Страница 7 из 20
— Я… я сидела за компьютером. Рассылала имейлы.
— Хорошо. Кому?
— Своим друзьям. Сообщала им, что мы собираемся перед зданием суда в десять, и просила принести плакаты.
— Понятно. Когда появились детективы, что именно они сказали?
— Говорил только мужчина. Он…
— Керлен.
— Да. Они вошли и стали меня расспрашивать. Потом он спросил, не возражаю ли я против того, чтобы проехать с ними в полицейский участок, чтобы ответить на кое-какие вопросы. Я спросила — о чем, он ответил: о Митчелле Бондуранте. Он ничего не сказал о том, что того убили, что он мертв. Поэтому я согласилась, подумала: может, они наконец начали следствие против него. Я не знала, что они ведут следствие против меня.
— Ага, а довел ли он до вашего сведения, что вы имеете право ничего ему не говорить и связаться с адвокатом?
— Да, точно как показывают по телевизору. Он зачитал мне мои права.
— Когда именно он это сделал?
— Уже когда мы приехали сюда и он объявил, что я арестована.
— Вы ехали вместе с ним?
— Да.
— В машине о чем-нибудь разговаривали?
— Нет, он почти все время говорил по сотовому. Я слышала, как он произнес что-то вроде: «Она со мной».
— Вы были в наручниках?
— В машине? Нет.
Хитрый Керлен. Рискнул ехать в машине с предполагаемой убийцей без наручников, чтобы усыпить ее бдительность и разговорить. Трудно придумать более эффективную ловушку. Это также давало обвинению основания утверждать, что Лайза тогда еще не была под арестом и, следовательно, сделала свое заявление добровольно.
— Значит, он вас сюда привез, и вы согласились поговорить с ним?
— Да. Я понятия не имела, что они собираются меня арестовать, думала, что я им помогаю расследовать дело.
— Но Керлен не сказал вам, что это было за дело?
— Да нет же, ничего подобного. Это я поняла только тогда, когда он сказал, что я арестована и могу сделать один звонок. Тогда-то они и надели на меня наручники.
Керлен использовал очень старый трюк из полицейского арсенала, но эти трюки по-прежнему у них на вооружении, потому что продолжают работать. Для того чтобы понять, в чем именно призналась Лайза — если она вообще в чем-то призналась, — надо будет просмотреть диск. Спрашивать ее об этом в нынешнем расстроенном ее состоянии было не самой продуктивной тратой моего ограниченного времени. Словно для того, чтобы подтвердить это, внезапно раздался резкий стук в дверь, за которым из-за нее последовало приглушенное предупреждение, что у меня осталось две минуты.
— Ладно, надо всем этим я поработаю, Лайза. Но сначала мне нужно, чтобы вы подписали несколько документов. Вот это — новый договор, на защиту по уголовному делу.
Я пододвинул ей листок с договором и сверху положил ручку. Она начала его читать.
— Все эти гонорары, — сказала она. — Полторы сотни долларов за участие в каждом судебном заседании… Я не могу столько платить. У меня столько нет.
— Это стандартная ставка, и это только в том случае, если дело дойдет до суда. Что же касается вашей платежеспособности, то об этом как раз сказано в других документах. Вот этот предоставляет мне полномочия вашего адвоката на все, включая переговоры об издании книги и кинопроектах, — на все, что может воспоследовать из вашего процесса. У меня есть агент, с которым я давно работаю по таким делам. Если в принципе что-то сделать будет можно, он это сделает. И последний документ, о праве удержания со всех будущих доходов, гласит, что выплаты в пользу защиты осуществляются в первую очередь.
Я знал, что это дело привлечет широкое внимание. Эпидемия отъема ипотечных домов была в тот момент величайшей финансовой катастрофой страны. На этом можно было сделать книгу, может быть, даже фильм, и я в конце концов должен буду получить свои деньги.
Лайза не стала читать дальше, она взяла ручку и подписала все документы. Я забрал их и спрятал в кейс.
— А теперь, Лайза, внимание: то, что я скажу вам сейчас, — самый важный в мире совет. Поэтому я хочу, чтобы вы его внимательно выслушали и сказали мне, что все поняли.
— Хорошо.
— Не разговаривайте о своем деле ни с кем, кроме меня. Ни с детективами, ни с тюремщиками, ни с сокамерницами, ни даже с сестрой и сыном. Кто бы о чем вас ни спрашивал — а спрашивать будут, поверьте мне, — просто отвечайте, что вы не можете говорить о своем деле.
— Но я не сделала ничего противозаконного. Я невиновна! Это же только те, кто виновны, отказываются отвечать на вопросы.
Я предостерегающе поднял палец.
— Вы ошибаетесь, и сдается мне, что вы не восприняли всерьез то, что я вам сказал.
— Нет, я восприняла, восприняла.
— Тогда делайте так, как я велел. Ни с кем не разговаривайте. Это касается и тюремного телефона. Все разговоры записываются, Лайза. Не говорите о деле по телефону даже со мной.
— Хорошо-хорошо. Я поняла.
— Если вам так будет легче, можете на все вопросы отвечать: я не виновна ни в чем из того, в чем меня обвиняют, но по совету своего адвоката не буду говорить о своем деле. Так пойдет?
— Думаю, да.
Дверь открылась, и на пороге появился Керлен. Он искоса с подозрением посмотрел на меня, из чего я понял, что был совершенно прав, прихватив с собой глушитель. Я снова обернулся к Лайзе:
— Нет худа без добра, Лайза. Держитесь и помните золотое правило: ни с кем не разговаривать. — Я встал. — В следующий раз увидимся на предварительном слушании и там сможем поговорить. А теперь идите с детективом Керленом.
На следующее утро Лайза Треммел впервые предстала перед Лос-Анджелесским Высшим судом[3] по обвинению в убийстве первой степени. Окружная прокуратура добавила в обвинительный акт особый пункт, о предварительной засаде, что давало ей право требовать пожизненного заключения без права на условно-досрочное освобождение или даже смертной казни. Для стороны обвинения это было разменной монетой на предмет торговли. Наверняка прокуратура захочет получить признательное заявление, чтобы закрыть это дело прежде, чем общественные симпатии окажутся на стороне обвиняемой. А есть ли лучший способ добиться желаемого результата, чем подвесить над головой обвиняемого пожизненное без права УДО или смертную казнь?
Зал суда, включая проходы, был битком набит представителями средств массовой информации, рекрутами Лайзы и сочувствующими. За один день, как только распространилась версия полиции и прокуратуры о том, что дело об отъеме дома, вероятно, послужило причиной убийства банкира, история приобрела особый статус. Она придала национальной финансовой катастрофе кровавый оттенок, что, в свою очередь, заставило людей ломиться в суд.
Проведя почти сутки в камере, Лайза заметно успокоилась. Она стояла в боксе для заключенных как зомби в ожидании двухминутных слушаний по своему делу. Я заверил ее, во-первых, в том, что ее сын в надежных и заботливых руках ее сестры и, во-вторых, что «Холлер и партнеры» сделает все возможное, чтобы обеспечить ей самую лучшую и активную защиту. В данный момент ее больше всего беспокоило, как выйти из тюрьмы, чтобы снова взять на себя заботу о сыне и всемерно помогать своей команде.
Хотя первые судебные слушания были призваны только огласить обвинение и являлись лишь отправной точкой юридического процесса, они все же предоставляли возможность обратиться к судье с просьбой об освобождении под залог и подискутировать на эту тему. Я собирался воспользоваться этой возможностью, поскольку моя профессиональная философия состояла в том, чтобы ни один камень не оставлять неперевернутым и ни один вопрос юридического характера неоспоренным. Однако к результатам своего запроса я относился пессимистично. Закон предусматривал вероятность залога. Но в реальности залог для обвиняемых в убийстве обычно устанавливался в миллионных размерах, чтобы сделать его недоступным для обычного человека. Моя клиентка являлась безработной матерью-одиночкой, чей дом находился в процессе передачи в собственность залогодержателя. Семизначный залог означал, что Лайзу не выпустят из тюрьмы.
3
Промежуточная судебная инстанция в ряде штатов США между судебными учреждениями первой инстанции и Верховным судом штата.