Страница 116 из 120
Переход от социальной критики сексуальных нормативов к эстетико-этическим аспектам сексуального удовольствия, предложенный М. Фуко, однако, не изменил материальной, так сказать, заинтересованности объектной модели желания. Хотя выбор «человека желающего»[921] значительно расширился, суть желания совпала с бесконечными попытками добиться безупречной хореографии предметов и людей, вовлеченных в поле сексуальных практик[922]. Желание оказалось желанием стиля — то есть желанием тщательно организованного — упорядоченного и дисциплинированного — распределения поступков и вещей во времени и пространстве[923].
Материализм объектной модели желания во многом удалось преодолеть представителям иного направления, сфокусировавшегося не столько на ориентации желания, сколько на самой возможности его артикуляции. Работы Ж. Лакана и Ю. Кристевой продемонстрировали, как под воздействием языка — понятого и как система различий, и как совокупность речевых практик — происходит «постоянная подтасовка, а то и полная перелицовка» человеческого желания означающим[924].
Потребность сформулировать желание с помощью усвоенных означающих — т. е. необходимость вписать желание в доступные и понятные структуры знаков, слов и предложений, — как и любой акт фильтрации, с неизбежностью устанавливает барьер, проводит черту между тем, что поддается выражению, и тем, что остается вне его. Этот процесс вынужденной дифференциации между выражаемым и выраженным[925], между «руслом смысла» и «руслом знака»[926], не только совпадает с процессом отчуждения желания означающим, но и с процессом осознания принципиальной невозможности желания иметь собственное желание. Поскольку сформулированное желание есть повторение выученных слов, которые человек находит «готовыми», постольку желание есть всегда «желание Другого»[927]. Именно эта «заимствованная» природа желания позволила Лакану сделать следующий логический шаг и заявить об «эксцентричности желания по отношению к любому удовлетворению», о «блуждании желания», связанном с (не)возможностью успеха в поиске адекватной формы его выражения и соответственно удовлетворения. Желание в итоге оказывается родственным страданию[928].
Двусмысленность идеи о «желании как желании Другого», неоднократно подчеркиваемая Лаканом, отражает структурную двусмысленность самого означающего. Придавая желанию форму знака, означающее встраивает его в цепочку означающих и тем самым задает траекторию скольжения вдоль этой цепи — от одного объекта желания к другому, условно говоря: от смены страны — к смене формы бровей, носа, пола и имени (у Давида Гуренко). Скольжение это, однако, имеет и еще один аспект — желание Другого становится поиском, обращением, апелляцией к той инстанции («Другой»), которая своим ответом способна проявить смысл этого скольжения: так «глюк» обретает значение в контексте «воспаленной памяти». Или, в формулировке Лакана: «…на подступах субъекта к собственному желанию посредником его выступает Другой. Другой как место речи, как тот, кому желание адресуется, становится также и местом, где желанию предстоит открыться, где должен быть открыт подходящий способ его сформулировать»[929].
Логика «соблазна» Бодрийяра — как и логика «глюка» Костюкова — показывает, что происходит с желанием, когда подобное герменевтическое посредничество Другого оказывается невостребованным, когда надежды, связанные с поиском истины по ту сторону принципа наслаждения (Фрейд), знания (Фуко) или языка (Лакан), утрачены, и Другой, с его набором метафизического и аналитического инструментария, воспринимается как неотъемлемая часть все той же системы знаков, как ее закономерный продукт[930]. Уточняя известную фразу Достоевского, Лакан так суммировал суть этой ситуации: «…если Бог умер, не позволено уже ничего…»[931]. Устранение конечной инстанции, таким образом, ведет не столько к снятию запретов, ограничивавших выбор, сколько к устранению самого принципа различения, наделяющего объекты неравной притягательностью, принципа, позволявшего провести черту между желанием и его удовлетворением, между реальностью и имитацией. С(т)имулируемое инъекциями соблазна или фантазма, желание желать становится естественным условием существования в ситуации, когда проблема выбора — это не столько проблема морали, сколько вопрос о стиле жизни[932].
Этот краткий обзор интерпретационных моделей желания — от «объектов желания» к «желанию Другого», а от него — к «желанию желать»[933] — позволяет увидеть в материалах, собранных в данном сборнике, не только особенности текстуализации желания на рубеже XIX–XX вв. Демонстрируя набор дискурсивных практик, с помощью которых артикулировался разрыв между желанием и доступными формами его выражения, — то есть тот репертуар символических средств, благодаря которому репрезентировалась неспособность желания уместиться в пределах знаковой системы, — статьи и публикации, представленные в этой книге, дают также возможность понять, из каких элементов и в каких ситуациях возникали те самые модели желания, которые впоследствии обрели стройность аналитических схем.
Не менее важным является и еще один аспект: несмотря на сугубо историческую ориентированность, сборник является своеобразной метафорой, своеобразным зеркальным отражением нынешнего рубежа веков, с не меньшей силой проявившего все ту же озабоченность и все то же неиссякающее стремление «решить» «половой вопрос»[934]. Вполне следуя логике фрейдовского «вынужденного повторения»[935], этот исторический параллелизм — не только воспоминание, но и репродукция, вынуждающая вновь и вновь переживать драму невозможности «окончательно определиться» с сутью тех базовых характеристик, которые составляют идентичность человека.
Безусловно, это повторение во многом отражает сходство социальных ситуаций, сходство, вызванное стремительными изменениями привычного социального контекста. Результатом таких перемен нередко становится то, что американская исследовательница К. Силверман, теоретик кино, называет «символической травмой»[936], т. е. неспособностью существующей системы норм, установок и ожиданий (Символический порядок) локализовать человека в обществе, придать смысл и значение его существованию с помощью общепризнанных символических форм[937]. Существенным в данном случае, однако, является не столько сам «апофеоз беспочвенности», сколько его последствия, связанные с необходимостью фундаментальной «ресубъектификации и реструктуризации» человека[938], с необходимостью формировать привычки сосуществования с «полнейшим внутренним хаосом»[939], независимо от того, был ли этот хаос вызван «преодолением самоочевидностей», о котором, например, не уставал повторять в начале XX в. Лев Шестов[940], или он стал отражением «травматической дизориентации <…>, вызванной дезинтеграцией „реально существующего социализма“» в конце[941].
921
Фуко М. Использование удовольствий. Введение // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности / Пер. С. Табачниковой. М., 1996. С. 273.
922
См., например: Stoler A. L. Race and the education of desire: Foucault’s History of Sexuality and the colonial order of things. Durham, 1995; Sexual knowledge, sexual science: The history of attitudes to sexuality / Eds. by R. Porter, M. Teich. Cambridge, 1994; Boscagli M. Eye on the flesh: fashions of masculinity on the early twentieth century. New York, 1996.
923
Подробнее см.: Foucault M. The use of pleasure. History of sexuality. Vol. 2. New York, 1990; см. также: Certeau M. de, Giard L., Mayol P. The practice of everyday life. Vol. 2. Mi
924
Лакан Ж. Семинары. Кн. 5… Указ. изд. С. 292.
925
См.: Kristeva J. Revolution in poetic language. New York, 1984. Ch.l; Kristeva J. New maladies of the soul. New York, 1995. P. 103–114.
926
Лакан Ж. Телевидение. М., 2000. С. 17.
927
Лакан Ж. Семинары. Кн. 5… Указ. изд. С. 468.
928
Там же. С. 393.
929
Лакан Ж. Семинары. Кн. 5… Указ. изд. С. 470.
930
Подробнее см.: Усманова А. Репрезентация как присвоение: к проблеме существования Другого в дискурсе // Топос. 2001. № 1 (4). С. 50–66.
931
Лакан Ж. Семинары. Кн. 5… Указ. изд. С. 575. Ср. у Л. Шестова:
«Идея хаоса пугает людей, ибо почему-то предполагается, что при хаосе, при отсутствии порядка, нельзя жить. Иначе говоря, на место хаоса подставляется не совсем, с нашей точки зрения, удачный космос, то есть все же некоторый порядок, исключающий возможность жизни…. Хаос вовсе не есть ограниченная возможность, а есть нечто прямо противоположное: т. е. возможность неограниченная».
932
См.: Жижек С. Страсти реального, страсти видимости // Жижек С. Добро пожаловать в пустыню Реального / Пер. А. Смирного. М., 2002. С. 17–18.
933
Подробнее на эту тему см.: Лакан Ж. Семинары. Кн. 2: «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа. (1954/1955) / Пер. С. Черноглазова. М., 1999. С. 249–394; Butler J. The subject of desire: Hegelian reflections in twentieth-century France. New York, 1999; Copjec J. Read my desire: Lacan against the historicists. Cambridge, 1994; Fetman S. Jacques Lacan and the adventure of insight: psychoanalysis in contemporary culture. Cambridge, 1987; Kristeva J. Desire in language: a semiotic approach to literature and art. New York, 1980; Gaze and voice as love objects / Eds. by R. Salecl, S. Žižek. Durham, 1996; Žižek S. Looking awry: An introduction to Jacques Lacan through popular culture. Cambridge, 1991; Žižek S. Organs without bodies: on Deleuze and consequences. New York, 2004.
934
См., например: Батлер Дж. Психика власти. Теории субъекции / Пер. З. Баблояна. Харьков; СПб., 2002; Потолок пола: Сб. статей / Под ред. Т. Барчуновой. Новосибирск, 1998; Женщина не существует: современные исследования полового различия / Под ред. И. Аристарховой. Сыктывкар, 1999; Женщина и визуальные знаки / Под общей ред. А. Альчук. М., 2000; Ярская-Смирнова Е. Одежда для Адама и Евы: очерки гендерных исследований. М., 2001; Забужко О. Полевые исследования украинского секса. М., 2001; Гендерный конфликт и его репрезентация в культуре: Мужчина глазами женщин. Екатеринбург, 2001; Гендерные истории Восточной Европы / Под ред. Е. Гаповой, А. Усмановой, А. Пето. Минск, 2002; О муже(N)ственности: Сб. статей / Сост. С. Ушакин. М., 2002; В поисках сексуальности: Сб. статей / Под ред. Е. Здравомысловой, А. Темкиной. СПб., 2002; Кон И. Мужское тело в истории культуры. М., 2004.
935
Фрейд З. По ту сторону принципа наслаждения // Фрейд З. Основной инстинкт… Указ. изд. С. 204.
936
Silverman К. Male subjectivity at the margins. New York, 1992. P. 55.
937
Goux J.-J. Symbolic economies after Marx and Freud / Trans, by J. Gage. Ithaca, 1990; дискуссию о роли символического порядка в постсоветской ситуации см.: Oushakine S. In the state of post-soviet aphasia: Symbolic development in contemporary Russia // Europe-Asia Studies. 2000. Vol. 52 (6).
938
Rauch A. Post-traumatic hermeneutic: Melancholia in the wake of trauma // Diacritics. 1998. Vol. 28. № 4. P. 113.
939
Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. М., 2000. С. 10.
940
Шестов Л. Преодоление самоочевидностей: (К столетию со дня рождения Ф. М. Достоевского) // Шестов Л. Сочинения… Указ. изд. Т. 2. С. 25–97.
941
Žižek S. Tarrying with the negative: Kant, Hegel, and the critique of ideology. Durham, 1993. P. 232.