Страница 30 из 41
– Товарищ Мезина, они уходят и матчасть бросают! Их майор меня послал и уже укатил. Сволочь тыловая. «В связи со сложившейся обстановкой». Авиации, гад, боится.
– Не ругайся. У майора небось семья в Караганде. Шутка ли, в такую даль драпать придется, – Катрин покосилась на сопящего от натуги лейтенанта-артиллериста.
Большая часть ящиков вернулась в машину. Правда, бойцы начали растерянно переглядываться.
– Может, свяжешься с комполка? Он недалеко.
Любимов несколько смутился.
– Я на танковой рации могу. А на полковой не очень. У вас, лейтенант, радисты остались?
– Радисты есть. Связи нет вторые сутки, – пробурчал артиллерист.
– Попробуйте на нашей. Радиста нашего… Смертью храбрых. Да не возитесь. Немцы кофе попьют, действительно бомбануть могут, – намекнула Катрин.
Оба лейтенанта рысью убыли искать радиста.
Катрин тянула ящик в паре с рослым бойцом. Красноармеец поглядывал на нее, но молчал.
– Я тебя возбуждаю или еще чего?
– Комбез у вас…
– Ну да, кровь, – Катрин похлопала по штыку на поясе. – Вчера с немецкими мотоциклистами познакомились. Ничего парни были, приветливые. Там и лежат, суки. А за вид извините. Переодеться не во что.
– Работает? – нетерпеливо спросил Любимов.
– Не могу знать, – пробормотал младший сержант, не поднимая головы. – У нас не такая модель была.
– Да ты чего, Ковальчук? – изумился лейтенант-артиллерист. – У нас такие же аппараты.
– Не включается, – мрачно сказал радист, трогая ручки настройки.
– Позвольте мне посмотреть, товарищ Ковальчук, – вежливо сказал только что подошедший к машине капитан.
Катрин с некоторым изумлением смотрела, как неуклюже капитан лезет в кузов. Кобура болталась на худой заднице, как нечто совершенно противопоказанное этому тощему существу в новенькой форме и сидящей на ушах фуражке. Хрустящая от новизны полевая сумка путалась в коленях. Любимов подхватил капитана под локоть, помог.
– Благодарю, – капитан поправил очки и представился: – Капитан Рац Николай Ефремович. Исполняю обязанности начальника штаба дивизиона, – он отдельно кивнул сидящей на заднем борту Катрин. – В чем дело, товарищ Ковальчук?
– Не надо включать, товарищ капитан, – угрюмо и убежденно заявил младший сержант. – Немец запеленгует в два счета. Пришлет бомбовозы, все погибнем.
– Вы не правы, голубчик, сейчас работает столько радиопередатчиков, вряд ли их все пеленгуют, поэтому логично предположить, что—…укоризненно начал капитан.
– Голубчик?! – взорвался поначалу обомлевший Любимов. – Ты что, сука, тут мудрить вздумал? Думаешь на гауптвахте отсидеться? Видели мы эти гауптвахты. Слазь, я тебя по закону военного времени, – лейтенант без шуток рванул кобуру.
Сержант шарахнулся к борту.
– Э-э, – капитан Рац тоже явно не ожидал такого резкого развития событий.
Любимов стряхнул руку пытающегося его остановить артиллериста, ткнул дуло «нагана» в лицо побледневшему радисту.
– Слазь, с предателями разговор короткий!
– Лейтенант, сейчас каждый человек на счету, – вмешалась в приобретающий катастрофический характер разговор Катрин. – В бою сможет искупить. Я с него глаз не спущу…
Рация заработала.
– Позывные? – хрипло спросил несчастный Ковальчук.
– Я только старые знаю, – поморщился Любимов. – Попробуем?
– Подождите—…сказала Катрин.
– …Ельцин, Горбачев, ножки Буша, Паша Грачев, Герат, Грозный, одноногий Басаев, БМП, Калашников, 9 мая… Николай Андреевич, ответьте. Вызывает ЕГМ—…радист бубнил с профессиональной монотонностью.
Слегка остывший Любимов совещался с офицерами-артиллеристами. Катрин показала ему глазами, чтобы «наган» спрятал. Большая часть машин уже двинулась под защиту рощи. Тягач буксировал туда же уже второе орудие. Один «СТЗ» заводиться не желал, и с него сливали остатки горючего. Верхушки деревьев начали розоветь. Сидя в обнимку с винтовкой, Катрин с тоской думала о том, что те дни в июне были ясными и солнечными. По крайней мере здесь, у Львова.
Николай Андреевич ответил только часа через полтора. Превратившаяся в машину радиосвязи полуторка уже стояла под сенью сосен. Уставший Ковальчук поманил Катрин. Сухой голос майора Васько девушка сразу узнала, но ей пришлось ответить, как имя-отчество Горбачева и сколько Шереметьевых под Москвой. Ответы Васько удовлетворили, и Катрин передала связь лейтенанту Любимову.
Приказ был короток: «Развернуться, замаскироваться. Ждать связных с дальнейшими указаниями».
Катрин охраняла изнуренного предчувствием трибунала Ковальчука и старалась не задремать. Радист бы и сам никуда не делся. Все желающие, включая командира дивизиона, замполита и большую часть офицеров, уже «выводили личный состав». Уменьшившийся на две трети дивизион занял позиции на опушке рощи. Кроме четырех 122-мм орудий, в дивизионе сохранились 25-мм зенитное орудие, счетверенная пулеметная установка и два станковых пулемета. Катрин осознавала, что ей никогда не понять происходящее. Люди, только что готовые бросить все и бежать, окапывались, преувеличенно бодро переговаривались, готовясь к бою.
Катрин взяла Ковальчука, и они принялись зарываться. В саперных работах девушка была не сильна, пришлось слушать опытного младшего сержанта.
На шоссе темнели сгоревшие машины да так и не оживший тягач. Но пустовало шоссе недолго. Потянулись телеги, отдельные машины, потом поток отступающих усилился. Артиллеристы создали что-то вроде контрольно-пропускного пункта. Руководил там приободрившийся Любимов. Работая попеременно с радистом лопатой, Катрин поглядывала на деятельность лейтенанта. Неплохо у него получалось, уверенно. В Берлин войдет со звездочками покрупнее лейтенантских. Хотя до звездочек и погон еще воевать и воевать. Сказать, что погоны носить будет, – не поверит. Доживет? Катрин с яростью вонзила лопату в песчаную, засыпанную сосновыми иголками землю.
– Очень правильная тактика, – одобрительно закивал подошедший капитан. – Устраиваться необходимо так, будто до Страшного суда здесь воевать собираемся. Тогда вышеназванный суд подольше не наступит. Только вы бы, товарищ Ковальчук, побольше даме помогали.
Катрин сунула лопату что-то пробурчавшему в свое оправдание младшему сержанту. Капитан, похоже, хотел о чем-то ее спросить.
Рац протер очки.
– Как думаете, сегодня облачность будет умеренной?
– Весьма. Настолько, что ее совсем не будет. Вы что-то хотели узнать, товарищ капитан?
– Да. Я не совсем понимаю, какая у вас должность или звание. Но вы не могли бы откровенно мне объяснить, ваш командир полка действительно пришлет помощь? Так получилось, что под моей командой оказались люди…
Катрин в общих чертах представляла, что собирается предпринимать Васько, но это была не ее тайна.
– Товарищ капитан, я хорошо знаю командира 64-го полка. Уверена, он предпримет все для того, чтобы фашисты понесли на нашем участке наибольший урон.
– То есть не видать нам прикрытия, – догадался капитан. – Я не знаток пулеметов, но весьма сомневаюсь, что единственный «максим» способен прикрыть несколько крупнокалиберных орудий. Жаль будет глупо погибнуть. Мы бы могли принести пользу.
– Уважаемый Николай Ефремович, категорически вас уверяю – о бесполезных потерях речь не идет. Майор Васько самый расчетливый командир, которого я знаю.
– Надеюсь, вы знаете многих. Вид у вас очень… боевитый. Орудия у нас скученно стоят. Нужно бы рассредоточить. Ставить на прямую наводку. Я по танкам никогда не стрелял, понимаете?
– Что же здесь непонятного? – сказала Катрин, удивившаяся, что капитан вообще по кому-то стрелял. – Вы только не говорите об этом вслух. Бойцы будут увереннее себя чувствовать. А насчет танков – думаю, командир полка нас бы предупредил. Хотя готовым нужно быть ко всему.
– Вот и я думаю, – согласился капитан Рац. – Попробуем предусмотреть все. Задача маловыполнимая, но крайне актуальная.
Людей на опушке между тем прибавлялось. Мимо прошел лейтенант-пограничник – обе кисти у него были перевязаны, как будто лейтенант надел грязно-белые варежки. С пограничником были человек шесть обтрепанных, осунувшихся бойцов. Последним шел жуликоватого вида боец, несущий на плече ручной пулемет. Несмотря на явную усталость, он подмигнул девушке.