Равновесие Парето

Назад комендачи неслись как на крыльях, даже не помнят, как к своим прибежали. Выскочили бледные, глаза шальные, руки трясутся. Закурили нервно. Оставшиеся снаружи к ним с расспросами кинулись, но те лишь после сигарет рассказали что видели.

На следующий день искали уже в другом месте, на вокзале. Про туннель этот, про трубу, рассказали ротному, да тот лишь посмеялся. А дезертира того так и не нашли.

Я замолчал, выжидающе смотря на Краснова.

— Мда, — улыбнулся Денис. — Небылица в лицах. Взрослые люди ведь, в армии служите. И все туда же — страшилками друг друга на ночь пугаете.

— Да почему страшилками? — опять взвился я. — Не нашли парня до сих пор. Факт?

— Факт, — кивнул Денис. — Да только это не значит, что его кто-то там в трубу утащил. Да и не могли они около получаса спускаться под землю, если конечно, не черепашьими шагами шли. Ты хочешь сказать, они прошагали минимум три километра? А с учетом того, что речь идет явно о трубе ливневого слива в недостроенном квартале, то там максиму пять-шесть секций. А это метров двадцать от силы.

— А сапог? — выдвинул я последний аргумент.

— Они что, эксперты-криминалисты, чтобы в темноте отличить грязь от крови? — усмехнулся непререкаемый Краснов. — Какой-нибудь строитель сапог порвал да и закинул его в трубу, от глаз подальше.

— Все с тобой понятно, — махнул я рукой. — Сейчас ты скажешь, что кричала какая-нибудь выпь, а комендачи, вместо поисков, пили на бетонных плитах самогон.

— Вполне может быть, — довольно оскалился Денис.

— Хорошо, — я примиряюще кивнул. — Пусть так. Но вот скажи, что, у шахтеров нет таких страшилок? Что, они ни с чем необъяснимым не сталкивались под землей? Ведь согласись, может там живут какие-нибудь существа, о которых мы ничего не знаем? Злобные, голодные, страшные?

— Злобные, голодные и страшные живут, — не переставая улыбаться, ответил Денис. — Их и называют шахтерами. Они отбойниками намашутся за смену и становятся страшными от угольной пыли, злобными от усталости и жутко голодными. Непознанные подземные существа.

— Денис, ну я серьезно!

— И я серьезно. Гарик, ты пойми — конечно, присутствуют свои легенды и сказания и у тех, кто работает под землей. Профессиональный фольклор. Там и про Хозяйку Горы, и про Мертвого Шахтера, и про Двойников-Доппельгангеров…

— Про кого?

— Доппельгангеры. Двойники людей. Оборачиваются кем-то знакомым и уводят за собой в шахты.

— Оборотни?

— Не совсем, но похоже. Не перебивай! — Денис погрозил пальцем. — Так вот, все эти истории, бесспорно, имеют место быть и некоторые даже случались с кем-то из рабочих.

— Ну вот! — не удержался я от победного возгласа.

— Ничего не вот, — осадил меня товарищ. — Это не больше, чем байки для новичков. Все понимают, что звуки из глубин шахты — это отголоски подводных вод или эхо, многократно отраженное. Что если дрогнула стена — это либо порода поехала, либо в соседнем коридоре обвал. Что если в полумраке видится черте что — значит, пора уходить, недостаток кислорода. Всему есть свое объяснение, Гарик, и на все есть свои причины. И верить в мистику шахтерам просто нельзя, потому что неверно истолкованный момент может стоить жизни. И смерть настигнет не от клыков подземной нечисти, а от банально рухнувшей на голову сваи. Шахтеры страшилки не придумывают, Гарик, потому как и без них страшно.

— Понятно все, — сдался я. — С вами все ясно. Тебе, наверное, и сказок в детстве не читали, обходились какими-нибудь инструкциями и предписаниями.

Я встал, хлопнул Дениса по плечу.

— Ладно, потомок брутальных работников горной промышленности, давай картошку жарить. Доставай масло.

2

Вертолет тряхнуло, он мелко завибрировал, затрясся всем корпусом. Я ударился головой о стенку и проснулся, недовольно щурясь на дежурные лампы.

В отсеке стоял тарахтящий гул, где-то рядом отчетливо свистел в невидимой дыре ветер. Я подался вперед, ощущая стягивающиеся на животе ремни безопасности, и посмотрел в иллюминатор. За толстым пыльным стеклом меня ждала белесая пелена облаков, проплывающая мимо рваными сгустками. Тщетно силясь разглядеть в прорехах этого молока землю, я бросил это занятие уже через пару минут и разочарованно вздохнул. Мне так хотелось увидеть Славинск с воздуха. Еще на взлетном поле, коротая время на скамейке в аэропорту, я представлял себе этот город, в который нет дорог. Воображение рисовало сверкающие небоскребы, вырастающие из центра каменной чаши гор, чьи острые пики покрыты снежными шапками. Естественно, я понимал, что вряд ли в Славинске есть хотя бы пара небоскребов. И уж конечно, не могут они вздыматься над каменными стенами, похожими на киношные высоты. Но именно потому и хотел увидеть город с высоты птичьего полета, сравнить впечатления и ожидания.

Увы, похоже сегодня моим желаниям не суждено сбыться.

Я с чувством досады оторвался от «слепого» иллюминатора, перевел взгляд вперед. Там, в подсвеченном огнями приборной панели кресле, сидел пилот Шишов. Он качал ногой в такт какому-то ритму и я готов был поспорить, что в наушниках шлема у него играет музыка. Интересно какая? Думаю, шансон или что-то военно-патриотическое. Я на миг представил себе угрюмого летчика в филармонии. Вот он, жуя сигарету, опаздывает после третьего звонка. Протискивается в своем замасленном комбинезоне между рядами, наступая сидящим на ноги, и вполголоса ругается. Садится, безапелляционно грохая откидным стулом. А потом фантазия моя и вовсе отпустила поводья — эстет Шишов достает бутылку водки и, невзирая на играющий оркестр и возмущенные шиканья соседей, начинает пить из горла, хрюкая и давясь. После чего закидывает ноги в тяжелых ботинках на спинку впереди стоящего стула и засыпает, с присвистом храпя.

Я хихикнул этому видению. Почувствовал, как настроение немного улучшилось. Заерзал в кресле, устраиваясь поудобнее.

И тут вертолет ухнул вниз, словно провалился в яму. Взревело где-то над головой, меня вжало в кресло. Машина, опасно накренившись, рванул вверх и вперед. До моих ушей донесся глухой рокот, краем глаза я заметил, как в соседнем иллюминаторе промелькнуло и пропало что-то огромное, грязно-зеленого цвета. Мигнул красный огонек. Рокот достиг максимальной силы, заглушая наши турбины. И вдруг стал понемногу утихать, удаляться. Стало слышно, как в кабине отчаянно матерится Шишов, неистово топая ногой.

Смахнув холодный пот со лба, я, наконец, замечаю, что не дышу. С шумом вдыхаю воздух, слушая стук сердца в висках. По спине пробежали неприятные мурашки, болят сжатые челюсти. Такая она, плата за испуг.

Я не выдерживаю, кричу Шишову:

—Что… — голос срывается. — Что это было?!

И к моему удивлению пилот услышал, повернулся, открывая серое, перекошенное от злобы лицо.

— Иди сюда! — машет рукой.

Я мгновение медлю, раздумывая над целесообразностью освобождаться от ремней безопасности. Потом, все же, высвободился и, придерживаясь за тянущийся под потолком страховочный леер, побрел к кабине пилота.

Кресло второго пилота оказалось жестким и холодным. Ноги уперлись в близкую приборную панель, больно стукнулся о поднятый подлокотник плечом.

— Мудаки! Планеристы, мать их! — Шишов стукнул себя по шлему. — Что б им винты погнуло, уродам!

Он еще пару раз топнул ногой и затих, гневно сопя носом. Я даже пожалел, что пришел к нему — а то как он меня обвинит в случившимся? Тут уж будет не до логики. Потому я посчитал за хороший тон промолчать, разглядывая приборы со стершимися надписями на железных пластинках.

— Спасатели, будь они не ладны, — угрюмо пророкотал пилот, закуривая. Затянулся, выдохнул в сторону стекла клуб дыма и, к моему удивлению, протянул пачку мятых папирос мне. Я отказался.

— Мудаки, — повторил Шишов, одной рукой удерживая ручку управления, а во второй убирая пачку в карман. — Летают, словно они одни в небе.

— А что, у вас диспетчеров нет? Которые за небом наблюдают? — поинтересовался я, вспоминая фильмы про летчиков.