Страница 144 из 157
XXXIV
Михаил Волков, как уже сказали, не мог забыть обиды, нанесенной ему князем Потемкиным, и поклялся жестоко отомстить своему бывшему «однокашнику».
«А, ты могуч и славен стал и думаешь своим могуществом устрашить меня. Ошибаешься, приятель! Мишуха Волков обид не забывает и за то оскорбление, которое ты мне нанес, поплатишься… Уличать тебя в сообщничестве со мною я не стану… Знаю, что мне не поверят, и обвинение падет на меня одного… Я найду, чем другим заплатить тебе сторицею за обиду».
Так рассуждал Волков по дороге в Крым. В свите польского короля ему теперь делать было нечего.
Волков в тот же день, как князь Потемкин прогнал его с царской галеры, отправился в дорогу.
Волков, отправляясь в Крым, никому о том не сказал, ехал украдкою, наняв себе добрую тройку лошадей.
Он хотел предупредить своим приездом своего «непримиримого врага». Таким Волков почитал теперь Потемкина.
Крым избрал Волков местом для своей мести.
«В момент своего большого величия, во время торжеств и празднеств, должен пасть от моей мести этот могущественный человек. Моя месть докажет ему, что счастье на земле не прочно; месть также будет Потемкину возмездием за все его проступки».
На разные темные дела и на подлости Михайло Волков был изобретателен… Волков, по приезде в Крым, остановился в татарской деревушке, невдалеке от Ялты, а также и от дома Серебрякова, которому он причинил такое большое несчастье.
Случай привел Волкова на то место на берегу моря, где любил гулять обыкновенно Серебряков.
Серебряков сидел, как-то задумавшись, на самом берегу моря и смотрел на его синие вздымавшиеся и опускавшиеся волны.
Был конец апреля, и погода стояла очаровательная, жаркая.
Легкий ветерок подувал с моря и несколько освежал воздух. Волкову надо было что-то спросить, и он подошел к Серебрякову, сидевшему к нему спиною.
— Дозвольте спросить, государь мой, — проговорил Волков.
Серебряков быстро повернулся к нему, и невольный крик вырвался из его груди: он сразу узнал своего злейшего врага.
А Волков не узнал Серебрякова: десять лет много изменили Серебрякова, он был страшно худ и бледен.
За последнее время бедняга опять стал прихварывать; теперь уже и благодатный климат юга мало приносил ему пользы; недуг его был неизлечим.
— Что вы, государь мой, так вскрикнули? Или я вас напугал? — с удивлением спросил Волков.
— Ты… ты… не узнал меня… не узнал?
— Да, я впервые тебя вижу.
Волков с вежливого «вы» перешел на «ты» с Серебряковым.
— А не узнал… и не мудрено… десять лет немало времени.
— Да кто же ты?..
— А ты вглядись в меня, злодей, может, и узнаешь… узнаешь…
Бедняга Серебряков просто задыхался от волнения и от наплыва воспоминаний, тех несчастий, которые пришлось ему перенести благодаря Волкову.
— Да ты уж никак ругаться начинаешь. Даю тебе совет говорить со мною вежливо, а то вот эта штука научит тебя вежливости, — спокойно проговорив эти слова, Волков вынул из кармана небольшой пистолет и взвел курок.
— Убить меня хочешь, разбойник, доконать…
— Зачем убивать, это только для острастки, — ответил он, — разве ты меня знаешь?
— К своему несчастью, знаю, что ты есть за человек… Недаром и прозвище ты носишь звериное…
— Вот как, ты даже знаешь и мою фамилию. Кто же ты, скажи на милость?
— Узнай же, злодей, свою жертву… Я — Сергей Серебряков.
— Как ты, ты…
На Волкова от удивления нашел столбняк, он не мог выговорить слова.
— Что… что… дивуешься?
— Я… я считал тебя…
— Умершим? Меня теперь все, все считают похороненным… А кто меня похоронил, кто виновник моего несчастья… ты и твой сообщник Потемкин. Вы погубили меня, продали в рабство… Боже, что я перенес, что вытерпел…
Бедняга Серебряков закрыл лицо руками; тяжело было ему это воспоминание…
— Что же, я… я не оправдываюсь… я большой перед тобой виновник… Но есть еще больше меня виновник, это Потемкин, а я только его орудие… Зла против тебя я никогда не имел и не имею… Меня подкупил Потемкин, он твой злейший враг… А я тебя жалею, — тихо промолвил Волков.
— Жалеешь! И ты смеешь это говорить?..
— Не веришь? А я повторяю, мне жаль тебя. И я готов дать тебе удовлетворение, какое ты пожелаешь.
— Что значат все удовлетворения перед тем, что я вытерпел, какие страдания перенес!..
— Знаю… но виновником твоего несчастья, повторяю, не считай меня одного, Потемкин, — вот твой враг…
— И Потемкин, и ты… вы оба разбили мою жизнь.
— Я и предлагаю, господин Серебряков, тебе удовлетворение такое, какое ты хочешь…
— Ступай… оставь меня, злой человек… Мне ничего не надо… Ступай…
— Нет, нет, я так не уйду. Я должен загладить перед тобою свои проступки… Я хочу, чтобы ты протянул мне руку примирения, — с напускным чувством проговорил Волков, а, может, ему и на самом деле стало жаль несчастного Серебрякова.
— Ты этого никогда не дождешься…
— Господин Серебряков, ты христианин. Бог заповедал нам прощать и лютейшим врагам.
— Замолчи, тебе ли наставления говорить… Ты существуешь на свете для одной злобы и преступления. Оставь же, говорю, меня, — твое присутствие раздражает меня. И один взгляд на тебя приносит мне сердечную боль… Уйди!..
— Нет, я не уйду, не объяснившись с тобою.
— Какие между нами могут быть объяснения… Ну, если ты не хочешь оставить меня, то я сам уйду, — проговорив эти слова, Серебряков встал и направился по дороге к своему дому; а ему навстречу шла его жена, красавица Ольга.
XXXV
— Ольга, ты пришла вовремя: скажи этому человеку, чтобы он меня оставил, иначе я не отвечаю за себя, — дрожащим от сильного волнения голосом проговорил Серебряков, показывая на Михайлу Волкова.
— Успокойся, Сергей… Ты так возбужден, что с тобой, милый? — подходя к мужу, участливо промолвила молодая женщина.
— Этот человек — злейший мой враг. Он причинил мне столько зла. Он продал меня в рабство, он все у меня отнял и теперь смеет предлагать мне, чтобы я с ним примирился. Сама суди, Ольга, разве примирение между мною и им возможно?..
— Так это вы занимаетесь торговлей «живым товаром», вы продали моего мужа в неволю? — спросила у Волкова голосом, полным презрения, красавица Ольга.
— А он ваш муж? — прежде чем ответить, спросил у молодой женщины Волков.
— Ну, да… Это я уже сказала.
— Счастливец!
— Что вы говорите? — с негодованием воскликнула Ольга.
— Я называю, сударыня, вашего мужа счастливым, — совершенно невозмутимо проговорил Волков.
— Подите прочь!
— Как, и вы гоните меня, сударыня! Я случайно встретил вашего мужа здесь на берегу. Не стану отпираться, что я причинил ему немало зла, а больше того Потемкин, — он подкупил меня убить вашего мужа, но мне стало его жаль, и я…
— И вы оказали моему мужу благодеяние, продав его в неволю.
— Все же лучше смерти.
— Ну, какая неволя, есть такая неволя, что будешь просить себе смерти, как милости. Но не в том дело. Вы должны ответить, что вам надо от моего мужа?
— Ровно ничего.
— Ну, и ступайте. И будьте благодарны мужу, что он отпускает вас так. Будь я на его месте, со мной бы вы так дешево не разделались.
— Я предлагаю вашему мужу удовлетворение, какое он хочет.
— Не надо мне никакого удовлетворения, не надо, — воскликнул Серебряков.
— Ваше дело… Я ухожу, а все же с вами, господин Серебряков, и с вами, прелестная особа, мы видаться будем, — проговорив эти слова, Михайло Волков отошел от Серебрякова и направился далее по морскому берегу.
Серебряков послал ему вслед проклятие.
— Бедный мой, этот человек так тебя встревожил, — лаская мужа, проговорила молодая женщина.
— Он большой злодей, Ольга.
— И ты, Сергей, все же ему простил?
— А что же мне с ним делать?
— Как что, отомстить ему; Сергей, я тебя не узнаю.