Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 28

Владислав Ходасевич (1886–1939)

* * *

Мечта моя! Из Вифлеемской дали

Мне донеси дыханье тех минут,

Когда еще и пастухи не знали,

Какую весть им ангелы несут.

Все было там убого, скудно, просто:

Ночь; душный хлев; тяжелый храп быка,

В углу осел, замученный коростой,

Чесал о ясли впалые бока,

А в яслях… Нет, мечта моя, довольно:

Не искушай кощунственный язык!

Подумаю – и стыдно мне, и больно:

О чем, о чем он говорить привык!

Не мне сказать…

Январь 1920, ноябрь 1922

Вечер

Красный Марс восходит над агавой,

Но прекрасней светят нам они —

Генуи, в былые дни лукавой,

Мирные торговые огни.

Меркнут гор прибрежные отроги,

Пахнет пылью, морем и вином.

Запоздалый ослик на дороге

Торопливо плещет бубенцом…

Не в такой ли час, когда ночные

Небеса синели надо всем,

На таком же ослике Мария

Покидала тесный Вифлеем?

Топотали частые копыта,

Отставал Иосиф, весь в пыли…

Что еврейке бедной до Египта,

До чужих овец, чужой земли?

Плачет мать. Дитя под черной тальмой

Сонными губами ищет грудь,

А вдали, вдали звезда над пальмой

Беглецам указывает путь.

1913

Алексей Хомяков (1806–1860)

* * *

В эту ночь земля была в волненьи:

Блеск большой диковинной звезды

Ослепил вдруг горы и селенья,

Города, пустыни и сады.

Овцы, спавшие на горном склоне,

Пробудившись, увидали там:

Кто-то светлый, в огненном хитоне

Подошел к дрожащим пастухам.

А в пустыне наблюдали львицы,

Как дарами дивными полны

Двигались бесшумно колесницы,

Важно шли верблюды и слоны.

И в числе большого каравана,

Устремивши взоры в небосклон,

Три царя в затейливых тюрбанах

Ехали к кому-то на поклон.

А в пещере, где всю ночь не гасли

Факелы, мигая и чадя,

Белые ягнята увидали в яслях

Спящее прекрасное Дитя.

В эту ночь вся тварь была в волненьи:

Пели птицы в полуночной мгле,

Возвещая всем благословенье,

Наступленье мира на земле.

Марина Цветаева (1892–1941)

Рождественская дама Из цикла «Деточки»

Серый ослик твой ступает прямо,

Не страшны ему ни бездна, ни река.

Милая Рождественская дама,

Увези меня с собою в облака!

Я для ослика достану хлеба

(Не увидят, не услышат, – я легка!),

Я игрушек не возьму на небо…

Увези меня с собою в облака!

Из кладовки, чуть задремлет мама,

Я для ослика достану молока.

Милая Рождественская дама,

Увези меня с собою в облака!

1910

Лидия Чарская (1875–1937)

За лучистой звездой

В ту ночь далекую, когда в степи безбрежной

В душистой южной мгле, в тиши паслись стада, —

Раздался в небесах звук гимна, тихий, нежный,





И в облаках зажглась лучистая звезда.

Хор светлых ангелов, спускаясь по эфиру,

Тем гимном возвестил, что родился Христос,

Что Он всему, всему страдающему миру

С собой великое прощение принес…

Звезда плыла в ту полночь роковую,

И пастухи за ней в смятенье духа шли;

И привела она к пещере, в глушь лесную,

Где люди Господа рожденного нашли.

С той ночи в небесах горючая, златая,

Звезда является на небе каждый год

И, сердце трепетом священным зажигая,

К Христу Спасителю рожденному зовет.

Федор Черниговец (1838–1915)

* * *

Когда из врат святого рая

Был изгнан падший человек,

Стал кочевать он в край из края,

Вдали от райских кущ и рек.

Он населил леса и горы,

Поморья, степи и луга;

Повсюду с ближним вел раздоры,

И в брате видел он врага.

И вот поработил он брата.

С природой в тягостной борьбе

Добыл свободы он и злата

И поклонился сам себе.

Но страсти, смуты и невзгоды

Разбили в нем душевный мир.

И стал шататься древний мир

В избытке рабства и свободы…

Но вот на землю Он пришел,

Людскую долю Сам изведал,

И людям новый Он глагол

Из уст Божественных поведал.

И каждый, кто внимать хотел,

То слово новое услышал

И для высоких чувств и дел

На новый путь и подвиг вышел.

Больному язвы он омыл,

Согрел нагого в день холодный,

В тюрьме страдальца посетил,

И был накормлен им голодный.

Распродал он достаток свой

И с неимущим поделился:

И вновь к нему души покой

И рай забытый воротился.

Опять легко вздохнула грудь,

И человек тепло и свято

Благословил свой трудный путь

И во враге увидел брата…

Но шли века, неслись года,

Забылась заповедь Христова;

Среди борьбы, забот, труда

Душевный рай утрачен снова.

Вернем же снова мир души,

Оставим хоть на миг усердье

К земным заботам – и в тиши

Смиренным делом милосердья

Почтим святое Рождество

Того, Кто вызвал в нас сердечность,

Явивши в Боге – человечность

И в человеке – Божество!.

Саша Черный (1880–1932)

Рождественское

В яслях спал на свежем сене

Тихий крошечный Христос.

Месяц, вынырнув из тени,

Гладил лен его волос…

Бык дохнул в лицо Младенца

И, соломою шурша,

На упругое коленце

Засмотрелся чуть дыша.

Воробьи сквозь жерди крыши

К яслям хлынули гурьбой,

А бычок, прижавшись к нише,

Одеяльце мял губой.

Пес, прокравшись к теплой ножке,

Полизал ее тайком.

Всех уютней было кошке

В яслях греть Дитя бочком…

Присмиревший белый козлик

На чело Его дышал,

Только глупый серый ослик

Всех беспомощно толкал.

«Посмотреть бы на Ребенка

Хоть минуточку и мне!» —

И заплакал звонко-звонко

В предрассветной тишине…

А Христос, раскрывши глазки,