою жизнь и не диктовал, как поступать. Уверена, ему бы и в голову не пришло возразить, реши я уехать жить в Африку или родить внебрачного ребенка, но мое намерение стать детективом настолько выбило его из колеи, что он пошел против собственного принципа невмешательства.

– Что ты, папочка, я не собираюсь отказываться от карьеры, просто… – я лихорадочно соображала, какой же достаточно веский и солидный аргумент можно привести в пользу моего решения, но с языка уже неслась несусветная чушь: – Понимаешь, папа, я думаю, что работа детектива материально может обеспечить меня гораздо лучше, чем работа специалиста по персоналу.

Папа с облегчением вздохнул.

– Что за ерунда, Наташенька, с чего ты это взяла? Высококвалифицированный менеджер по персоналу получает намного больше, чем самый хороший детектив. Да и неужели тебе приятно было бы зарабатывать деньги, выслеживая мошенников или неверных супругов – разве ты не знаешь, чем в наше время занимаются все детективные агентства? – неожиданно он вновь встревожился: – Радость моя, что случилось? Почему тебя вдруг стало беспокоить твое материальное положение? Неужели ты думаешь, я об этом не позаботился? После моей смерти у тебя будет стабильный доход от нашей недвижимости в Мельбурне и Сиднее, а также дивиденды. Ты можешь продать свою долю в компании и приобрести недвижимость за границей, но только обязательно посоветуйся с адвокатом. После выплаты всех налогов ты будешь получать весьма и весьма солидную сумму на личные расходы, я попрошу адвокатов прямо сейчас ввести тебя в курс дела, если ты так тревожишься.

И тут, в первый раз после консилиума медиков, навсегда расколовшего наш счастливый мир, я заплакала:

– Не нужно, папочка, пожалуйста, не нужно адвокатов! Не говори об этом!

Больше мы к обсуждению моих «детективных» проектов не возвращались – возможно, папа счел это минутным заблуждением, которое забудется тем быстрей, чем меньше о нем говорить. Он держался до последнего, пока оставались силы. Занимался делами, проводил время с друзьями, возился на кухне, готовя свое коронное блюдо – сладкий плов с кишмишом. Болей у него не было, и это счастье, потому что иначе ему пришлось бы отправиться в хоспис, он просто слабел, и в начале июня почти уже не вставал с постели. Как-то раз, когда в зале Элизабет Мёрдок давал концерт квартет Габриеля Форе, в котором Вилма Смит играла партию скрипки, папа спросил:

– Не хочешь послушать, доченька? Я-то, конечно, сейчас сильно обленился, но ты могла бы пригласить подруг – Грэйси, например.

– Папочка, зачем ты…. – договорить мне не хватило сил, но выражение лица, наверное, стало таким, что папа, ласково коснувшись моей руки, тихо извинился:

– Прости, родная.

За день до смерти ему неожиданно стало лучше, он попросил меня отпереть внутренний потайной ящик письменного стола и принести фотоальбом в потертом плюшевом переплете. Встав у изголовья кровати, я молча смотрела, как дрожащие от слабости пальцы папы с трудом переворачивали плотные страницы. Копии большинства снимков, запечатлевших счастливые моменты моего детства, хранились и в моем личном фотоальбоме, поэтому были мне хорошо знакомы, но вот эту – большую черно-белую фотографию женщины – я, кажется, прежде никогда не видела. Или видела?