Страница 76 из 90
На месте вытекших, должно быть, еще до постройки Кардина глаз выпирали розовато‑зеленые, похожие на истлевшие капустные кочны, гноящиеся образования. Нестерпимой древностью веяло от этого кошмарного пустынного реликта. Древностью и холодом обездвиживающего, лишающего воли страха – словно сам Рок ронял из зловонной пасти ошметки велений на мостовую.
Вот и очередной нежелающий жить безумец «избран». Причавкивающая челюсть медленно ворочается, дробя человеческую плоть вместе с одеждой, в углах пасти пенятся розовые слюни. Следующий сумасшедший подсунулся не вовремя – рот еще занят – и, отброшенный в сторону сокрушающим движением лапы, скрючился под ограждением, силясь затолкать обратно в живот лезущие оттуда петли кишок.
Я бессильно уронил руку на колени. Великолепная богиня, ослепляя холодной красотой, удалялась от нас, уводя с собой в лучший мир отчаявшихся…
Последствия праздничка разгребали долго. Сломанные руки, ноги, ребра, пробитые головы… Парочка человек оказалась с резаными ранами. Воткнули под шумок ножичек в сопротивлявшихся грабежу – в общей сутолоке не заметят. Двое затоптанных насмерть пристроены под забором. Мы даже не стали выяснять, кто они. Справка о смерти в Песках никому не нужна – и без нее закопают. Там же, рядышком, воют от боли трое безнадежных пациентов. В соответствии с принципами медицинской сортировки сперва занимаются теми, кому в силах реально помочь. Пока мы с ними разберемся, этим, возможно, помощь уже будет не нужна.
Кто сказал, что бинтов в достатке? Давно уже отрываем куски от нижнего белья клиентов и их приятелей. На шины разобраны все ящики в пределах досягаемости, Патрик командирован приволочь еще. Набираю, колю, перевязываю, снова колю и снова перевязываю, как заведенная механическая кукла. Рат тоже вкалывает изо всех своих мышиных сил, раздирая одежду на полосы, надергивая ампулы из кассет укладки и открывая их, завязывая узлы, собирая капельницы и когда‑то еще успевая вести медицинскую документацию и раздавать советы. Наплевав на асептику, антисептику и скоропомощные инструкции, шьём что можем чем под руку попадется – от шелковых ниток до сапожной дратвы. Какой там спирт! Уже третью бутылку раздобытого в местном кабачке дрянного виски открыли – и ни капли в рот. Все на раны, задницы, мытье рук и лап.
В глазах темно. Башка давно уже выключена. Автопилот.
Воткнуть. Перевязать. Зашинировать. Набрать. Воткнуть. Зашить. Перевязать… Рука тянется за новым рулончиком тряпья для перевязки.
– Всё, Шура.
Всё? Я, не веря своим ушам, распрямился. Огляделся. Надо же!
– Выходит, мы управились? – еще не могу поверить.
– Ага. Праздник кончился. Сто девять рыл, если я всех записала.
– А с этими как быть? – кивнул я на еще живую троицу, перемолотую лапами богини.
– Вопрос, однако. И здесь не помочь ничем, и нетранспортабельны… Наркотики делал?
– Считай, на них все и извел. А толку?
– Что делать, что делать! – раздалось откуда‑то со стороны. – Не знаешь разве?
Я повернулся на голос. На перевернутой бочке сидел все тот же охотник.
– Держи! – И он швырнул мне что‑то.
Я машинально выбросил вперед руку, поймал предмет. Больно ушибив пальцы, в мою ладонь упало затертое ложе старенького промыслового карабина.
– Что вылупился, доктор? Действуй! Тебе в удовольствие любоваться, как они корячатся? Сам же сказал: не помочь.
Сделав два шага в сторону изувеченных, я поглядел. Тот, кому на моих глазах «отказало в милости» чудовищное порождение пустыни, глухо хрипел. От распоротого живота уже попахивало гниением. Я, внутренне сжавшись, приставил к его лбу дуло ружья и, зажмурившись, потянул за спуск.
Выстрела не последовало. Охотник вздохнул:
– Неприспособленные вы, медицина! С предохранителя‑то кто снимать будет?
Тугая пупочка предохранителя не сразу поддалась усилиям моих трясущихся влажных рук. Но потом послушалась, отскочила вперед с громким щелчком, освобождая затвор. Больше я глаз не закрывал…
Общее чувство было таково: не из Песков выбрались – из могилы. Патрик даже не хотел, невзирая на смертельную усталость, оставаться ночевать, предпочитая путь через ночную пустыню кошмарам Кардина. Лишь после категорического отказа Рат он поплелся в отведенный нам зал, где вырубился, не раздеваясь, тут же. Люси отключилась через пару секунд после него, свернувшись в крошечный серый комочек на сложенной куртке Роя. Я отупел и вымотался настолько, что уснуть и то сил не было. Покуда не догадался допить остатки паршивого горлодера, недорасходованного в процессе дневных трудов, так и ворочался, таращась в высокий облупленный потолок.
Но уж едва очнулись, только нас в городе и видели. Утреннее солнце еще не успело превратить песок в раскаленную сковородку, так что путь до красной скалы мы проделали с относительным комфортом.
И уже на выезде из города мелькнул последний штрих в картине напраздновавшегося Кардина.
Между дюн, спотыкаясь, брел почерневший сгорбленный Иона, навьюченный продолговатым тюком, замотанным в драный брезент. В опущенной руке болталась заржавевшая лопата. Брел в глубь Песков – хоронить птичку, навсегда упорхнувшую от него…
Лишь оказавшись на другой стороне границы сектора, мы остановили автомобиль. Мы так торопились унести ноги, что даже не позавтракали. Теперь, в тенечке, с видом на чистый пруд, стали наверстывать упущенное.
Начальница что‑то произнесла, с набитым ртом слова прозвучали невнятно.
– Что вы сказали, мэм? Простите, не расслышал, – переспросил ее пилот. Рат проглотила, запила.
– Мерзка, говорю, богинька‑то. Любопытно, где этот гиенозавр между Фестивалями обретается?
– Почему мерзка, мэм? Вполне благовидная дама, только неприветлива больно. Прямо как Снежная королева какая‑то. А что после праздника у горожан неприятностей много, так это ж не она виновата. А как вы думаете, госпожа доктор, этим несчастным сумасшедшим, им правда у нее лучше будет или как?
Люси открыла было рот, чтобы высказаться от души, но перехватила мой взгляд.
Я отрицательно покачал головой. Мышка кивнула и промолчала.
Доели. Ополоснулись в пруду, смыв с себя грязь и страх пустыни. До чего это здорово – прохладная вода, зелень деревьев! И солнышко ласковое – не палит, греет.
– Ну, теперь, благословясь, до базы…
Глава девятнадцатая
Как иногда хочется, чтобы сломалась эта чертова рация! Но прочно устроен аппарат, чтоб его! Только‑только расслабишься, настроишься на роздых и – на тебе:
– Всем машинам «Скорой помощи»! Всем машинам «Скорой помощи»! Находящиеся в секторе Ди‑три, особое внимание! Кто есть поблизости от Трескучего Лога, ответь Зениту!
Мы обреченно посмотрели на дорожный указатель. Под стрелкой вправо значилось: «Кленицы», под стрелкой влево – «Трескучий Лог». Возвращаться к базе следовало по правой дороге.
– Может, мы еще в Песках? – робко предположил Патрик. – Раз так орут, значит, неспроста. Что‑то серьезное.
– И не надейся, – отрезала Люси.
– Это откуда такой несвоевременный гуманизм, госпожа доктор? – позволил себе поинтересоваться я.
– У тебя с совестью вообще‑то как? – хмуро буркнула начальница.
– Где была совесть, там знаешь что выросло?
– У тебя? Знаю. Жадность, нахальство и полное отсутствие понятий о субординации. Верно, Патрик?
– Так точно, мэм!
– Вот видишь. Отвечай, покуда Раиса не охрипла.
– Зенит, Зениту Песчаные бродяги один‑девять.
– Вернулись целыми, один‑девять? Что у вас там?
– У нас поворот на Трескучий Лог.
– Отменно. Принимайте срочный вызов… Приняли. Переглянулись недоуменно. Ну, ребенок. Ну, пищевое отравление. Но не грудной же – десять лет. Что он, при смерти?
– Вас поняли. Зенит. А с чего столько шума?
– Не засоряйте эфир, один‑девять. Выполняйте вызов. Трубку перехватил старший врач:
– Эй, ребята! За языками своими следите. В высший свет едете! Избави бог…