Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 74 из 96

Грамматический сдвиг от неодушевленности к одушевленности при назывании грибов соответствует типичным явлениям разговорного языка.

В стихотворении омонимическая и паронимическая игра слов порождает причудливое варьирование форм винительного падежа, совпадающего то с родительным, то с именительным. Отчасти это варьирование связано с тем, что «грибы в народных представлениях занимают промежуточное положение между растениями и животными[469]; наделяются демоническими свойствами» (Белова, 1995: 548)[470], отчасти с особенностью поэтического мира Левина: для этого мира типичны единство и взаимные трансформации органических и неорганических сущностей, что отражено заглавием первого сборника поэта — «Биомеханика», в состав которого включено это стихотворение.

Так, сочетание догнать гриба создает противоречие не только между нормативной неодушевленностью и контекстуальной одушевленностью[471], но и между обычным представлением о статичности гриба и метафорой движения, основанной на омофонии моховик — маховик[472]. А динамика маховика (детали, приводящей машину в движение) тоже относительна: сам он не перемещается в пространстве горизонтально. Так что глагол догнать метафоричен и при объекте маховик[473].

Присутствует здесь и другой образ, в котором маховик — метонимическое обозначение машины, которую можно было бы догнать. Если при восприятии текста приоритетен маховик как механизм, слово гриб представляет собой перифразу, а если приоритетен гриб (поскольку в название стихотворения входит слово грибоеды), то омофония слов моховик — маховик дает импульс к развертыванию метафоры. То, что гриб скорость имеет большую, можно понимать и как воплощение возможного свойства, заданного грамматическим одушевлением гриба. Не исключены и другие объяснения скорости: грибы быстро съедаются, быстро растут (в языке есть устойчивое сравнение растут как грибы). В стихотворении игра слов основана и на многозначности глагола догнать, и на выражении грибная охота (ср.: догнать зверя), и на жаргоне наркоманов: «Догоняться — пить или употреблять наркотики после того, как некоторое количество уже выпито (или употреблено)» (Юганов, Юганова, 1997: 70). Кроме того, в общем жаргоне распространено употребление слова догонять в значении ‘понимать, догадываться, соображать’ (Химик, 2004: 145).

Поскольку игровая стилистика всей этой строфы направлена на смешение органического и неорганического, омонимия захватывает и многие другие слова: раскрутиться — и ‘осуществить вращение до максимума’, и ‘проявить максимальную успешную активность’, на ходу — и ‘во время движения механизма’, и ‘во время собственной ходьбы’.

Во второй строфе название гриба валуй порождает у автора фонетическую ассоциацию с коленчатым валом, поэтому и гриб валуй оказывается коленчат, тяжел и совершенно абсурдным образом страшно стучит в работе. Фонетически подобным и этимологически родственным словом валун называют камень. Коленчатым гриб валуй вполне можно себе представить: его ножка утолщена в середине. В словаре Даля отмечено и такое употребление слова: «Валуй м. кур. орл. сиб. человек вялый, неповоротливый, ленивый, разиня, ротозей; валанда, валец, валюга» (Даль, 1978: 162). Вполне вероятно, что название гриба вторично по отношению к названию ленивого человека (то есть языковая метафора основана на олицетворении).

Подшипник оказывается в стихотворении съедобным, вероятно, потому, что название этой детали по словообразовательной структуре напоминает названия грибов подберезовик и подосиновик.

Каламбур третьей строфы Не всякий из нас любит испытывать груздь побуждает заметить энантиосемию слова испытывать: этот глагол, обозначая состояние субъекта, предстает пассивным по своему значению, а обозначая воздействие на объект — выразительно активным. Слова груздь и грусть сближены в этом стихотворении не только фонетикой, но и сочетаемостью: глагол испытывать, стандартно употребляемый в сочетании со словом грусть, синонимичен глаголу пробовать, типичному для разговора о грибах. Но испытывают еще и машины, механизмы, поэтому очень возможно, что при развертывании текста именно глагол испытывать послужил передаточным звеном от строф с моховиком-маховиком и валуем — коленчатым валом к строфе про грусть-груздь.

Языковая игра в строке как высасывать сок из масленок представляет слово масленок то ли формой женского рода множественного числа (и тогда масленки мыслятся как емкости, наполненные маслом, что оживляет общеязыковое метафорическое значение в названии гриба), то ли аномально несклоняемым существительным мужского рода. Если принять второе толкование, то в несклоняемости русского слова можно предположить и пародию на рекламный прием, эксплуатирующий языковые неправильности.

Неологизм коротковолнушки очевидным образом связывает представления о волнушках с представлениями о коротких волнах, на которых работают приемники, и о микроволновых печах. Тогда грибы волнушки предстают принимающими устройствами. Эти грибы действительно и похожи на антенны, и (как любые грибы) впитывают в себя радиацию (ср: близость слов радио и радиация). Кроме того, на шляпке у волнушек видны концентрические круги, зрительно напоминающие изображение звуковых волн (хотя, конечно, волнушки получили свое название задолго до открытия физиками звуковых волн). Обратим также внимание и на синонимию словообразовательных формантов коротко- и микро-. И к радиоприемникам, и к микроволновым печам, и к грибам вполне применим разговорный глагол вырубать, который, если речь идет о грибах, может связываться и с собиранием грибов в лесу, и с едой (ср. просторечное рубать — ‘есть’).

В пятой строфе обыгрывается зооморфный образ, давший название грибам лисичкам. Суффикс уменьшительности в слове грибоедиков готовит восприятие слова лисички как уменьшительного, то есть суффикс, деэтимологизированный в языке, актуализируется текстом. Глагол подкрадываться из лексикона охотников тоже приписывает лисичкам свойства живых существ.

Дальше в этой же строфе слова выслеживать шампиньонов / и всяких хитрых строчков представляют названия грибов одушевленными существительными. Одушевленность слова шампиньонов, совершенно очевидно, производна от звукового подобия шампиньон — шпион, и глагол выслеживать переносится в стихотворение из разговоров о шпионах. Кроме того, выслеживают и зверей на охоте, поэтому, вероятно, здесь, как и в предыдущих фрагментах стихотворения, текстообразующую роль в развертывании образов играет глагольная сочетаемость. Но именно в этой строфе есть явный текстопорождающий импульс, связанный с одушевленностью слова строчков', поэт Владимир Строчков — друг Александра Левина, стихи этих авторов часто представляют собой перекличку, издан их совместный сборник под названием «Перекличка» (Левин, Строчков, 2004)[474].

Последняя строфа задает читателю грамматическую загадку, которая касается и категории одушевленности, и категории падежа, и категории числа. В начале строфы автор пишет не следует есть мухоморов, а в конце — не заставишь есть мухомор. Поскольку при отрицании родительный падеж неодушевленного существительного нормативен, форму мухоморов естественно было бы понимать как обычную форму неодушевленного существительного. Но, так как на протяжении всего текста автор провоцировал читателя видеть в названиях грибов существительные одушевленные, утверждение не следует есть мухоморов можно понимать и как конструкцию с винительным падежом одушевленного существительного (без отрицания это можно было бы себе представить, например, так: кто-то будет есть мухоморов).





469

Такое же промежуточное положение грибов отмечают и биологи: «Долгое время грибы относили к растениям, с которыми грибы сближает способность к неограниченному росту, наличие клеточной стенки и неспособность к передвижению. Из-за отсутствия хлорофилла грибы лишены присущей растениям способности к фотосинтезу и обладают характерным для животных гетеротрофным типом питания. Кроме того, грибы не способны к фагоцитозу, подобно животным, но они поглощают необходимые вещества через всю поверхность тела (адсорбированное питание), для чего у них имеется очень большая внешняя поверхность, что не характерно для животных. К признакам животных относятся, помимо гетеротрофности, отсутствие пластид, отложение гликогена в качестве запасающего вещества и наличие в клеточной стенке хитина (при отсутствии последнего у растений)» (Грибы, 2009).

470

Подробное изложение мифологии, связанной с грибами, см: Топоров, 1987: 335–336.

471

В. Б. Крысько, не соглашаясь трактовать сочетания типа нашел боровика в рамках категории одушевленности, сближает такое формоупотребление с употреблением существительных в архаических книжных сочетаниях (победити страха) и разговорных (дать тумака). Согласно его теории, синонимия родительного и винительного падежей предшествовала развитию категории одушевленности (Крысько, 1994: 186). В. Б. Крысько пишет о том, что на вторичный процесс воздействия повлияло поэтическое олицетворение, однако отказывается «признать удовлетворительным» традиционный аргумент: «грибы народным чутьем отнесены к разряду живых существ» (Крысько, 1994: 186–187). Я. И. Гин, в результате подробного исследования связи грамматической одушевленности с олицетворением, пришел к такому выводу: «Совершенно ясно, что никаких формальных преград для грамматического одушевления быть не может — причина в организации плана содержания данной категории» (Гин, 2006: 50).

472

При устном исполнении текста различие между словами маховик и моховик и далее груздь — грусть совсем устраняется.

473

А. Левин в письме Л. Зубовой уточнил: «Я все же имел в виду главным образом, что гриб-маховик не бежит, а вращается. А значит, грибоед должен сначала раскрутиться до скорости гриба (чтобы относительная скорость стала нулевой), так сказать, воссоединиться с грибом и потом его съесть, сидя на нем».

474

Сборник начинается стихотворением «Мы со Строчком». Начало стихотворения: Мы со Строчком два сапога парни: / один 40-го размера, другой 43-го. / Мы со Строчком одной комплекции: / один крупный мужчина, другой видный. / Мы со Строчком одинаково бородаты: / один совсем лысый, другой не совсем. / Мы со Строчком одного роду-племени: / один совсем еврей, другой не совсем. / Мы со Строчком говорим на одном языке: / один на своем и другой на своем (Левин, Строчков, 2003: 4–5).