Страница 7 из 16
Не считайтесь скорбями – кто выше, кто первый,
Вы служите Тому, кто всех первых первей,
И любите друг друга не лицемерно.
В мире много лихих сокрушителей стен,
Кто стремится всё время разбрасывать камни.
Нам же надо собрать братство душ, а затем
И настанет время нового храма.
Собирайте же камни: и каменный храм
Здесь появится, если вы сложите основание.
Он не будет подвластен пожарным огням
И многих утешит...
Вот мое завещание».
Сон Вассиана: явление Устьи
«Уходи, если время настало прощаться,
Ты, и правда, совсем уж старик.
Что ж, тебе суждено в ту часть неба подняться,
Где вечернее солнце горит.
Ты окажешься там – за рябовским лесом,
За курышинским полем, – там, где
Кто-то синим платком вытрет кровь из порезов
И повесит платок на звезде.
Но каким-то далеким безоблачным утром,
Видя крест колокольни и рожь,
По росе непокосной ты, верный мой спутник,
Как когда-то, к началу придешь.
Ты поклонишься здесь тишине и покою.
Крестным знаменем их осеня,
Ты в камнях не признаешь то, прежде родное,
Но сразу узнаешь – меня.
Ты пойдешь вниз, ко мне,
По пути узнавая
То, что раньше узнать не успел,
И заглянешь в лицо мне – лицо нашего края...
Здравствуй... отрок! Смотри – сколько дел».
2. Разорение
Храм Святой Троицы...Основан в 1492 году...
В 1548 году воздвигнут храм-башня (ныне летняя церковь)...
(Из надписи на памятной доске)
Ответ горожан полякам, подступившим под Углич
«Что вы грабите наши грады и веси?
Почто домогаетесь наших жен?
Зачем принуждаете к вашей вере,
Чтобы мы чтили не свой закон?
Или вера ваша – не прочней паутины
И не может без крови прожить?
Или жены ваши – не слаще рябины?
Так их надобно – научить!
Или пашни ваши – не богаче болота?
Так в них надо навоз положить.
Или пахари ваши – не пашут до пота?
Так их надобно – проучить!
Вы сидите в седле, небось, без подпруги?
Вы шатаетесь по Руси, как дым.
Мы вашему королю Жигимонту – не слуги,
И веры вашей панежской – не хотим».
–––
По весеннему снегу – черный монах.
Невозможно на это смотреть:
То в обитель летят горе и страх,
То движется черная весть.
Сам игумен встречает монаха-гонца,
А на том – нет лица, нет лица.
«Отец мой, я послан тебя остеречь,
Я из бедной Улеймы иду,
Там кругом уже польская речь...
Подожди: голова, как в чаду.
Дай попить, отдышаться... Сейчас, сейчас...
Боюсь начинать рассказ.
Разорили поляки многолюдный Углич,
Куда ни посмотришь – огни и дымы,
Не осталось в городе прежних улиц –
От бежавших оттуда это узнали мы.
Единодушно и храбро защищали жители город,
Отбивали наскоки разбойных людей.
Угличане две битвы сражались упорно,
А в третьей – сребролюбцы были сильней.
Оказалось, на смерть не каждый готов:
Подкупили поляки наших стрельцов.
И не грянул на башне сполóшный набат,
И Волга не прянула в страхе назад,
И солнце не скрылось в холодном дыму,
И ужас видений – был лишь одному,
И звезды остались на прежних местах...
Воистину: предательства – давно уж не чудеса.
Да, мы каялись в храме Успения
В крамоле своей, ослеплении,
Великом своем душегубстве,
Сердечном своем кривопутстве,
В хотении блага тленного
И спасения душ непременного,
Но, видать, зла в себе не увидели
Ни простой народ, ни правители.
Вот – не стало града, и люди исчезли с ним,
А кто спасся – бредет по трущобам лесным.
Из церквей теперь виден лишь небосвод;
Кто в разрушенный храм молиться придет?..
Псы да хладные гады живут в алтарях,
Иногда лишь заходят отряды бродяг,
Чтобы в кости играть на досках икон,
А хоругви срывать и срезать – для попон,
Пить мирское питье из потиров...
Не настал ли уже конец мира?
А вчера до Улеймы дошла злая рать.
Приготовьтесь и вы, как и мы, умирать:
Все они на конях, скачут быстро,
И ведет их, должно быть, Антихрист».
«Что ж,– игумен сказал, – надо с честью суметь
Смертью страдной за веру свою умереть:
Нет ни каменных стен здесь, ни доброго рва,
И оружия нет, лишь мечи, но их два;
А несломанный меч – всего лишь один,
Чтобы вербу срезать для плетенья корзин.
Нам теперь успеть бы проститься,
Исповедоваться да причаститься,
Да силы собрать в ожидании
Жизни лучшей. А страда – ее оправдание.
Ныне участь желанная, братья, пришла,
Звоните скорее в колокола:
Пусть миряне, кто хочет быть с нами,
Собираются здесь, в этом храме.
А все деньги, что пахари дали на храм,
Чтоб они не достались жадным врагам,
Закопайте на месте условном.
Тот, кто выживет чудом и деньги найдет,
Пусть на холм их тому принесет,
Кто захочет построить всё снова».
(Лишь когда-то потом этот денежный след
Будет мальчиком найден на вспаханном поле.
Но пройдут сотни лет до того,
Сотни лет...
Где ж иные следы?
В древнем камке и слове...
Ну а мелкие деньги – жертвенный сбор –
Все исчезнут в трущобах советских контор).
–––
А назавтра был солнечный день, и восток
Осветился весенним приветом.
Но от запада шел – будто новый потоп:
Стая туч ползла против света.
Это – толпы врагов, черней, чем грачи.
Как зарницы, сверкали в ней латы, мечи,
А над ними – хоругви убогие,
На хоругвях – кресты тонконогие.
И обрушилась стая на Троицкий холм,
Прошла все затворы, все входы местные,
Пролилась она – не весенним дождем,
А кровью, страдою крестною.
Стали рыскать латинцы и русские воры,
Жаждя злата церковного да жемчугов.
То, что мало всего – это поняли скоро,
И свирепство напало на чужаков.
Разорили они кресты покоища Троицкого,
Подожгли кельи иноков и самый храм;
Всё, что многолетно и многотрудно строилось,
Захотели обратить в пустоту и хлам.
Добрались они и до вассиановой гробницы,
Рассекли ее, ругаясь и смеясь,
А потом – такое не могло и присниться –
Мощи преподобного вывалили в грязь...
И никто не препятствовал этому злодейству.
Напал на окаянных – лишь деревенский пес,
Лишь он оказал им противодейство,
Но смертельный укус ему меч нанес.
И пес, заплакав, как чадо, как заяц,
Пополз, часть себя на земле оставляя,
И крик его жалкий туда полетел,
Где не было крови и резаных тел...