Ромэна Мирмо

За долгие часы пути мадам Мирмо много думала о том, что произошло между ней и Пьером. Ничто так не способствует самоуглублению, как вынужденный дорожный досуг и одинокая праздность в вагоне. И во время переезда от Парижа до Рима Ромэна тщательно взвесила все подробности пережитого ею случая. Она обсудила его с полной серьезностью и рассмотрела его со всех сторон. В итоге этих размышлений она успокоилась. Продумав все, она пришла к выводу, что ей не в чем себя упрекнуть. Она не видела за собой никакой вины. Она не была, в противоположность большинству женщин, ни двуличной, ни кокетливой, ни даже просто неосторожной. Единственно, в чем она была виновата, — но тут она действительно ничего не могла поделать, — так это в том, что она — женщина. Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать в Пьере чувства, толкнувшие его на поступок, которого она настолько не ждала, что ничем даже не постаралась его предупредить и предотвратить. В общем, она послужила лишь поводом к тому, чтобы в Пьере вспыхнул назревавший кризис, неприятные последствия которого ей пришлось вынести на себе. Эти последствия к тому же послужили ей достаточным наказанием за ее непредусмотрительность. Но на этом и кончалась ее вина. Она не могла считать себя ответственной за припадок безумия, обуявший Пьера де Клерси.

Как могла она предполагать, что он дойдет до этой неожиданной и совершенно недопустимой попытки, которую ей пришлось оттолкнуть и при которой он выказал себя и слабым, и в то же время дерзким?

Впрочем, разве не повела она себя в этом случае так, как следовало? Конечно, она сурово обошлась с обидчиком, но эта вынужденная суровость имела то преимущество, что, дав исход ее раздражению и гневу, не оставила в ней чувства злобы за нанесенное ей оскорбление. Оправившись от волнения и удивления, вызванных этой выходкой, она поняла, что лучше всего было бы забыть ту довольно крупную ошибку, которой она дала повод. Бедный юноша, должно быть, очень смущен и пристыжен понесенной неудачей. И Ромэна с улыбкой убеждалась, что, пожалуй, столько же жалеет Пьера де Клерси, сколько на него сердится.

Успокоившись в отношении собственного поведения, Ромэна Мирмо охотно вернулась к размышлениям о поведении Пьера. Она судила его с сострадательным снисхождением. Ему явно не повезло, что он натолкнулся на такую женщину, как она, когда столько других были бы счастливы ему уступить.

Сознание, что она так не похожа на остальных, было Ромэне приятно; а мысль о том, что она решительно не создана для любви, внушала ей веру в себя, успокаивающую убежденность в своей душевной холодности. Из этого Ромэна заключила, как нечто бесконечно правдоподобное, что она не полюбит никогда, и мирилась с этой отрицательной участью, которая по крайней мере избавляла ее от многих огорчений и многих неприятностей. И потом, не послужит ли эта неспособность любить утешением Пьеру де Клерси, когда он некогда, впоследствии, поймет истинную причину своей неудачи? Впрочем, то, о чем она сейчас думала, она собиралась ему написать, когда вернется в Дамаск и снова заживет своей далекой и одинокой жизнью. А пока она твердо решила не вспоминать больше об этом инциденте. Она и сдержала слово, и только встреча с этим молодым человеком на виа Грегориана воскресила в ее памяти досадный образ Пьера де Клерси.

Приняв эти меры защиты против самой себя и дважды оглянувшись на прошлое, Ромэна Мирмо испытала как бы облегчение. Она боялась, что в Риме ее ждет слишком острое воспоминание о постигшей ее там двойной утрате и слишком болезненное ощущение всего, что она там перенесла, но теперь убеждалась, что эти былые впечатления не слишком ее тяготят. Она, конечно, знала, что месье и мадам де Термон будут постоянно и тайно сопутствовать ее мыслям и что она будет жить в тесном общении с дорогими усопшими, но также знала, что в этом их присутствии не будет ничего тиранического. Делая их участниками всех своих часов, она все же сохранит известную душевную независимость, и это позволит ей насладиться Римом не только в силу воспоминаний о тех, кто ее с ним связывал, но и в силу непосредственного удовольствия, которое он ей доставит. Итак, теперь надлежало наладить свою жизнь путешественницы и туристки и возможно лучше использовать свое пребывание в Вечном городе, которое случайные обстоятельства сделали более продолжительным, чем она в свое время рассчитывала. Впрочем, Ромэна радовалась этой перспективе, которой она первоначально просто покорялась. Она чувствовала себя полной энергии и любопытства. Она составляла проекты маршрутов. В такой-то день она посетит Палатин[49], Форум[50], сходит в Казино папы Юлия, на виллу мальтийских[51] рыцарей на Авентине; в такой-то день отправится в сады Боргезе или Памфили; потом предпримет экскурсии на виллу Адриана и на виллу д'Эсте. Она повторит прогулку по виа Аппиа, которую так часто совершала с отцом на закате солнца, в час, когда акведуки[52] протягивали по кампаньи свои теневые аркады. Но прежде всего ей хотелось съездить в Витербо к своей подруге княгине Альванци.

Проходя по Пиацца-ди-Спанья, мимо лестницы Тринита де Монти, Ромэна Мирмо вдруг решила написать княгине, известить ее, что она в Риме и что хочет ее видеть. Как это она не сделала этого раньше, сразу же по приезде! Как можно было так пропустить целых три дня? Ромэна упрекнула себя за это невнимание к несчастной подруге, но она была так занята самой собой, так поглощена первыми впечатлениями! По этой же причине она не давала о себе знать ни милейшему месье Клаврэ, который даже не знал ее адреса, ни Берте де Вранкур, которую ей следовало же, однако, уведомить о своем отъезде! Занятая этими размышлениями, Ромэна Мирмо дошла до своего отеля и, прежде чем подняться к себе, задержалась в холле. Набросав открытые письма мадам де Вранкур и месье Клаврэ, она написала довольно длинное письмо княгине Альванци.

Ответ пришел на следующий же день. Он был писан рукою князя Альванци. Князь сообщал Ромэне, что княгиня очень больна, но что она была бы счастлива, если бы мадам Мирмо не отказала приехать в Витербо на один из ближайших дней, тем более что княгиня скоро уедет во Флоренцию показаться доктору Аткинсону и пройти там курс лечения. Впрочем, отсутствовать она будет не больше трех недель, а затем вернется в Витербо, где мадам Мирмо будет желанной гостьей, если она захочет пожить у них подольше, считая первый свой визит лишь дружеским задатком.

При мысли о свидании с княгиней Альванци Ромэна Мирмо испытывала некоторое волнение, к которому заранее примешивалось чувство глубокого сострадания. Вероятно, она найдет в бедной княгине печальную перемену. Это состояние болезненной подавленности, о котором пишет князь, является, увы, последствием трагического происшествия, кровавой драмы, чьей невольной причиной была княгиня. И Ромэна рисовала себе, какую тоскливую жизнь эта женщина с таким мягким сердцем и такой чуткой душой должна вести в своем одиноком и пышном доме, по которому теперь бродит раненый призрак. И все же, несмотря на некоторый страх, внушаемый ей предстоящей встречей с княгиней, Ромэна не могла не думать о том удовольствии, с каким она снова увидит виллу Альванци. Она сохранила такое чудесное воспоминание об ее садах, об их бассейнах, статуях, фонтанах! А этот перекресток, где под аркадами стриженых буксов высятся гермы[53], а этот грот, который замысловатая фантазия зодчего превратила в подземную рощу, где бронзовые птицы, в синеватой и гулкой полутьме, клюют гипсовые плоды!

II

У вокзала в Витербо Ромэну Мирмо ждал автомобиль князя Альванци. Встречаясь с грузной машиной, местные жители презрительно сторонились. Витербо не создан для современных орудий передвижения, тяжелых и стремительных. В этом Ромэна убеждалась, когда мотор, взобравшись по скату скалистой возвышенности, на которой расположен город, въезжал в узкие и ломаные улицы. Витербо — старинный город с тихими, маленькими площадями, где в стертые водоемы стекают фонтаны, где темные, прижавшиеся друг к другу дома угрюмо смотрят на прохожего, где жители носят горные плащи и оглядывают чужеземца с высокомерной подозрительностью.

49

Палатин — самый знаменитый из семи римских холмов (наряду с Капитолийским) и самая древняя обитаемая часть Рима.

50

Форум — центр политической и культурной жизни древнего Рима — площадь для народного собрания, отправления правосудия, а также рынок. Раскопки Римского форума велись с 1898 г.

51

Мальтийский орден — второе название католического рыцарского ордена Иоаннитов, созданного в Палестине в начале XII в. С 1834 г. резиденция капитула Мальтийского ордена находится в Риме, где ему принадлежат Вилла и церковь Св. Марии на Авентине — одном из семи римских холмов.

52

Акведук — желобочный водопровод с характерными арочными пролетами в местах понижения уровня земли.

53

Герма — четырехгранный столб, оканчивающийся поясной статуей (первоначально — бога скотоводства и торговли Гермеса). В античности гермы использовались как дорожные вехи; с XIV в. — вид декоративной и парковой скульптуры.